- А теперь убирайся побыстрее отсюда, обожаемый мой олух, сладчайший мой в мире живых и в Стране Теней! Выполняй идиотское поручение Нингобля, которое наверняка закончится твоей смертью, глупыш! Зачем ты так легко согласился? А потом гони на юг, словно тебя преследуют все силы ада. Если ты погибнешь по пути, найдешь меня здесь. Я плюну тебе в лицо, не скажу более ни единого слова и ни разу не разделю с тобой твою черную мшистую постель. Такова смерть.
Так в лигах друг от друга Фафхрд и Серый Мышелов одновременно, словно два перепуганных мышонка, выскочили из двух черных павильонов и разом увидели на востоке отливающее стальным блеском Голубое Пламя, подобное длиннейшему и самому сверкающему из стилетов, узким синим клинком вонзающееся в нависшую мглу: огня выше они еще не видели. Для Мышелова Пламя было чуть к югу, для Фафхрда - к северу. Оба отчаянно лягнули лошадей и помчались - пути их сходились все ближе и ближе. После подобной встречи с любимой предстать перед Смертью казалось обоим желаннее всего - чтобы убить погубителя всего живого или уж, наконец, погибнуть.
Но пока они так мчались, Фафхрд почему-то начал вспоминать, что Влана-то была лет на десять старше его, а Мышелов никак не мог отделаться от мысли о глупости Ивриан и ее дурацкой спеси.
Так нетерпеливо скакали они вперед, с радостью и остервенением приближаясь к синему столбу пламени, который становился все ярче и ярче, пока не увидели, что он исходит из громадной трубы, что высилась посреди громадного низкого черного замка, распахнувшего двери и окна на невысоком длинном холме.
Во двор замка они въехали бок о бок. Ворота и двери были распахнуты настежь… оба героя даже не почувствовали присутствия друг друга. В стене из черного гранита находился глубокий очаг, синее пламя его слепило, самый яростный из языков поднимался в трубу, его-то они и заметили издали.
Перед камином стояло эбеновое кресло, покрытое черным бархатом, и на этом самом грозном из седалищ и покоилась сверкающая черная маска во все лицо с широко раскрытыми глазницами.
Восемь подбитых сталью копыт белого и черного коней смертным грохотом процокали по черному булыжнику.
Фафхрд и Мышелов спешились и направились соответственно к северной и южной сторонам покрытого черным бархатом эбенового кресла, на котором покоилась разукрашенная маска Смерти. К счастью, быть может, Смерть тогда отлучилась по делам… или отдыхала.
И в этот миг и Фафхрд и Мышелов вспомнили, что каждый из них поклялся Нингоблю и Шилбе убить друга. Мышелов выхватил Скальпель. Так же молниеносно в руках Фафхрда оказался Серый Жезл.
Они стояли лицом к лицу, готовые убивать.
Но в тот же миг длинный блестящий ятаган, быстрый как свет, мелькнул между ними. Черная блестящая маска оказалась перерубленной пополам точно посередине - от черного подбородка до черного лба.
Потом быстрый меч герцога Даниуса обратился направо, на Фафхрда. Северянин едва успел отбить удар, глаза герцога были безумными. Тогда блестящий клинок метнулся в сторону Мышелова, в свою очередь успевшего уклониться.
Тут-то обоих героев, конечно, и ожидала гибель - кому же по силам справиться с безумцем? - если бы в этот самый миг сама Смерть не вернулась на свое обычное место, в черный замок посреди Страны Теней, и своими черными руками не сдавила герцогу Даниусу глотку, отчего безумный аристократ и скончался через семнадцать сердцебиений Фафхрда, двадцать одно Мышелова и через сотню собственных благородных сердцебиений.
Ни один из героев так и не посмел глянуть на Смерть. Не успело еще это в высшей степени примечательное и ужасное существо на треть покончить с герцогом Даниусом, осмелившимся поднять на нее руку, как оба они, схватив по половине сверкающей маски, вскочили на коней и бок о бок, словно два лунатика, припустили во всю прыть из Страны Теней кратчайшим путем к югу, и вселенский чемпион всех наездников Страх гнал их обоих, пожалуй, куда сильнее, чем они подгоняли своих могучих коней, черного и белого.
В Ланхмаре и окрестностях его, куда они возвратились на удивление быстро, ничего хорошего их не ожидало. И Нингобль и Шилба только разозлились и притом весьма, получив лишь по половине Маски, пусть она и принадлежала самому могущественному существу во всех вселенных, известных и неизвестных. Оба этих, пожалуй, несколько эгоистичных и не от мира сего архимага, всерьез поглощенные лишь собственными раздорами и находящие радость в этом занятии, - хотя они, конечно, и были мудрейшими и изощреннейшими чародеями на просторах Нихвона и во все времена, - с редкой непреклонностью отвергли те четыре весьма основательных аргумента, что Фафхрд с Мышеловом выдвигали в порядке самозащиты. Во-первых, по сути дела их обоих заставили всеми средствами добыть Маску Смерти (или же сделать для этого все возможное), любой ценой, не опасаясь ни гибели, ни унижений. И если бы им пришлось сражаться друг с другом, как требовало того второе условие, они, вероятнее всего, просто одновременно сразили бы друг друга, а тогда ни Шилбе, ни Нингоблю не досталось бы и кусочка маски… Кто же в здравом уме станет считать, что может соперничать со Смертью? Участь Даниуса была здесь самым сокрушительным аргументом. Во-вторых, половина волшебной Маски лучше чем ничего. В-третьих, раз у обоих волшебников оказалось по половине Маски, им придется теперь прекратить свою глупую свару, научиться сотрудничать и в будущем объединить свои и без того значительные силы. В-четвертых же, оба волшебника не возвратили Фафхрду и Мышелову обожаемых Ивриан и Влану в их живой восхитительной плоти и не избавили героев навсегда от воспоминаний о девушках, но лишь еще раз помучили обоих - а судя по всему, и девушек тоже - последней ужасной встречей. В приступе раздражительности, так неподобающей столь великим волшебникам, Нингобль совершенно опустошил весь похищенный Фафхрдом и Мышеловом домик, а Шилба испепелил его, так что тонкую золу невозможно было отличить от пепла обители, в которой встретили свою кончину Влана и Ивриан.
Вероятно, это пошло обоим друзьям только на пользу, потому что сама мысль поселиться в доме за “Серебряным Угрем”, посреди места, где погибли возлюбленные, была, вне сомнения, отвратительной, и об этом следовало подумать с самого начала.
Тем временем Шилба и Нингобль, не выказывая ни благодарности, ни угрызений совести за свою ребячью месть, настаивали на выполнении Мышеловом и Фафхрдом всех условий сделок.
И действительно, с тех пор ни Фафхрда, ни Мышелова не беспокоили больше ни две восхитительные девицы, ни даже воспоминания о них, кроме разве легкой благодарности и облечения. И в самом деле, уже через несколько дней Мышелов завел самую пылкую из интрижек с едва несовершеннолетней, но крайне привлекательной племянницей Карстака Овартамортеса, а Фафхрд предался сразу двоим совершенно одинаковым близнецам, дочерям герцога Даниуса, девушкам прекраснейшим и богатым, но тем не менее уже помышлявшим о занятии проституцией в поисках острых ощущений.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});