чем вопрос, и я намерен услышать ответ. Скажи мне, Драконус, потрясет ли Харканас мое судьбоносное появление?
– Башни рухнут, – ответил Драконус. – Женщины упадут в обморок.
– Ха! Это уж точно! – Но гость тут же нахмурился. – Как-то одно с другим не слишком-то вяжется, старина. – Он повернулся к Ферен и опустился перед ней на одно колено. – Кто бы мог ожидать увидеть такую красоту здесь, на самом краю Баретской пустоши? В моем обычае всегда приберегать лучшее напоследок. Я Гриззин Фарл, известный среди азатанаев как Защитник, а среди джелеков – как воин, который пропускает любое сражение, просыпает любую битву и лишь улыбается в ответ на любой брошенный ему вызов. Я также известен оставшимся яггутам как Спящий Камень – так поэтично они описывают мою печально знаменитую склонность дрыхнуть. А теперь я хотел бы услышать твое имя, чтобы насладиться им и навеки сохранить в своем сердце память о твоем голосе.
На Ферен, казалось, его слова не произвели никакого впечатления, хотя щеки женщины и покрылись румянцем.
– Я Ферен, – ответила она. – Пограничница и сестра Ринта.
– Ты слишком молода, – помедлив, произнес Гриззин Фарл, – чтобы терять надежду. Твой голос поведал мне трагическую историю, и хотя подробности ее остаются в тайне, потеря несет страдания, а страдания превращаются в жгучую боль, постоянно об этой потере напоминающую.
Ферен отшатнулась.
– Я ничего такого не говорила! – хрипло выдохнула она.
Гриззин Фарл медленно выпрямился и развел руки в стороны, будто желая охватить всех сразу.
– Сегодня мы будем пить и веселиться, пока не погаснет костер и не сбегут от рассветных лучей звезды. Все мы расчувствуемся до слез и поклянемся друг другу в вечной преданности, прежде чем свалиться замертво. – Он поднял свой мешок. – Эль от телакаев, а уж они настоящие мастера – если не в пивоварении, то в питье точно. – Помедлив, азатанай добавил: – Надеюсь, у вас есть еда? Я так спешил с вами встретиться, что, боюсь, ничего с собой не взял.
Аратан с удивлением услышал, как вздохнул его отец.
А потом Гриззин Фарл улыбнулся, и все снова стало хорошо.
Эль был крепкий и сразу же ударил Аратану в голову. Вскоре после ужина, аккурат посреди непристойной песни про телакайскую девушку и страдавшего из-за больного клыка старого яггута, которую весьма художественно исполнял великан, Аратан заснул. На следующее утро его разбудил Раскан с кружкой отвара из трав и ивовой коры, и пока юноша сидел, прихлебывая горячее питье, ему стало ясно, что Гриззина Фарла с ними больше нет.
Даже сейчас все это казалось ему сном, смутным и беспорядочным, почти бредовым. Превозмогая головную боль и уставившись в землю, пока остальные сворачивали лагерь, Аратан думал о том, что еще могли обсуждать прошлой ночью у костра, и собственное отсутствие там показалось юноше насмешкой над любыми его претензиями на мужественность. Он свалился без чувств, будто мальчишка, после первой же кружки спиртного, которую тайком стащил со стола и поспешно опустошил под стулом.
Аратану хотелось услышать больше о Тьме, ставшей мечом и оружием. Ясно было, что Гриззин Фарл знал его отца, как никто другой, возможно, даже сама Матерь-Тьма. Что за странная история их объединяла? Какие тайны связывали обоих в прошлом? Украдкой взглянув на Раскана, Ринта и Ферен, Аратан решил, что, пожалуй, обошлось без особых откровений; во всяком случае, все выглядели еще более спокойными, чем до появления Гриззина Фарла, будто полная эля и смеха ночь разрушила между ними все барьеры.
Немного подумав, Аратан снова взглянул на Ферен и увидел, что кое-что изменилось. Ферен держалась намного свободнее, а уж когда юноша увидел, как она улыбнулась брату в ответ на какое-то негромкое замечание, у него внезапно возникло ощущение, будто изменилось вообще все. Напряженность исчезла, как и тягостное чувство после случившегося с Сагандером.
«К нам пришел Гриззин Фарл, – подумал Аратан, – а потом ушел восвояси, но при этом кое-что забрал с собой».
Он увидел, что отец пристально смотрит на него. Затем Драконус подошел к сыну:
– Мне следовало предупредить тебя насчет коварства телакайского эля.
Аратан пожал плечами.
– Ты едва пришел в себя после сотрясения, – продолжал отец. – Так что эль подействовал на тебя как сонное зелье. Прости, Аратан: так вышло, что ты пропустил большую часть столь приятного вечера. – Он поколебался и добавил: – Не так уж много их у тебя и бывало.
– Гриззин Фарл называл вас своим другом, отец, – с упреком в голосе проговорил юноша.
Взгляд Драконуса стал бесстрастным.
– Он всех так называет, Аратан. Не обращай внимания.
И с этими словами отец ушел. Юноша яростно посмотрел ему вслед.
С одинокого чахлого дерева выше по течению донесся утренний крик какой-то птицы, но Аратану не удалось разглядеть ее среди кривых ветвей и поникших листьев.
«Она прячется. И она свободна. Свободна лететь, куда ей захочется. Подальше от всего этого».
Вскоре они спустились по склону, и теперь под ясным небом впереди простиралась Баретская пустошь. Аратан вспомнил уроки Сагандера, в которых говорилось о смерти большого внутреннего моря.
Сидя в седле, он думал о воде и свободе.
И о тюрьмах.
На западе лежали земли азатанаев, где жили защитники, которые ничего не защищали, и мудрецы, которые все время молчали, а с гор спускались телакаи, чтобы разделить с ними пьяные ночи, о которых наутро никто ничего не помнил. И этот загадочный, полный тайн мир ему вскоре предстояло увидеть самому. При мысли об этом Аратан вдруг ощутил странную легкость, как будто еще немного и он превратится в птицу, улетев на поиски очередного чахлого деревца.
Но в высохшем море перед ним не росли деревья, лишь небольшие островки травы виднелись среди выбеленных солнцем камней.
У Аратана не возникало даже мысли о том, чтобы вонзить нож в покрытую поношенным плащом широкую спину ехавшего впереди отца. Он знал, что никто и никогда не воспользуется им как оружием.
Из слов Гриззина Фарла следовало, что его мать жива. Она жила, измученная горем, и это означало, что она до сих пор любит сына. Он должен был найти ее и похитить.
В мире тайн хватает мест, где можно спрятаться.
«Я найду такое место для нас обоих, – подумал Аратан. – Мы будем любить друг друга, и благодаря нашей любви наступит мир».
Часть вторая. Как одинок этот огонь
Глава шестая
Взгляд Хуста Хенаральда был бесстрастен и мрачен, будто он взвешивал каждое слово, которое собирался произнести, пытаясь понять, вонзит ли оно свои когти в сидящего
