Он выждал секунду.
– Да их родственников, знакомых, сослуживцев!
Я уверен, проследи мы их связи, увидели бы, что туда попадают лишь свои! Потом эти «свои» зовут, в свою очередь, собственных родичей и кумовьев… Семейная контора, понимаете? Никаких чужаков! А я еще удивлялся, почему никто из тех, кому звонил этот седой, не пошел к нам! Ведь многие уверены, что они невиновны, все отрицают – а тут после одного звонка ударяются в бега! Теперь ясно: этот, в машине, передает им привет, пароль, условный знак – и они тут же решаются на побег! Цепная реакция – и никакого шума!
– Это еще доказать надо, товарищ старший лейтенант! – Убедить Прохора было не так легко. – А если те, кто не согласился, просто ничего нам не рассказали, побоялись? И вообще, с чего мы взяли, что все они спрятались в одном убежище? Может, половина сорвалась из Столицы и с новыми документами в провинции прячется! А насчет связей – это еще проследить требуется…
– Требуется, – кивнул в свою очередь Пустельга. – Михаил, займетесь этим… Все может быть, но уж больно аккуратно получается…
После работы Сергей съездил в общежитие и уложил свой старый фанерный чемодан. Можно было переезжать. Мелькнула мысль, что надо бы заехать в Камерный театр, подождать конца спектакля и увидеть наконец Лапину, но Пустельга так и не решился. В конце концов, этим вечером он занят: у него переезд на новую квартиру. Более уважительной причины, пожалуй, не бывает…
Дома – ибо теперь здесь, на Бронной, был его дом – он поставил чемодан посреди комнаты, повесил в шкаф свой штатский костюм и отнес на кухню купленный накануне чайник. Итак, он дома. Можно прилечь на кровать и почитать – хотя бы взятую в библиотеке книгу Виктора Гюго. Сергей до сих пор жалел, что своевременно не сделал этого. Может, в этом случае их разговор о Лантенаке не кончился бы так бесплодно…
Первую главу он одолел быстро, а затем начал просто перелистывать, вспоминая знакомые эпизоды… Фрегат «Клеймор» везет Лантенака во Францию… Нищий спасает беглого маркиза… Бывший аббат Симурден обещает расстрелять того, кто проявит слабость…
Да, это он хорошо помнил. Но что-то в прочитанном насторожило. «Вандея»… Название, конечно. было удачным. Более того, подпольщики словно приглашали перечитать Гюго: имя Лантенака выбрано не зря. Зачем?
В книге говорилось о восстаниях, мятежах, о походах, засадах, штурмах. Вандея – внутренняя война. Тот, кто назвал так организацию, словно намекал:
готовьтесь! Лантенак и Кадудаль, Фротто и Рошжаклен выйдут из подполья – и «белые» вновь пойдут на Столицу…
А что на деле? Беглецы, прячущиеся в тайном убежище, антисоветские публикации… Правда, существовала еще неуловимая группа Фротто, были налеты на лагеря, связи с Семеновым и японцами… Так, может, они в Большом Доме не замечают главного, и пока группа пытается взять след бежавших «красных профессоров» и комсомольских активистов, где-то незаметно зреет мятеж? А все эти спрятанные нужны, чтобы придать будущей власти оттенок преемственности, когда в кабинеты министров – или, может, по-прежнему наркомов – сядут не эмигранты, а бывшие бухаринцы и рютинцы…
Стоп! Здесь уже начиналась, по выражению Михаила, художественная литература. Пустельга помотал головой, отгоняя нелепые фантазии. Спешить не следовало, спешить просто опасно…
Он вновь взялся за книгу. Итак, фрегат «Клей-мор», английский корабль с экипажем из французов-эмигрантов готовится выйти из гавани…
Внезапно потух свет. Пустельга вздохнул и аккуратно закрыл роман. В Ташкенте он привык к подобному: электричество в городе то и дело пропадало – иногда на день, а то и на два. Странно, что такое бывает и в Столице. Или, может, выбило пробки?
Сергей заставил себя подняться и подойти к двери. В подъезде света не было. Оставалось лечь спать, тем более время действительно позднее. Пустельга направился на кухню, чтобы глотнуть холодного чаю, и вдруг остановился.
В дверь стучали. Вначале показалось, что это просто капли дождя ударяют по стеклу, но стук был совсем другим. Да, конечно, электричество пропало, звонок не работал, и кто-то, вероятно сосед по площадке, явился с предложением отремонтировать распределительный щит…
Пустельга подошел к двери и уже хотел было открыть замок, как вдруг откуда-то из неведомых глубин вынырнул страх. Ночь, пустая квартира, темнота… Он откроет дверь – и…
Сергей обозвал себя трусом. Если «Вандея» решила его убрать, то обошлась бы без подобных эффектов. Пустельга имел представление, как организуются такие акции: некоторые он планировал лично. Но страх не проходил. В дверь вновь постучали. Пустельга вздохнул, решив, что распределительный щит чинить не будет, – и открыл дверь.
