Однако ничего такого не произошло. Я ждала, еда на подносе остывала, но за мной не шли.
Итак, я должна была признать себя неисправимой дурой. Эта женщина — его любовница. Он выдал ее замуж за Филиппа, чтобы она могла жить в замке, не вызывая сплетен. Граф был достаточно умен и понимал: нельзя допустить скандала. Даже короли в своих замках вынуждены проявлять осторожность.
А я… Я была глупенькой англичанкой, одержимой своими творческими идеями и способной составить компанию, когда мужчина нездоров и вынужден сидеть дома. Естественно, когда Клод рядом, мое общество ему уже не требуется, а кроме того, Клод — хозяйка замка.
Проснувшись среди ночи, я в ужасе подскочила. В комнате кто-то был. У кровати смутно белела чья-то фигура.
— Мисс. — Женевьева скользнула ко мне со свечой в руке. — Я опять слышала стуки. Всего несколько минут назад. Вы говорили, чтобы я пришла и сказала вам.
— Женевьева… — Я спустила ноги на пол. У меня стучали зубы. Должно быть, прежде чем проснуться, я видела страшный сон. — Сколько времени?
— Час. Меня разбудили эти звуки. Шлеп… шлеп… Я испугалась. Вы говорили, что мы пойдем и посмотрим вместе.
Я сунула ноги в шлепанцы и торопливо надела халат.
— Думаю, тебе показалось.
Она покачала головой.
— Те же самые звуки, что раньше. Шлеп… шлеп… Как будто кто-то подает сигналы.
— Где?
— Пойдемте ко мне в комнату. Там слышно.
Я пошла за ней в детскую, которая находилась в самой старой части замка.
— Ты разбудила Нуну? — спросила я.
Она покачала головой.
— Нуну не разбудишь. Она никогда не просыпается среди ночи. Спит, как убитая.
Мы вошли в комнату Женевьевы и стали прислушиваться. Тишина.
— Подождите минутку, мисс, — взмолилась она. Они то замолкают, то стучат снова.
— В какой стороне?
— Не знаю… Думаю, прямо внизу.
Прямо внизу было подземелье. Женевьева об этом, конечно, знала.
— Сейчас опять начнется, я знаю, — не унималась Женевьева. — Вот! Кажется, я слышу…
Мы сидели, напряженно прислушиваясь. В липах под окнами кричала какая-то птица.
— Это сова, — сказала я.
— Конечно, сова. Думаете, я не знаю! Вот!
Тут я тоже услышала. Шлеп, шлеп. Сначала тише, потом громче.
— Это внизу.
— Мисс… Вы говорили, что не испугаетесь.
— Давай-ка пойдем и посмотрим, что там происходит.
Я взяла у нее свечу и стала спускаться по лестнице. Женевьева верила в меня, и это придавало мне храбрости, хотя бродить по темному замку было страшновато.
Мы дошли до дверей оружейной галереи и остановились. Снизу отчетливо доносилось какое-то постукивание. Я почувствовала, как по телу побежали мурашки. Женевьева вцепилась в мою руку. В ее испуганных глазах плясали огоньки от горящей свечи. Она хотела что-то сказать, но я приложила палец к губам.
Снова тот же звук.
Снизу, из подземелья.
Больше всего мне хотелось развернуться и опрометью броситься назад, к себе в комнату. Думаю, Женевьеве тоже. Но от меня она такого не ожидала, и я не могла показывать ей, что боюсь, что одно дело быть отважной днем и совсем другое — в подземелье старого замка, глухой ночью.
Она кивнула на каменную винтовую лестницу, и я, одной рукой подхватив длинные юбки и сжимая свечу, другой взялась за веревочные перила и стала спускаться вниз. Женевьева, последовавшая за мной, оступилась, но к счастью, наткнулась на меня и не скатилась вниз по лестнице. Она вскрикнула и зажала рот руками.
— Все в порядке, — прошептала она. — Я просто наступила на свой халат.
— Ради всего святого, придерживай подол.
Она кивнула, но через несколько секунд мы снова остановились, пытаясь удержать равновесие. У меня сердце чуть не разрывалось от страха. Думаю, у Женевьевы — тоже. Если бы в ту минуту она сказала: «Давайте вернемся. Здесь ничего нет», я бы охотно согласилась.
Но вера в меня помешала ей произнести эти слова.
Теперь кругом было тихо. Я прислонилась к каменной стене и сквозь одежду почувствовала, какая она ледяная по сравнению с горячей рукой вцепившейся в меня Женевьевы.
Нелепо. Зачем я брожу по замку ночью? А если нас увидит граф? Как глупо я буду выглядеть! Я должна прямо сейчас вернуться в свою комнату, а утром рассказать о звуках, которые слышала ночью. Но Женевьева подумает, что я боюсь. И будет права. Если я поддамся страху, то наверняка потеряю ее уважение, благодаря которому могу оказывать на нее некоторое влияние. Это влияние было мне необходимо, чтобы помочь ей победить демонов, поселившихся в ее подсознании и толкавших ее на ненормальные поступки.
Я подобрала юбки повыше, спустилась по лестнице и, оказавшись внизу, распахнула кованную железом дверь в подземелье. Темница как будто раскрыла свою черную пасть, вид которой не внушал никакого желания продолжать нашу экскурсию.
— Звук доносится оттуда, — прошептала я.
— О… мисс… Я не смогу туда войти.
— Это всего лишь старые камеры.
Женевьева потянула меня за руку.
— Пойдемте назад, мисс.
Не безумие ли — разгуливать с одной свечой по неровному полу подземелья? Женевьева уже чуть не свалилась с лестницы, а в темнице было бы куда опаснее! Так я себе говорила, но правда заключалась в том, что от мрачности холодных тюремных стен в жилах стыла кровь, и все мое существо рвалось назад, наверх.
Я подняла свечу высоко над головой. Старые стены, плесень и бесконечный ряд темных камер. В двух ближних клетках я различила толстенные цепи, которыми приковывали узников и узниц. Я крикнула:
— Есть здесь кто-нибудь?
Мне вторило жуткое эхо. Женевьева прижалась ко мне, она дрожала.
— Там никого нет, — сказала я.
Девочка быстро кивнула.
— Уйдемте отсюда, мисс.
— А днем вернемся и посмотрим.
— Да-да.
Она потянула меня за руку. Я уже хотела повернуться и скорее уйти, но внезапно мною овладело какое-то странное наваждение. Я бы сказала, что из темноты на меня кто-то смотрит… манит к себе… во мрак подземелья… а может быть — смерти.
— Мисс, пойдемте.
Непонятное чувство прошло, и я отвернулась от тюремных камер.
По лестнице Женевьева поднималась впереди меня. Я еле передвигала ноги, они словно налились свинцом. Мне казалось, что за моей спиной раздаются шаги, что меня сжимают чьи-то ледяные руки и тянут назад, в темноту. У меня перехватило дыхание, сердце тяжелым камнем давило на грудь. Пламя свечи задрожало, и на секунду я с ужасом подумала, что огонь погаснет. Казалось, мы никогда не выйдем наверх. Подъем не мог занять больше минуты, но эта минута показалась мне целой вечностью. Запыхавшись, я остановилась на верхней ступеньке лестничного пролета… у двери в комнату, под которой находился каменный мешок.
