В частности, выпускались, недоступные гражданам нашей страны книги Мандельштама, Вагинова, Булгакова, Цветаевой…
В начале повествования я не раз говорил, что магнитиздат по сравнению с самиздатом оказался значительно более распространен, доступен и неподконтролен советской цензуре, однако по загадочным (лично для меня) причинам он не входил в сферу интересов конторы, которая финансировала International Literary Center, «вражьи голоса» и прочие «дружественные» организации.
На мой вопрос, распространялось ли ее агентством что-нибудь кроме книг, а именно пластинки Галича, Солженицына, Шария или кассеты эмигрантов третьей волны, Вероника Штейн ответила отрицательно. Ни единая аудиозапись не попадала к ней. Более того, она, будучи доброй знакомой продюсера альбома Нугзара Шария Виктора Кабачника, от меня впервые услышала о том, что он имел отношение к выпуску какой-то пластинки.
Еще до отъезда Вероника часто общалась с Александром Галичем. Поэт был частым гостем в их доме в Чапаевском переулке. Сохранилось множество снимков той поры. Когда в 1976 году Александр Аркадьевич прилетел в Нью-Йорк, они, конечно, встречались. К тому моменту у него вышло уже три пластинки. Но он не привез с собой ни одной. Не то что для распространения, а даже в подарок. И никаких разговоров (несомненно, будучи осведомленным о месте работы своей знакомой) не вел.
Хотя всего за год до этого Г.Рар и А. Югов в интервью «Песня, жизнь, борьба», опубликованном впоследствии в журнале «Посев», задали барду вопрос:
«Считаете ли вы, что поэзия под музыкальный аккомпанемент как бы обретает самостоятельное значение? В Советском Союзе мы видим длительный и устойчивый интерес самой широкой публики к этой форме поэзии».
И получили конкретный ответ:
«Я считаю, что эта форма, хотя и была изобретена до Гуттенберга, естественно возродилась в наши дни, когда книгопечатание, к сожалению, занимает в жизни среднего человека значительно меньшее место, чем телевизор, магнитофон и радио. Ия думаю, что эта форма не только не будет отмирать, но, наоборот, будет совершенствоваться и развиваться. Потому что, скажем, как только видеофоны (которых сейчас еще очень мало и которые очень дороги) станут предметом массового потребления, они еще больше усилят интерес к этому жанру. Я это знаю просто — простите — по собственным выступлениям… Я не только не думаю, что этот жанр исчерпал себя: наоборот, он, по существу, только начинается…»
Так почему же западные спецслужбы не использовали запрещенные песни как средство пропаганды в холодной войне на официальном уровне?! Я не понимаю.
Ну хорошо, допустим, с их точки зрения пластинки не очень удобны при перевозке, но в семидесятых уже появились компакт-кассеты. Согласитесь, растиражировать ленту, куда проще, чем прятать тома запрещенных книг.
Опять же вопрос: пусть не песни, но почему не получили широкого распространения аудиокниги, начитанные на пленку? Мне известна только одна (!) такая попытка. Сбежавший в 1972 году на Запад видный ученый-советолог, бывший переводчик на Нюрнбергском процессе и ученый секретарь Академии наук СССР по разоружению Михаил Восленский выпустил на кассете свой разоблачительный роман «Номенклатура». Быть может, невидимые «полководцы» фронтов холодной войны считали, что музыка в их нелегком труде — это слишком легковесно и неэффективно. Или полагали, что внутренней «пятой колонны» в СССР в лице сотен бардов, исполнителей блатного фольклора, а впоследствии рок-групп и так достаточно. Теперь не спросишь…
Наверняка в КГБ знали, что все эти запрещенные к ввозу в СССР пластинки с эмигрантскими песнями были всего лишь проявлением частной инициативы. Но бились они с этими чуждыми нам «нотами протеста» яростно, доказывая начальству, что не зря едят свой хлеб. Правда, добились лишь стойкого интереса к запретному плоду.
* * *
А что же сегодня, когда все можно и цензуры (по крайней мере столь агрессивной) давно нет? Можно ли хоть какие-то песни считать оружием или эта функция давно атрофировалась, исчезла за ненадобностью и нынче песни только развлекают?
В самом центре Москвы, на Кузнецком, в представительстве издательства «Посев» (что, кстати, в двух шагах от «Музея ГУЛАГа»), среди мемуаров видных деятелей НТС и радио «Свобода», стихов Галича и романов Максимова продается лазерный диск «Песни ГУЛАГа», записанный не где-то подпольно, а у нас, в Петербурге, известным хором.
Обложка кассеты с записью антисоветской книги ученого-невозвращенца Михаила Восленского. «Номенклатура»(1976)
Но кого теперь удивишь лагерными песнями? Включай радио и слушай. Нынче в ходу иные мотивы и сюжеты. А главное — стали другими способы распространения информации.
