Взмах рукой в рыжей кожаной краге — плечи штурмана затряслись от очередей, и сдвоенный треск «Льюисов» (полусекундой позже к штурману присоединился стрелок-радист из огневой точки за крылом) пробился через гул моторов. На срезе ствола забилась огненная бабочка, по водной глади к гидроплану пробежали фонтанчики, и флайт-лейтенант довольно осклабился, увидев как русский авиатор, налетевший на струю свинца, с разбегу опрокинулся с мостков в воду, всего десяток шагов не добежав до своей машины.
Бежавший впереди меня бортмеханик Жора Васильчиков взмахнул руками и замер, словно налетел на невидимую стену. Из отверстий, возникших в спине его фасонистой лётной кожанки, на меня брызнуло красным, и Жора повалился с дощатых мостков в воду, боком, схватившись обеими руками за простреленную грудь. Над ухом мерзко взвизгнуло, но я уже перепрыгнул на поплавок и по лёгкой дюралевой лесенке взлетел на плоскость. За мной карабкался Егор-пирокинетик — когда поднялась суматоха он выскочил из палатки и, увидав меня, рванул следом. Рёв наверху стал оглушительным, и две летающие лодки одна за другой пронеслись над самыми головами, едва не задевая заострённым днищем нашего самолёта — на плоскостях и фюзеляжах я разглядел трёхцветные сине-бело-красные круги в тонкой белой окантовке.
...Британцы! Королевские, мать их, Воздушные Силы! Откуда они тут взялись?...
Английские самолёты один за другим легли в правый вираж. Их пулемёты молотили длинными очередями, вспенивая сотнями фонтанчиков воду вокруг стоящего поодаль ЮГ-1.
— Студенты? — хрипло заорал командир корабля. — С пулемётами справитесь?
Почему-то лётчики с первого же дня стали называть спецкурсантов «студентами».
— С пулемётами справитесь? — повторил за лётчиком штурман. Он со скрипом разворачивал свою спарку в сторону заходящих на новый круг летающих лодок. — Жорку убило, стрелков нет, становитесь к турелям! Больше некому!
Я кивнул. Обращению с дегтярёвскими пулемётами нас учили ещё на занятиях в «особом корпусе» — правда, с пехотным вариантом, который, к счастью, не так уж сильно отличается от авиационного ДА. К тому же в аэроклубе, который мы посещали ещё до нашей «загранкомандировки», имелся самопальный тренажёр в виде качающегося деревянного ящика на помосте. В ящике была установлена настоящая турель, снятая со старенького Р-1. Пулемёт на ней, правда, был нерабочий, но зато можно было, заняв место воздушного стрелка, попрактиковаться в прицеливании по расставленным метрах в двадцати фанерным листам с силуэтами аэропланов — в то время как двое или трое человек изо всех сил раскачивали «кабину» за длинные деревянные ручки.
На приобретённые тогда навыки я и рассчитывал, когда, услыхав заполошный крик «Воздух!», кинулся к гидропланам. Кричал старшина пограничников — сейчас он стоял на берегу, в белой нательной рубахе, сапогах и форменных галифе, и выпускал навстречу врагу пулю за пулей из своего карабина.
— Погодите! Возьмите меня! Меня возьмите, я «Дегтярёв-авиационный» хорошо знаю, и стрелять приходилось!
Я заглянул вниз — на поплавке стоял пограничник Сергеев. В отличие от своего командира, ни натянуть галифе, ни даже сунуть ноги в сапоги не успел. Ну конечно, всякий, хоть раз беседовал с нашими летунами, в курсе, что бортстрелков у них нет — остались в Мурманске, чтобы не занимать место, нужное для груза и пассажиров. И уж тем более это известно Сергееву, даром что тот крутится возле самолётов всякую свободную минуту.
— Да ты, боец, как Чапай, тот тоже по белякам из пулемёта в одних подштанниках крыл! — несмотря на всю драматичность момента, пилот нашёл силы для язвительной реплики. — Давай, сыпь к «Юнкерсу», там тоже стрелков не хватает. А у нас, сам видишь, комплект!
Сергеев выдохнул «Естьтащлётчик!», сиганул на мостки и, сверкая голыми пятками, побежал к другому гидроплану. Оттуда ему уже махали шлемофоном.
— А вы чего встали? — заорал пилот на нас с Егором. — Быстро по местам, взлетаем!
