– Сними очки, Берт, – откликнулся Нортон. – Они мешают тебе узнавать старых приятелей.
– Дэв? Семь тысяч чертей!.. – Берт снял светофильтры. – Клянусь ареной Большого родео, уж тебя-то я меньше всего ожидал встретить в этой дыре!.. А это что за микроб рядом с тобой?
– Отважный парень. Ему надо было проверить, какая живность здесь водится.
– Ах, чтоб мне треснуть! – изумился Берт. – Живность! Да какая тут живность, в этой помойной яме? Тут даже змеи давно с тоски передохли. Однако я вижу, вы успели добавить мусора в мое хозяйство?..
– Извини, – сказал Нортон, – так у нас вышло. – Он пожалел, что не столкнул обломок элекара в воду. Теперь эта история выплывет наружу как пить дать.
– Ладно, туристы, – прохрипел Берт, – поднимайтесь сюда, я опущу вам другую кабину. Никак я не думал, что в день Большого родео кому-нибудь вообще придет в голову лазить в каньон!
– И я удивлен, что сегодня ты не в Копсфорте.
– Черта с два! Механиков на канатке трое, а дежурить выпало мне. С тех пор как здесь гробанулся тот ненормальный мотоциклист, власти города учредили дежурство даже по праздникам. Эти умники полагают, будто мне под силу угнаться на своей хромой ноге за мотокретинами!
Берт был явно не в духе, и Нортон решил промолчать.
Он и Ник осторожно взобрались по доломитовым глыбам на полуразрушенную террасу, прошли под «канатку» и влезли в спущенную для них кабину. Кабина взлетела вверх и пошла, поскрипывая, вдоль каната. Ник встревоженно вертел головой. Нортон разглядывал с высоты путь, которым съехал сюда, чтобы выручить малыша и убить Голиафа…
– Дэв, ты будешь выступать на родео? – спросил Ник.
– Нет.
– Почему? Ты бы их всех запросто победил.
– Вот поэтому мне и нельзя. Если мы заранее знаем, что я могу их запросто победить, то моя победа будет нечестной. Ведь правда?
– Правда… Но очень хочется, чтобы ты стал чемпионом Большого родео.
– Зачем? Чтобы тебе можно было хвастать перед мальчишками, что с чемпионом Большого родео ты на короткой ноге? Обойдешься.
– Обойдусь. – Ник тяжело вздохнул. – А ты подаришь мне еще одну поющую палочку?
– А где та, которую я тебе… на прошлой неделе?
– У меня взял ее Гед.
– А зачем ты отдал?
– Он мне обещал подарить акваланг.
– Ясно… И больше ты палочку эту не видел?
– Нет. Он сказал, что берет ее на не… неопределенный срок. Это на сколько, значит?
– Это значит – почти насовсем.
– Плохо… – проговорил Ник. – Ты не обижайся, Дэв. Я, конечно, виноват. Ведь ты говорил, чтобы я этой палочной перед взрослыми не хвастался… А я опять похвастался. Я и сам не знаю, почему у меня так всегда получается…
– Хвастовство – самый большой твой недостаток. А кому еще, кроме Геда, ты хвастался? Отцу? Матери?
– Да… Но мама не захотела смотреть и сказала, чтобы я не лез к ней со всякой чепухой. Папа посмотрел и сказал, что всякие такие штуки ему давно уже знакомы. Что ему приходилось видеть телеприемники даже в собачьих ошейниках. А Гед когда посмотрел, то сказал, что подарит мне акваланг, если я ему расскажу, как ты сумел это сделать. Но я ведь не знаю, что ты с ней сделал. Когда я принес тебе палочку, ты просто покрутил ее в руках, потер ладонями, и она стала петь и показывать… Ты не обижайся, Дэв, ладно? Мне очень хотелось акваланг. Теперь вот ни палочки, ни акваланга.
– Понятно… Ладно, ты не горюй. Будет тебе акваланг. Но с одним условием… Впрочем, с двумя. Плавать только со взрослыми. Элекаров не угонять. Слово даешь?
– Честное космодесантское!
– И хвастать больше не будешь?
– Я постараюсь…
– Постарайся. Ну вот и приехали. Вылезай.
Смотровую площадку заливало солнце. Здесь было тепло. Нортон, щурясь, взглянул на шоссе, увидел вынырнувшую на спуск лимонно-желтую машину и узнал элекар Генри… Так, значит, Гед пораскинул мозгами и догадался, что на Бизоньи озера Ник не поедет. У этого малыша догадливый дядюшка…
– Ну, чего стоишь? – сказал он Нику. – Беги встречай дядю.
Ник побрел. С оглядками, неуверенно.
– Беги, беги! Пусть дядя увидит, что с тобой ничего не случилось, и хоть немного убавит скорость.
Ник побежал.
Звеня ключами, прихрамывая, подошел Берт. Рубаха небрежно распахнута на загорелой костистой груди. Лицо у него было крупное, мятое и небритое. Серебрилась щетина. Он посмотрел на шоссе, кивнул и спросил:
– Вроде бы Генри несется?
– Нет. Машина его, но едет не он.
– Нервное сегодня утро… Малец-то чей?
– Сын Бена. А в машине – дядя мальца, брат Бена по имени Гед.
– Приезжий, значит? Что-то не знаю такого… – Берт снова взглянул на шоссе и кивнул: – Встретились родственнички, разговаривают.