Не знаю как вы, а я верю, что история развивается по спирали. Чуть успели отогреться, как снова похолодало. Заходишь в Интернет, и словно открываешь газету «Правда» сорокалетней давности. Только звучат былые призывы теперь не из уст партийных цензоров, а из-за границы, из свободного, так сказать, мира.
После исполнения Олегом Газмановым в Кремле на концерте в честь 20-й годовщины Конституции России песни «Я родился в СССР» бывший министр обороны Литвы Раса Юкнявичене потребовала объявить российского певца персоной нон-грата в ее стране. Возмутили экс-чиновницу строчки про то, что «Украина и Крым, Беларусь и Молдова — это моя страна! / Сахалин и Камчатка, Уральские горы — это моя страна! / Красноярский край, Сибирь и Поволжье, Казахстан и Кавказ, и Прибалтика тоже. / Я рожден в Советском Союзе, Сделан я в СССР!»
Не прошло и года, как уже МИД Латвии внесло в «черный список» Иосифа Кобзона, Валерию и все того же Газманова. Из-за их позиции по Украине и присоединению Крыма въезд в эту прибалтийскую республику артистам отныне запрещен. События в нэзалэжной подкинули дровишек в, казалось бы, затухший костер идеологической битвы. Всемирная сеть полна роликами с песнями об «оккупантах» и «русском сапоге».
В ответ российский автор-исполнитель Александр Скляр размещает в соцсетях композицию «Война на пороге». А его коллега Андрей Макаревич тут же выражает свою позицию «Песней про Крым».
Прогресс не стоит на месте. «Вершиной» музыкальной борьбы стало появление в Интернете клипов украинской группы «Мирно Саблич». Теперь «новаторы» пропаганды используют не только мелодии российских шлягеров, но и видеосъемку популярных исполнителей. Включаешь такое видео, а там будто бы поет Николай Расторгуев из группы «Любэ» на мотив «Комбат-батяня»:
Донбасс восстанет, восстанет Донбасс.Услышь нас, Челябинск, услышь нас, Кавказ.Ни пяди не будет вам нашей земли,Валите в Москву, москали…
А это, применяя еще с Великой Отечественной известные методы (вспомните случай на Волховском фронте с Клавдией Шульженко в 1942-м), имитируют голос народного артиста и многих других российских звезд (от Лидии Руслановой до мультгероев из «Бременских музыкантов») украинские хлопцы. Симптоматично, что участники группы не хотят выступать на сцене, рассказывать о себе и даже отказываются публиковать свои фотографии, предпочитая «полуанонимность».
«Все так, — заметит дотошный читатель. — Но ведь к заявленной на обложке теме вышеперечисленные факты имеют лишь косвенное отношение!»
Действительно, в современной реальности эмиграция до недавнего времени никак себя не проявляла на фронте музыкальной пропаганды. Но время идет, и на наших глазах набирает силу новая, не знаю уж какая по счету, волна эмиграции, и несет она с собой немало сюрпризов.
В конце мая 2015 года в одной из социальных сетей прославившийся в девяностые песней «Я убью тебя, лодочник» и перебравшийся недавно в США автор-исполнитель Профессор Лебединский обратился к своим «френдам» с просьбой. Цитирую:
«Дорогие мои друзья и единомышленники! Если мы все шут заодно и понимаем масштабы катастрофы, происходящей с мозгами миллионов россиян под давлением страшной пропаганды, то примите вместе со мной посильное участие в деле борьбы с российской телевизионной болезнью и «ватничеством»! Я написал песню по мотивам «Гопников» Майка Науменко с абсолютно новым текстом на злободневную тему и хочу сделать мультяшный клип на нее, чтобы расшевелить мозги зомбированным, чтобы показать, что такое плохо и как поступать нельзя, чтобы люди начали хотя бы задумываться о том, что делают они, и что происходит вокруг них… Дамо песни прикладываю».
Будучи как раз в это же время погруженным в работу над этой книгой, я, естественно, заинтересовался и, кликнув на ссылку, услышал:
Кто смотрит взахлеб Киселева, НТВ и «Первый канал»,Кто верит любому адову бреду,Что б ящик ему ни сказал,Кто молится на свой айфончик,Кто лелеет с огрызком планшет,Кто ездит на «форде», «шевроле» и «харлее»,Но орет: «Пиндосам нет!»,Кто будет хвастаться пьяный,Что дед служил в НКВД…Это — ватники!Это — ватники!Я верю, что ты не такой!
Что сказал бы на это сам Михаил Науменко, умерший еще в 1991 году, неизвестно. А российский писатель Захар Прилепин, лауреат едва ли не всех литературных премий начитывает жесткий рэп:
