8 октября, суббота. Иногда надо разговаривать с историками. Утром Василий Иванович повез нас с Людмилой Михайловной на Сапун-гору. Здесь о чем-нибудь говорить трудно, потому что надо все себе представить. Немцы в принципе рассчитывали держать Севастополь не менее того времени, что они его брали, двести пятьдесят с лишним дней. Но наши взяли Сапун-гору прямым штурмом за 3-4 дня. Опять повторяю, это надо видеть: огромные оборонительные сооружения, немецкие пушки, окопы и блиндажи, покрывающие гору
11 "Наш современник" N 7
снизу доверху. Сейчас здесь резвятся и виснут на стволах немецких пушек ребятишки. Вверху у огромного обелиска стелы с огромным списком полков, штурмовавших эту неприступную линию обороны. Каждый командир роты, чье подразделение участвовало в штурме, был представлен к званию Героя Советского Союза. Теперь, собственно, о фразе, с которой началась запись этого дня. Говорили об эпизодах войны.
Например, на Херсонесском мысу наши не успели из-за волны и ветра подвести, чтобы эвакуировать наши подразделения, корабли. Немцы всех до одного, включая раненых, расстреляли прямо на мысу у знаменитого колокола. Но история повторилась, и наши ребята, когда взяли мыс обратно, а немцы опять же из-за погоды тоже не смогли вывести своих, наши на том же месте, всех до единого, тоже расстреляли. Правда ли это?
Говорили о высылке Сталиным татар из Крыма. За жизнь вопросы накапливаются и требуют ответа. Что-то всегда в рассказах и в официальных источниках не сходится. Здесь тоже оказались интересные подробности. Немцы превратили Крым в огромную базу для своего летного состава. Но полицейские функции возложили на крымских татар, мараться сами не хотели. Правда ли это? Гитлер вообще был очень неглупым человеком. Здесь опять надо воспринимать историю не однолинейно. Еще в 1943 году Гитлер даровал татарскому населению право на создание третьего татарского ханства, те в ответ старались. Правда ли это? Правильно ли с точки зрения своего времени поступил государственник Сталин, когда выслал татар из Крыма?
Когда, припертые артиллерийским огнем, наши войска сдавали Севастополь, предполагалось, что личный состав вывезут на кораблях, посланных из Новороссийска, но немцы и непогода корабли потопили или их разметало. Нашим солдатам и офицерам, которых не смогли вывезти, отдали приказ рассредоточиться и уходить в партизаны. Ловлей этих партизан и занимались татарские полицейские, делали это умело и со рвением. В нашем разговоре прозвучало и слово "жестокость". Правда ли это?
Дело о Катыни.
Говорили о заговоре военных против Сталина, в котором участвовало несколько высших офицеров. В известной мере заговор этот направлен был своим острием в сторону не очень образованных Буденного и безгранично преданного Сталину Ворошилова. Естественно, на заключительном этапе кто-то сводил счеты со старшими офицерами. Когда о заговоре узнал Сталин, органы НКВД арестовали 130 человек, но спустя несколько месяцев было выпущено после проверок 90. Правда ли это, могло ли так случиться? Цифры вообще очень коварная вещь. Могло ли быть такое, и как тогда говорить о поголовных репрессиях?
Говорили о наших прибалтах: латышах, эстонцах и литовцах, об этих очень "цивилизованных", как они сами себя называют, людях. Вот, например, латыши заявляли о 20 тысячах человек, которых Сталин сослал в Сибирь. Но сейчас эти борцы со сталинским режимом для получения пенсий составили списки служивших в гестапо и карательных органах. Все, повторяю, борцы с режимом. Таких борцов набралось 50 тысяч человек. Теперь опять дилемма: или Сталин не был жестоким человеком, а ел пряники и сосал леденцы, и его НКВД была либеральной организацией, или латыши врут, составляя эти списки. Правда ли это, и почему никогда об этом свободные и демократические журналисты не пишут?
Говорили о советских вождях Зиновьеве и Каменеве. Они во время отпуска Сталина в 1926 году пытались поставить и провести через Политбюро вопрос об Еврейской автономной республике в Крыму. Правда ли это? Будут ли кого-нибудь в связи с этими историческими воспоминаниями называть антисемитом?
После Сапун-горы все вместе обедали в "Трактире", и после мы с Л. М. долго гуляли по городу. Почему южные города так умеют жить ради себя, радоваться тому малому, что имеют?