– Пусть поговорят. Им есть о чем… Малыш утопил дядин элекар.
– Шустрый малец!
– Хороший мальчишка. Но чересчур отважный.
– Пороть надо, – заявил Берт. – Не мальчишку пороть, а мать его. Да и отцу не мешало бы всыпать. Знаю я эту семейку…
Нортон не стал возражать. Берт посмотрел на него и сказал:
– А ты меня сегодня здорово пугнул. Гляжу в окно и гадаю: кого это черти несут на белом элекаре? Из дома вышел – исчез элекар!.. Но слышу: треск стоит на тропе сумасшедших. И катушки на месте не видно, только пыль вьется. У меня все внутри так и оборвалось. Ну, думаю, кто-то в расселину рухнулся… Поковылял туда, спустился к самой расселине – нет нигде элекара!.. Я прямо обалдел. Ты что, по воздуху ее перепрыгнул, щель эту?
– Почему же по воздуху. А мост?
– Но ведь там на четырех колесах не…
– На четырех, конечно, нельзя, на двух можно.
– С ума сойти!.. А дальше?
– Дальше… Да, пришлось и по воздуху. Когда выбора нет, и по воздуху прыгнешь.
– Ловок… Рассказать кому – не поверят.
– А ты не рассказывай, – посоветовал Нортон.
– И в мыслях не было. Мне моя репутация дороже. – Берт поковылял к дому. Приостановился, бросил через плечо: – Кофе готов. Заходи, позавтракаем.
– Спасибо, зайду.
Нортон снял кед, вытряхнул из него мешавший ноге острый осколок доломита. Заметил, как дядя Ника, оставив мальчишку в машине, засеменил на смотровую площадку. Фигура у него была несуразная. В костюме ковбоя с эмблемой спортивного клуба на рукаве он выглядел нелепо. Точно лимон, напяливший на себя ковбойскую шляпу. Он был моложе своего брата, но раза два шире в объеме: над туго затянутым ремнем выдавался отнюдь не спортивный живот. Лицо круглое, несколько одутловатое, глазки водянисто-светлые, быстрые. Нортон обратил внимание: Гед, приближаясь, обошел его тень, словно боялся на нее наступить.
– Я даже не знаю, какими словами выразить вам свою благодарность!.. – смущенно заговорил Гед. Держался он робко, руки его двигались – он не знал, куда их девать. – Тем более что чувствую себя до некоторой степени виноватым в этих событиях…
Нортон обулся, пошевелил ногой, нет ли еще чего-нибудь твердого. Недовольно поморщился – от этого человека исходил пренеприятнейший живозапах. Почему они всегда так омерзительно «пахнут» – Бен и его братец?..
– Вы не ранены? – участливо спросил Гед. – Могу ли я что-нибудь для вас сделать?
– Да. Оставить меня в покое.
Нортон потер испачканное пылью колено и побрел к открытой двери дома, откуда несло запахом кофе. Гед словно загипнотизированный двинулся за ним. А мальчишка, позабыв все свои неприятности, стоял за рулем неподвижного элекара, как за штурвалом, и орал какую-то маршевую песню.
Семенивший сзади Гед торопливо забормотал:
– Я хотел бы… Нортон, послушайте!.. У вас разбилась машина, и я… Мне вас подождать?
– Не советую, – тихо сказал Нортон. – Вы меня не дождетесь…
Отчуждение
Прислонив мопед к дереву, Фрэнк сдвинул на затылок широкополый стетсон и обвел взглядом увитый зеленью дом. Было тихо и солнечно. В садовом парке по-утреннему хлопотливо щебетали птицы. Дом молчал. Фрэнк, взявшись руками за поясной ремень (как шериф из старого фильма), побрел в обход – по кромке газона. Было странно, что его не встречал, как обычно, приветливый Голиаф.
Никогда он не чувствовал себя на этой вилле уютно. Сегодня тем более. Сегодня вдобавок он ощущал себя так, словно ему предстояло пройти здесь каверзный полигон, необычность которого усугубляется тем, что под мышкой нет бластера и надо следить за выражением своего лица. Ни Вебер и никто другой не учили его следить за выражением своего лица. А зря. Полигон под названием «Оперативная мимика» был бы кстати…
Не доходя до бетонированной щели гаража, он заметил две отчетливо видимые на зеленом ковре газона вмятины, остановился. Осмотрел заросшую плющом декоративно-дырчатую стену дома и, придержав шляпу рукой, поднял глаза на огражденный бортиком козырек верхней террасы.
По наклонному пандусу он спустился в гараж. Машины Дэвида не было. Золотистый элекар Сильвии был на месте. Под ногами хрустело стекло. Фрэнк представил себе, как стоял элекар, и понял происхождение двух удлиненных россыпей стеклянных осколков. Помятый газон, разбитые глазки сигнальной системы блока безопасной езды, в беспорядке брошенные кабели… Фрэнк рванул одну из боковых дверей гаража, взлетел по внутренней лестнице на второй этаж дома. Обегал все помещения, заглянул в распахнутую дверь кабинета; выскочил на террасу, спустился на первый этаж и обошел летние холлы. Везде был порядок. В вазах стояли свежие цветы; огромный букет белых и розовых гладиолусов был еще мокрый… Успокоившись, Фрэнк отправился на кухню, приоткрыл дверь и увидел сестру.
