Глава 41
Тимон снял с моей ноги последнюю повязку и удовлетворенно кивнул:
— Неплохо. Осталось убрать шрам.
Я посмотрела на длинный розовый рубец, будто вычерченный по линейке от щиколотки до колена. Все еще не верила, что отделалась лишь этой царапиной. Но я сомневалась, что хочу избавиться от шрама. Он напоминал о том, что весь этот ужас был реальностью. Память имеет свойство защищать нас от самых страшных кошмаров. Миновало всего две недели, но, казалось, с той страшной ночи прошла целая жизнь. Сумбур, мелькание, марево. Далеко-далеко.
Я убрала ногу с кушетки, оправила черное платье:
— Позже, господин Тимон. Позже. Не сейчас.
Я посмотрела на дверь палаты, потом на медика:
— Как он?
Тот лишь усмехнулся:
— Могло быть гораздо хуже.
Я кивнула с пониманием
— Можно мне зайти?
— Думаю, да, если не спит. Состояние стабильное, системы в норме. Но он подавлен.
Я снова кивнула. Поднялась со стула и прошла в палату, заметила знакомую кушетку, на которой провела столько времени. Рядом пищали приборы на аппаратной стойке.
Огден не спал. Смотрел в стену напротив. Непривычно было видеть его таким. Беспомощным. Раздавленным. Закованным в толстые прозрачные шины. Совсем другой человек. Он будто постарел. На много-много лет. Похудел. Щеки поплыли и осунулись, от чего словно нарисованная карандашом полоска рта была выгнута вверх больше, чем обычно.
Его нашли на мосту, ниже, в железной паутине. Были переломаны обе ноги в нескольких местах, правая рука, пальцы. Но по какой-то невероятной случайности уцелел позвоночник. Удары о балки раздробили кости, но снизили скорость падения. Тимон сказал, что он выжил вопреки здравому смыслу, что ему чудом повезло.
В отличие от Невия…
Невия нашли утром. В нескольких метрах над землей. Мертвым.
Я должна была бы радоваться, ликовать. Но не могла, глядя, как мучается любимый человек. И ловила себя на мысли, что если бы могла вернуть Невия к жизни — сделала бы это. Лишь бы Квинт не страдал. Но это никому не подвластно. Может, именно поэтому я позволяла себе так смело рассуждать, зная, что ничего уже не исправить.
Я встала рядом с кушеткой:
— Здравствуйте, господин Огден.
Он с усилием повернул голову:
— Я не хотел этого. Всего этого…
Я пододвинула стул, села рядом. Это было странно — мы с пауком поменялись местами.
Я кивнула:
— Как вы себя чувствуете?
Его губы дрогнули. Казалось, он вот-вот заплачет:
— Лучше моего молодого господина.
Я молчала. Что я могла сказать?
Огден посмотрел мне в лицо, с трудом поднимая голову:
— Как мне теперь жить, Лелия? Может, ты это знаешь? Как мне смотреть в глаза своему господину?
— Вы не виноваты, господин Огден.
— Я один виноват… Один. Я родился в этом доме. Я вырос здесь. Я служил так, как мог, как умел, как понимал свое служение. Я проклинаю тот день, когда позволил молодому господину купить тебя. С того дня начались все беды. Я должен был настоять, но не настоял. Я побоялся. Разгневать, оскорбить. Лелия, я трус!
Он распалялся, и датчики на приборной панели стали пищать чаще.
Я покачала головой:
— Вы не трус, господин Огден, просто у вас была… своя правда. Вы заблуждались. Я благословляю тот день. Он привел меня в этот дом. Он дал мне свободу. Он дал мне то, о чем я даже не мечтала. Это был всего лишь путь.
Огден многозначительно посмотрел на меня, выкатив свои крапчатые глаза, но промолчал. Я тоже какое-то время молчала, слушая, как писк приборов замедляется. Видимо, мои слова немного успокоили его. Он даже усмехнулся. Нервно, с высоким свистящим звуком.
— Знаешь, нельзя усидеть на двух стульях — седалища не хватит. Даже такого, как у меня. Господин всегда должен быть один, как у пса. Я слишком поздно это понял.
Я кивнула:
— Может, вы и правы. Но… могу я задать вам вопрос?