— От винта! — стоящий на поплавке техник рванул лопасть пропеллера и, не удержавшись, спиной вперёд полетел в воду, где уже плавал лицом в них Васильчиков. Мотор нашего фыркнул, провернул пропеллер, и затарахтел, плюясь струйками голубого газолинового дыма. Двумя секундами позже звук удвоился — запустился и второй двигатель.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я не успел затянуть ремни, которыми полагалось пристёгиваться к сиденью воздушного стрелка, как ТБ-1, взревев моторами, развернулся и пошёл на взлёт. Поплавки часто захлопали по низким волнам, машина то подпрыгивала, то снова хлопалась в воду, поднимая тучи брызг, а в лоб нам уже заходила летающая лодка, и на носу у неё пульсировал оранжевый огонёк. Торопливое «так-так-так» пробивалось сквозь сдвоенный рёв наших моторов, пули с тупым звуком пробивали дюраль фюзеляжа, но ТБ-1 был слишком велик, чтобы десяток другой пуль винтовочного калибра могли нанести ему серьёзные повреждения — разве что, угодили бы в бензобаки, двигатели или достали пилотов, но этого, к счастью не произошло. Пока не произошло, поправил я себя, англичан четверо, лупят они из восьми стволов, так что рано или поздно кому-то должно повезти.
Над ухом у меня оглушительно загрохотало — не будь я пристёгнут, наверняка сковырнулся бы с сиденья вниз. Это Егор раньше меня ударил из своей спарки навстречу англичанину. И, похоже, то ли он, то ли штурман, то ли погранцы, торопливо опорожняющие в небо магазины «мосинок», сумели не промахнуться — летающая лодка отвернула в сторону, волоча за собой жидкую струйку дыма. В этот самый момент наш самолёт оторвался, наконец, от воды и сразу заложил правый вираж с набором высоты. Да так круто, что нам с Егором, чтобы не потерять из виду приближающихся англичан, пришлось поднимать дуги своих турелей и привставать, насколько позволяли ремни, с сидений, перегибаясь вместе с пулемётами через вставший дыбом гофрированный борт.
Флайт-лейтенант не первый год выписывал авиационный журнал «Flight International» — надеясь лет через десять дослужиться до генеральских погон, он внимательно следил за публикациями, касающимися новых веяний в тактике военно-воздушных сил. И хорошо знал о популярной в последние годы концепции «воздушных крейсеров» — больших многомоторных самолётов, несущих многочисленные огневые точки с пулемётами и даже авиапушками. Задачей этих машин по замыслам теоретиков воздушной войны должно было стать сопровождение тяжёлых бомбардировщиков — подобно тому, как линейные парусные корабли сопровождали когда-то конвои с войсками, отгораживая их своими орудиями от нападения вражеских фрегатов.
Особо популярной эта концепция стала в большевистской России — в журнале нет-нет, да и мелькали сообщения о разработке подобных машин на основе тяжёлых бомбардировщиков русскими конструкторскими бюро. Флайт-лейтенант с особым вниманием изучал эти статьи — но никогда не задумывался всерьёз, что и ему однажды доведётся встретиться в бою с противником, использующим такую тактику. Неудивительно: ведь он всю свою лётную карьеру провёл на летающих лодках, чья работа — дальняя морская разведка и охота за субмаринами, а отнюдь не перехват тяжелобомбардировочных армад, сопровождаемых, к тому же, «воздушными крейсерами»…
Когда в небе схватываются маневренные одно— и двухместные истребители, то они гоняются друг за другом в стремительной трёхмерной карусели, стараются зайти неприятелю в хвост, изрешетить пулемётными очередями. Но если речь идёт не о классическом «dogfight», а о «воздушной баталии» громоздких, неповоротливых тихоходов, удача скорее всего окажется на той стороне, которая может обеспечить наибольшую плотность огня — а по этому важнейшему параметру гидропланы большевиков крыли авиагруппу Королевского Воздушного Флота, как бык овцу. Мало того, что на этих двух машинах насчитывалось двенадцать стволов, в полтора раза больше, чем на четырёх летающих лодках «Пегасуса», эти пулемёты ещё и стояли попарно — а значит, обеспечивали куда большую плотность свинцового потока; вдобавок, верхним огневым точкам русских не мешала высокая бипланная коробка, позволяя стрелкам маневрировать огнём, сосредотачивая его на одной цели.