– Сергей Павлович? Товарищ Пустельга? Голос был женский. От неожиданности Сергей отшатнулся, успев подумать о соседке, также заинтересованной в починке освещения. Но тут же понял, что ни сгинувшее электричество, ни соседи тут совершенно ни при чем. Женщина, вернее молодая девушка, невысокая, в расстегнутом легком плаще, была явно с улицы, от нее пахло дождем и почему-то бензином. В полутьме подъезда невозможно было разглядеть ее лицо, но голос вдруг показался знакомым.
– Д-да… Это я… – нашелся наконец Пустельга.
– Я Вера… Вера Лапина… Мне надо с вами… Можно зайти?
На тебе! На миг стало жарко, и снова вернулся страх. Что-то случилось, и конечно, очень скверное. Даже не будь всего прочего, этот визит среди ночи мог удивить и напугать кого угодно.
– Можно зайти? – растерянно повторила девушка, заметив, что Пустельга молчит. – Я промокла, там так холодно… Мне очень надо поговорить…
Сергей наконец опомнился. В любом случае держать гостью на лестничной площадке не полагалось, к тому же девушку, вдобавок промокшую и замерзшую. И тут Пустельга сообразил, что, ко всему, он не одет.
– Заходите. Прямо по коридору, вторая дверь направо. Я сейчас…
Он поспешил в комнату и быстро накинул одежду. Вернувшись, запер дверь и провел гостью к себе. Случайно прикоснувшись к ее руке, он почувствовал ледяной холод: Вера, похоже, действительно замерзла, как будто на улице была не осень, а самая лютая зима.
– Погодите, я сейчас заварю чай…
– Не надо… – Лапина бессильно опустилась на край кровати – больше садиться было некуда – и помотала головой. – Если можно – полотенце: у меня волосы промокли.
Чай Сергей все-таки поставил. В одной из вчерашних бутылок оставался еще глоток коньяку. Вера между тем тщательно вытирала волосы, они оказались длинными, по пояс. Тусклый свет падал из окон, за которыми горели уличные фонари, и Пустельга смог разглядеть ее лицо. Да, Вера, наверно, была красива, но теперь в полумраке черты лица странно заострились, кожа казалась бледной и какой-то пепельной. Впрочем, и сам он, очевидно, выглядел сейчас не лучше.
– Спасибо. – Вера глотнула коньяку, на губах мелькнула невеселая улыбка.
– Я думала, что вы меня не пустите. Но мне было некуда идти. Сергей Павлович, вы, конечно, на меня сердитесь…
– Давайте просто: Сергей, – предложил Пустельга. – Я не сержусь. Вера… Можно просто Вера?..
– Да, конечно. – На губах вновь промелькнула улыбка. – Давайте все-таки познакомимся…
Ее маленькая ладонь обожгла холодом, и Сергей пожалел, что коньяку осталось так мало.
– Вера, у вас руки ледяные! Вы не больны?
– Не знаю. Весь день я ходила по улицам, пыталась ездить в метро, чтоб согреться, но потом мелочь кончилась, а кошелек я забыла. Сергей, давайте я все сразу расскажу, чтоб хоть немного оправдаться перед вами…
Девушка говорила тихо, голос был растерянный и какой-то безнадежный, словно Вера заранее знала, что ей не поверят. Странно, но от нее веяло холодом, будто девушка действительно пришла с лютого мороза, и Пустельга запоздало подумал о своей шинели.
– Вы знаете, я попала в плохую историю. Переписывалась с одним человеком… Он был военным. Мы познакомились после одного спектакля… Хотя теперь это уже неважно… Потом его арестовали, и мои письма и фотографии оказались у Рыскуля. Дальнейшее вы знаете, Сергей… Это было страшно, и мне впервые в жизни захотелось умереть…
Она замолчала надолго. Пустельга не торопил. Он уже пришел в себя и теперь слушал, девушку не только с сочувствием, но и с профессиональным интересом. До сих пор она говорила правду: в таких случаях Сергей не ошибался. Он встал и снял с вешалки шинель.
– Спасибо, мне не холодно… – Вера покачала головой, но Пустельга все же накинул шинель на ее плечи. – Потом… Я попросила кое-кого из знакомых… Мне обещали помочь, но затем сказали, что это все безнадежно. И тут пришел Микаэль…
– А кто такой этот Микаэль? – как можно равнодушнее поинтересовался Пустельга. Девушка, похоже, удивилась:
– Миша? Ну, его у нас все знают! Это же сын Александра Ахилло, очень симпатичный молодой человек, такой общительный. Я с ним, в общем, не была знакома, но он часто приходил к нам в театр…
