Творческая мысль лихорадочно работает, созидает, обновляет... Нет предела для созданий его мысли, нет конца гениальным замыслам... Его великая душа стремится объять необъятное...
«Окно в Европу!.. Нет, мало того! Все двери настежь, великие объятия великой страны – настежь!.. Я взял море, оно теперь мое, и моими станут все океаны... Никогда не будет заходить солнце в моей стране... Уже совершилось небывалое... Завтра же повелю монетному двору выбить медаль с написанием на оной: „Не бывалое бывает“[8]... Завтра же отправлюсь выбрать место для заложения крепости моей новой столицы... А там приходи, швед, милости просим»...
Уже совсем рассветало, когда государь возвращался к своей палатке.
Проходя мимо ставки царевича Алексея Петровича, он услыхал там голоса.
«И Алексей не спит, – сказал про себя государь. – А може, встал уже».
И царь вошел в палатку сына. Там он увидел старого полкового священника, который, сидя рядом с царевичем, показывал ему что-то в раскрытой перед ним рукописи.
При виде государя царевич и священник быстро встали.
Подойдя под благословение и поздоровавшись с царевичем, государь спросил:
– Что это у вас за рукописание?
– Летописец, государь, древний, – отвечал священник. – И я вот показываю благоверному царевичу знамение, его же Господь и сподоби и тебя, благоверный государь.
– Какое знамение?
– А то знамение, государь, что брезе реки сей и на море родичи твои, святые мученики Борис и Глеб, помогаша тебе одолети врага, как помогли они, во время оно, сродственнику твоему, святому благоверному князю Александру Невскому, сокрушити врагов на сих же невских берегах. И зде, в сем же летописце, оное знамение и чудо записаны.
Государь взял рукопись, раскрытую на том месте, где летопись повествовала о видении старца Пелгусия и о поражении шведов новгородским князем Александром Ярославичем на берегах Невы при чудесной помощи святых Бориса и Глеба.
– Сказание о старце Пелгусии мне ведомо, а токмо как оно записано в летописце, сего я не читал, – сказал Петр.
– Так прочти, государь, – сказал священник, – и царевич послушает.
Заинтересованный, царь стал читать:
– «Бе некто муж, старейшина в земли Ижорской, именем Пелгусии. Поручена бе ему стража морская. Восприять же святое крещение и живеше посреде рода своего, погана суща, и наречено бысть ему имя в святом крещении Филипп. Живяше богоугодно, в среду и пяток пребывания в алчбе, там же сподоби его Бог видению страшну. Уведав силу ратных...»
– То были рати шведского короля Бергеля, государь, – пояснил священник.
– Бергера, а по другим – Биргера, – поправил его государь, и продолжал чтение: – «И иде оный Пелгусии противу князя Александра, да скажет ему стани, обрете бо их. Стоящю же ему при край моря, стрегущи обои пути и пребысть всю нощь в бдении. Яко же нача выходити солнце, и услыша шум страшен по морю, и виде насад (судно) един гребущ, посреди же насада стояща Бориса и Глеба в одеждах червленых, и беста руки держаще на рамах, гребцы же седяща аки в молнию одеяны. И рече Борис: „Брате Глебе! Вели грести, да поможем сроднику своему Александру“. Видев же Пелгусии таковое видение и слышав таковой глас от святую, стояще трепетень, дондеже насад отыде от очию его. Потом скоро поехал к Александру, он же, видев его радостными очемы, исповеда ему единому, яко же видя и слыша. Князь же отвеща ему: „Сего не рци никому же...“
Петр остановился в задумчивости.
– И меня, государь, сподоби Господь такова же видения, – проговорил священник.
– Как? И тебе было видение? – с недоверием спросил государь.
– Было, о царю! – торжественно воскликнул священник. – Я видел, государь, как рядом с тобою взыде на большой свейский корабль святый Борис, огненным мечом поражая свеев, а Глеб стояще поруч с Александром Данилычем, на меньшем корабле, посекая огненным же мечом врагов нашей церкви.
– И ты все это видел? – с улыбкою спросил царь.
– Видех, государь, в нощи, в сонии, – смело отвечал попик.
– А! Во сне?
– В сонии, государь, духовными очима.
– А! Духовными...
Государь взглянул на царевича.
– Я верю... Без веры нет спасения... Вера – сила необоримая, – тихо сказал государь. – В Евангелии читается: «Аще имати веру яко зерно горушно, – говорил Христос ученикам, – и рече-то горе сей: – „Прейди отсюда“– тамо и прейдет...»
– Аминь, – подтвердил попик и многозначительно глянул на царевича.
23
В тот же день государь собрал военный совет для решения важного государственного дела: в каком месте при устьях Невы заложить крепость и новую столицу Российского государства?
