метров.
Наш Пакар уже шел медленно в гору навстречу маршу русских войск, проделанному ими 140 лет тому назад. Читатель, вспомни, может быть, и твой предок проходил здесь по горам за своим фельдмаршалом и «крутил свой длинный ус»… Дорога становилась всё круче — поворот под острым углом, затем подъем, потом снова поворот… По бокам всё грознее нависали скалы, внизу шумел горный поток, а в ущелье становилось всё темнее, отдавало сыростью и постепенно наступал, по мере дальнейшего продвижения вперед, зловещий полумрак. Опять поворот… В упор перед машиной отвесная скала… я кинул кверху взор, не отрываясь от руля, и вдруг почувствовал, как что-то задрожало у меня в груди: передо мной выступал огромный крест высеченный в граните[212], а под ним лавровый венок и надпись на русском языке, окаймленная бронзовыми мечами:
ДОБЛЕСТНЫМ СПОДВИЖНИКАМ
ГЕНЕРАЛИССИМУСА ФЕЛЬДМАРШАЛА
ГРАФА СУВОРОВА РЫМНИНСКОГО
КНЯЗЯ ИТАЛИЙСКОГО
погибшим при переходе через Альпы в 1799 году.
Я молча смотрел и читал надпись. Я «не облился слезами» и не бросился обнимать крест, в жестокое наше время такие романтические излияния нам стали, уже, к сожалению, недоступны. Да я и не смог бы этого сделать при всем своем желании — нас разделяла пропасть и на дне ее грозно шумел поток. На этом самом месте была тогда с утеса на утес перекинута узкая арка — Чертов мост, который и был с боем перейден под губительным огнем французов российскими чудо-богатырями, проникшими на него через низкий и узкий туннель и обильной кровью заплатившими за каждый свой шаг…
«Помилуй, Бог! Мы русские, какой восторг…»
Дорога повернула направо. Я переехал через шоссейный мост… Еще два километра. Альпийское село Андерматт. Высота 1445 метров.
В летнюю пору село Андерматт, расположенное на плоскогорье, — излюбленное дачное пребывание приезжающих сюда горожан в поисках прохлады, а также место ночевки автомобилистов, переваливающих через Сен-Готард; зимой же здесь царит не меньшее оживление в виду наплыва любителей зимнего спорта. Но в то же время Андерматт является стоянкой большого гарнизона швейцарских войск, охраняющих на горных перевалах южную границу Швейцарской Конфедерации.
Форма швейцарской армии очень похожа на немецкую, то же сукно фельдграу, те же штыки на поясах у солдат, с темляками у унтер-офицеров, и подтянутые офицеры имеют корректный воинский вид. Строгое и отчетливое отдание чести. В наступающих сумерках все они ходят группами по улицам городка, встречаются, приветствуют друг друга, останавливаются, разговаривают, рассаживаются на террасах кафе живописными группами. Зажигаются огни городка. Всё еще находясь под острым впечатлением недавнего переезда через Чертов мост, мне вдруг стало чудиться, что уголовные уборы швейцарцев начали, изменяться, вытягиваться, принимать форму медных киверов суворовских чудо-богатырей, мундиры удлиняться, их фельдграу переходить в другую окраску, в сине-красные тона павловских мундиров, в руках солдат я уже вижу тяжелые фюзили с блестящими трехгранными штыками, в ушах, как наяву, начинает звучать старинная еще допушкинская русская речь…
А где же сам батюшка Александр Васильевич?
Я захожу в писчебумажный магазин и спрашиваю открытки с видами Чертова моста и Креста-памятника.
— Скажите, биттэ шен, — говорю я продавцу, — есть ли у вас тут Суворовский музей?
— Нет, мейн херр, музея у нас нет, но существует дом, где останавливался генералиссимус и мраморная доска на нем: 253, Санготхардштрассе. А почему это вас интересует, позвольте спросить?
— Я — русский, — отвечаю я нерешительно.
— Ах, Вы русский! у нас очень редко бывают теперь здесь ваши соотечественники. Суворов! Мы все, швейцарцы, в детстве на школьной скамье изучаем походы генералиссимуса. Отсюда через Чертов мост, он провел свои войска в Муттенскую долину, потом через долину Кленталь к Глариссу… Да, мейн либер херр, наши прадеды, наши деды, отцы, мы сами и наши дети всегда помнили, чтим и не забудем светлую память генералиссимуса, возвратившего нам нашу независимость и свободу.
Мы молча пожали друг другу руки, и я вышел из магазина с запасом открыток, испытывая в то же время какое-то давно небывалое — счастливое чувство на душе. Русский! Сколько великого в этом слове, и… как мы успели за эти долгие годы надоесть всем с нашим несчастьем, с нашим горем и со стоящими за нашими плечами зловещими призраками коммунизма и большевизма, отравляющими вот уже 30 лет международную жизнь, внося в нее злобу, разлад и неуверенность в завтрашнем дне. Да, здесь прошли когда-то наши чудо-богатыри, неся на своих штыках свободу и справедливость, никого не ограбили, никого не убили и не изнасиловали, стяжали себе незабываемую признательность, неувядаемую славу и вечную память…
Я тотчас же пошел по указанному адресу на Санготхардт-штрассе и без труда нашел дом и мраморную доску с надписью[213]:
QUARTIER
DES GENERALISSIMUS
SOUVAROFF
Am 25 September 1799
Здесь, наверное, провел бессонную ночь престарелый фельдмаршал, перед делом у Чертова моста, на военном совете в присутствии великого князя Константина Павловича, окруженный своими генералами и офицерами. Городок спал. Перед домом горели костры, возле которых толпились дежурные адъютанты и конные вестовые: на их лицах дрожало пламя, бросая в то же время «гигантские движущиеся тени на освещенные огнем стены домов. С гор дул холодный ветер. Крупными хлопьями начинал валить талый снег… По временам из дверей дома выбегал Прошка[214], денщик Суворова, хлопотал и заботливо ворчал, что его барин не изволят-де ложиться почивать, на рассвете пропел петух… Всё встрепенулось… Русские двинулись на штурм Чертова моста…»
Выехав из деревни при сиянии раннего утреннего солнца, мы выбрали наш путь, проходящий пока что еще по плоскогорью, по направлению на виднеющиеся вдали горные вершины. Вскоре наш Пакар стал медленно «забирать высоту». Перед нашими глазами высились почти отвесные утесы, по обрывам которых была видна вьющаяся спиралью шоссейная дорога. Мы поднимаемся всё выше и выше. Поворот под острым углом… подъем, опять поворот, снова подъем… поворот… Иногда, когда мы едем по краю пропасти в несколько сот метров глубиной, сидящие в машине не видят край дороги, и тогда у них создается жуткое впечатление, что автомобиль устремляется в пустоту, и это ощущение еще больше обостряется, когда под нами начинают расстилаться облака, лежащие, на подобие гигантских комов ваты в междугорном пространстве… По мере подъема стал ощущаться шум в ушах, а по временам даже как бы их закупорка. К счастью в нашем распоряжении оказалось прекрасное средство борьбы с этим явлением — американская жевательная резина; сказано, сделано — положили себе в рот это чудодейственное вещество, энергично задвигали челюстями и еще с большей