Он молчал, давая понять, что внимательно слушает.
— Господин Огден, почему вы бросили меня?
Он усмехнулся:
— Я ждал, что ты спросишь. Я направлялся в дом господина Вария. Забрать твои документы и получить последние распоряжения. В этом доме для меня был открыт только один вход. Увы. Я оставил корвет за пару кварталов и шел пешком. За домом следили — я вполне допускал это. Я сам покупал эти корветы пару месяцев назад, знаю их до каждой царапины. Я прошел мимо, но не остался незамеченным. Невий понял, что это я помог тебе бежать, и ждал, что рано или поздно я сам к тебе и приведу. А я водил их по городу, останавливался в гостиницах, наемных комнатах. Я знал, что у тебя закончится вода, и ты уйдешь. В конце концов, они поняли, терпение господина Невия закончилось. Не слишком большой выбор, когда к твоей голове приставляют пистолетное дуло. И я повел их в трущобы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Дальше я уже знала. Когда Квинт вернулся — сразу отправился к Варию, оттуда — домой, тайным ходом. Он видел, как Невий и Огден садились в корвет, и последовал за ними. Я не понимала одного: как ему удалось уцелеть? Огден говорил, что было официальное оповещение из военного корпуса.
Огден посмотрел на меня:
— Если бы я знал, где ты, пошел бы в другую сторону. Я не хотел.
— Тогда в другую сторону пошли бы не только вы… Все закончилось, господин Огден. Поправляйтесь.
Я поднялась со стула, развернулась, но паук окликнул меня:
— Лелия.
Я обернулась:
— Да.
Он поднял голову:
— Прости меня.
Я посмотрела в его бледное лицо, кивнула, коснувшись сломанной руки:
— Поправляйтесь.
Я вышла из медблока, прислонилась спиной к стене. Гаар тут же подскочила, в глазах дрожало беспокойство:
— Что? Что случилось?
Я покачала головой:
— Нет, ничего. Просто странно. Еще не так давно я мечтала уничтожить Огдена. А теперь мне жаль его.
Гаар пожала плечами, скривилась:
— Вот еще! — Она взяла меня за руку: — Нашла, кого жалеть. Тебя господин звал.
Я кивнула:
— Пойдем.
Я не видела Квинта несколько дней. Он был в постоянных разъездах. Может, просто бежал из дома, погруженного в траур. Чернота, поспешно наведенная Невием, теперь служила ему самому. По всему дому траурные вымпелы. Рабы надели черные пояса. Я тоже надела черное, хотя теперь совсем не понимала собственный статус. Формально — я больше не являлась частью этого дома. Я была свободной. Могла делать, что вздумается, ходить, куда вздумается. Донсон Фальк больше не смел мне указывать. Но я не понимала, что делать со всем этим. Мой мир по-прежнему ограничивался домом и садом. И моей Гаар. Единственное, что действительно изменилось — я перестала бояться. И это было странно. Настолько, что где-то глубоко внутри я до сих пор в это не верила.
Квинт сидел в спальной за маленьким столиком у окна. В черном халате. Пил алисентовое вино и просматривал какие-то бланки. Казалось, его лицо стало острее, резче, тени залегли глубже. Я знала, что в последние дни он плохо ел. Он поднялся навстречу, прижал меня к себе и поцеловал в макушку:
— Я рад, что ты пришла.
Я прижалась к широкой груди, понимая, что хочу стоять вот так долго-долго. Казалось, что больше ничего и не надо. Мне было спокойно. И так хорошо, что я едва сдерживала слезы.
Я провела ладонью по его гладкой груди, погладила пальцем черную голову нарисованного дракона:
— Я была в медблоке. Тимон снял повязки… И у Огдена.
Квинт шумно выдохнул мне в макушку:
— Я предложил ему подыскать другое место, но он отказался. Сказал, что не посмеет.
— Кажется, теперь он наказывает сам себя.
— Сказал, что уедет куда-нибудь на Форсу. И может даже женится.
Я невольно улыбнулась — мне было бы сложно вообразить жену паука. Но это было хорошей идеей. Огден был всего лишь немногим старше Квинта. У него есть все шансы поменять свою жизнь. Пусть даже на Форсе.
Квинт посадил меня за стол:
— Хочу показать тебе кое-что.