Перед открытием совета генерал-адмирал Головин, первый в России кавалер знатнейшего ордена св. Андрея Первозванного (вторым был гетман Мазепа), торжественно возложил знаки этого ордена на главных виновников морской победы над шведами – на самого царя и его любимца, Меншикова. Таким образом, государь был третьим кавалером высшего в России ордена.
Военный совет постановил: тотчас же отправиться в полном составе для всестороннего осмотра всех устьев Невы, ее дельты и всех омываемых устьями Невы островов.
Маленькая флотилия, проследовав Большою Невой все ее течение, вышла на взморье.
Шведский флот все еще стоял неподвижно против устья Большой Невы, но на таком расстоянии, что пушки его не могли досягать до скромной флотилии русских карбасов, как бы дразнивших собою шведских великанов. С кораблей заметили царя и его приближеннных. Зрительные трубы шведских капитанов направились на дерзкие лодчонки.
Меншиков снял шляпу и замахал ею в воздухе...
– Здравствуйте, други, несолоно хлебавши! – крикнул он.
Государь весело рассмеялся. Взор его выражал вдохновенное торжество.
– Близок локоть, да не укусишь, – сказал он.
– Они грозят кулаками, государь, – заметил Ягужинский. – Зоркие глаза Павлуши заметили эту бессильную угрозу.
– Кабы мы не лишили их лоцманов, нам бы не справиться с Нумерсом, – серьезно заметил генерал-адмирал. – Кстати же и ветер им на руку с моря.
– Да и вода поднимается, им же на руку, – сказал и государь.
Головин, сам правивший рулем на царском карбасе, скомандовал гребцам, и царский карбас вместе с другими стал огибать, по взморью, остров Хирвисари, ныне Васильевский, чтобы войти в Малую Неву.
– И чего они стоят в море? Чего ждут? – говорил Петр.
– Подмоги, чаю, государь, сухопутной, либо от Выборга, либо от Нарвы, – заметил Головин.
– Добро пожаловать! – сверкнул глазами Петр. – Мои молодцы теперь уже не те, что были под Нарвой, наука нам впрок пошла.
Долго маленькая флотилия плутала по лабиринту всех рукавов Невы. Обогнув остров Хирвисари со взморья, она проследовала Малой Невой вверх, мимо острова Койвисари, ныне Петербургской стороны, и мимо маленького острова Иенисари, где ныне крепость, и повернула в Большую Невку, следуя мимо острова Кивисари, ныне Каменного, мимо Мусмансгольма, ныне Елагина, и, обогнув остров Ристисари, ныне Крестовский, Малою Невою вошла опять в Большую Невку.
На всем останавливался взор царя, все обсуждала и взвешивала его творческая мысль, во все вникал его всеобъемлющий гений.
– Сими дыхательными путями будут дышать великие легкие моей России, – говорил он в каком-то творческом гипнозе.
– Отдушины знатные, – согласился Головин.
– Воды что в Ниле, – продолжал государь.
У него из ума, по-видимому, не выходил Александр Македонский с его новой столицей в дельте Нила.
Меншиков, умевший отгадывать мысли царя, заметил:
– А поди, он, Александр Филиппович, не с таким тщанием, как ты, государь, изучал дельту Нила.
– Да у Александра Филиппыча, чаю, не стоял за спиной Нумерс со шведским флотом, как ноне у меня, – проговорил Петр.
Карбасы, выйдя из Большой Невки, снова повернули вниз по Большой Неве.
– Стой! – сказал царь, когда его карбас поравнялся опять с островом Иенисари. – Осмотрим сие место.
Карбас причалил к берегу. Все вышли на островок и исследовали его со всех сторон.
– Государь! – вдруг радостно воскликнул Павлуша Ягужинский. – Изволь взглянуть наверх.
– Что там? – спросил Петр.
– Над тобою, государь, кружит царь-птица! – с юношеской живостью говорил Павлуша. – Орел над тобой; государь, – счастливое знамение.
– Откуда тут быть орлу? – удивился царь.
– А вон и гнездо на дереве, государь, – сказал Меншиков.
Огромная шапка, точно гнездо аиста, чернелась между ветвей с начинавшими распускаться зелеными листьями.
– Знамение, знамение! – радовался Ягужинский. – Такой же орел кружил над Цезарем, когда он переходил через Рубикон.
Государь задумчиво следил за плавными взмахами гигантских крыльев царственной птицы.
– Какой полет! – тихо заметил он.
– Твой полет, государь, – сказал Меншиков.
Исследовав островок Иенисари и его окрестности, государь остановился на решении, что лучше этого островка для сооружения крепости и быть не может.