11 октября, вторник. Обсуждали большую повесть Володи Никитина "Д. Е. и Е. Н.". Начал читать еще в понедельник и из-за поездки в Севастополь не очень представил - кого из ребят читаю. Но сразу отметил, что отдельные сцены написаны любопытно, как бы появляется у автора стиль. Определил, что
это еще и некий парафраз Евангелия, современный Христос, современные ученики. Тогда же отметил, что это было бы еще интереснее, если бы заключало в себе меньше претензий на уникальность, меньше бы просвечивала установка автора на шедевр. Когда пришел на семинар и узнал, что это был Володя Никитин, все стало ясно. В этом же ключе построил выступление свое: конечно, Володя сильно вырос, и я радуюсь своему терпению, ему сейчас надо писать то, о чем он хорошо знает, тогда бы было, действительно, здорово. Предупредил его и весь семинар, может быть, не имея на это права: не надо баловаться ни с какой религией, с понятием Бога, священными книгами, хотя осмыслить это надо. И напомнил: помните, какой мучительной смертью умер Булгаков? Думаю, что Володя выплывет, но хочется, чтобы все они поняли и уяснили главное.
17 октября, понедельник. К 4-м часам поехал в Липки. Встретили приветливо, но я приехал рано и минут сорок просидел в зале, слушая Р. Ф. Казакову, которая уже заканчивала свое выступление. Она сейчас пишет короткие стихи, в которых много грусти по прошлой обеспеченной жизни и которые не очень вяжутся с ее заявлениями. Стихи перемежались различными высказываниями: типа почему лишили стариков социальных льгот, медпомощи и проч. Про себя я заметил, что когда вы, "быстрые" демократы, радовались происходившему, то я - "медленный" демократ - уже знал, чем всё это кончится. Позже я прочел свою собственную лекцию, называемую "мастер-класс", в которой тоже коснулся вопроса демократии, заметив, что незнание исторических реалий позволяет трактовать демократию как безграничную свободу личности, в то время как на самом деле демократия - один из самых тяжелых и наименее свободных режимов, ведь значительно мягче и монархия, и тирания. Уже после лекции я поговорил с Риммой Федоровной, сказал ей, что не надо обращать внимания на мелочи, перестать повторять, что, дескать, Гусев не любит евреев, а Хатю-шин плохо пишет об Америке. Надо любить друг друга просто за то, что все мы принадлежим к одной профессии, и надо стараться сделать Союз писателей опять политической организацией, каким он был, потому что только политическая организация имеет право чего-то требовать от правительства.
21 октября, пятница. Вечером по телевидению показали скромные похороны А. Н. Яковлева на Троекуровском кладбище. Прощание началось в здании Академии наук. Горбачёва не было, он где-то в Америке или в Англии. В связи с этим вспомнил рассказ Н. И. Рыжкова, который я услышал два дня назад в Домжуре. Сразу же после известия о смерти Яковлева ему стал названивать "Коммерсант". Н. И. сказал: сейчас ничего сказать не могу, позвоните через 40 дней. По телевидению бывший кумир ЦК КПСС Валентин Зорин сказал, что это человек, о котором когда-нибудь будут писать школьные учебники. Сравнивали Яковлева и с Ломоносовым, народа тем не менее, видимо, было не очень много.
23 октября, воскресенье. В воскресенье - туда и сюда, на дачу. Все-таки чуть отдышался, собрал все листья, самое главное - посидел минут 40 над новым романом. Происходит нечто поразительно: на всё есть время, нет только на новый роман. Единственное утешение - моя теория замедления: если роман пишется медленнее, чем нужно, - значит, нужны еще какие-то определенности, естественно, определенности пришли. Сижу, читаю брошюрку. С. Захаров: "Жертвы Луны, или Пять измерений Михаила Булгакова". Формула, которую мне в свое время дал Г. Бакланов, до сих пор меня поражает своей универсальностью: если вещь идет, то она всасывает в себя всё, что тебя окружает. Теперь я уже знаю, как продолжить вторую главу. Здесь у меня начнет говорить Булгаков. Смотрел телевизор и делал традиционную шарлотку. По телевизору, кажется, были Познер, Греф и другие… Почему от телевидения ничего не остается к утру?
27 октября, четверг. В последнее время я достаточно рано ложусь, на телевидение уже не хватает сил, но поднимаюсь рано - в половине шестого, в шесть. И тут наступает время, которое оправдывает весь никчемный день, все остальное времяпрепровождение. Сначала я занимаюсь по самоучителю английским языком и слушаю диск, а потом невероятное удовольствие испытываю от чтения учебника по теории литературы Хализева. Вчера читал об интертекстуальности, сегодня - о реминисценции. Это все доставляет мне удовольствие,
