— Он должен сделать что-то большее, чем это, сэр,— сказал Капитан Ламм. — Ему нужно развернуть свои силы вдоль Склона Гильдии, или можно сказать, что с нами уже покончено.
Калденбах кивнул. — Направляйтесь туда, Ламм,— приказал он. — Вокс-офицер... ко мне!
Ночной воздух был сухим и горьким. Ламм вел свои отряды вперед через опустевшие городские улицы к увеличивающимся огням, которые обозначали продвижение архиврага. Им пришлось одеть респираторы. Слишком много процессоров было забито и разрушено при вторжении.
Его растянувшаяся линия войск достигла Принципал II, и некоторые уже вступили в бой. Ламм вломился в дом и пошел на верхний этаж со связистом и тремя своими офицерами, чтобы найти хороший обзор.
Ламм встал на колени перед подоконником окна верхнего этажа, и провел своим биноклем по горящему, умирающему Цивитас внизу. Пожары и взрывы показывались, как точки белого света, такого яркого, что перегружали фильтры прибора. — Там,— сказал Ламм. — Там, на дороге. Отправьте отряд туда прямо сейчас. Связист не ответил.
Ламм осмотрелся, моргая, чтобы привыкнуть к темноте комнаты. Не было никаких признаков Форбса, его связиста. Или его трех товарищей офицеров.
Ламм поднялся, ошеломленный.
— Что...? — начал он.
Он услышал какое-то движение в ванной.
— Сейчас не время, идиоты! — рявкнул он, все равно вытаскивая свой пистолет. — Где ты, черт тебя дери? Форбс? Сейчас не время для шуток!
— Ответь!
Трескучий голос заставил Ламма подпрыгнуть. Он шел из вокс-передатчика. Он был прислонен к стене, ремешки свободно болтались. Не было никаких признаков связиста, который его нес.
Послышался еще один звук из ванной. Ламм поднял пистолет и выстрелил в дверь. Лаз-заряд проделал дыру в дереве. Свет пробивался сквозь нее. С пистолетом наготове, он толкнул дверь.
Свет над головой был ярким и неприятным.
Ламм нашел Форбса и своих трех офицеров. Они были в литой пластиковой ванне.
С них срезали одежду, кожу, и вообще их было не узнать. Ванна была наполнена до краев блестящим попурри из крови, мяса, костей и органов. Кровь капала на напольную плитку.
Ламм задохнулся от неверия, упал на колени и его вырвало.
Он услышал шелест позади него в темноте. Это был шелест плаща. Плаща из влажной человеческой кожи.
Ламм откатился и выстрелил, всаживая выстрел за выстрелом в дальнюю стену комнаты.
Он прекратил стрелять и встал, оружие было крепко зажато в его трясущейся руке. Его собственное дыхание отзывалось в ушах скрежетом.
Он поводил оружием влево и вправо. Он это убил? Убил?
Внезапно грудь Ламма наполнилась теплом. Он моргнул и поднял руку. На его груди была густая горячая кровь.
Рукой он дотянулся до горла, и два его пальца внезапно вошли в разрез на плоти, которого не было здесь еще десять секунд назад. Кончиками пальцев он нащупал сухожилия в горле и пищевод. Его глотка была перерезана. Он не чувствовал настоящей боли, просто чудовищное удивление.
Скарваэль продолжил свою искусную работу. Его болин, с двойным лезвием, каждое из которых было мономолекулярным, вонзилось в шатающегося, задыхающегося Ламма. Он вскрыл ему позвоночник по всей длине, пока человек все еще стоял прямо, и вонзил болин сквозь почки и поясничные мышцы.
Кровь начала выплескиваться под давлением. Скарваэль открыл рот и высунул свой длинный, серый язык, когда кровь начала хлестать на него.
Ламм упал на лицо.
Скарваэль размазал кровь по щекам и вокруг глубоко посаженных глаз. Это, казалось, сделало его глаза более черными и глубокими, в контрасте с его вытянутой белой плотью.
Он вздохнул. Он не будет таким снисходительным и милосердным к Беати.
Патер Грех утихомирил своих безглазых подопечных и крепко прижимал с боков. Они шли в центре Принципал I в темноте, пожары вокруг них, и карликовые псайкеры, были капризными. Они были прямо в центре широкой магистрали.
Фигуры вышли из укрытия перед ними. Имперцы. С поднятыми лазганами. Они выкрикивали пароли, уверенные, что ни один враг не станет приближаться так дерзко и на открытом пространстве. Шокированный пилигрим и его дети, отчаянно ищущие помощь, блуждающие вслепую... вот, кем они были...
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Син присел, зашептал карликам в уши и они затряслись. Они широко открыли свои влажные рты. Глубокое жужжание наполнило воздух.
Имперские солдаты замерли и повернулись друг к другу с затуманенным взором. Затем они открыли огонь. Через пять секунд все они были мертвы, товарищ, убитый товарищем.
Маленькие уродливые существа закрыли рты, и Грех подолом своей шелковой робы вытер слюни в уголках их ртов. Затем он взял их за руки, и повел через разбросанные тела. Псайкеры спотыкались, сопротивляясь, как очень маленькие дети.
Один начал открывать и закрывать свой рот в вялой, взволнованной манере. Другой поднял свободную руку, согнув, и махал ей вперед и назад рядом с ухом.
— Мы почти на месте,— снова и снова вполголоса повторял Грех своим карликам. — Почти на месте...
Виктор Харк крался по освещаемым огнем булыжникам Квартала Масонов. Он вытащил свой плазменный пистолет.
— Маккендрик? — раздраженно воксировал он. — Маккендрик? Где, фес тебя, ты? Ответа от восемнадцатого взвода не было. Они удерживали перекресток у Западного Бульвара Армонсфала, но они не ответили по воксу через пятнадцать стандартных минут.
Харку не нужна была эта задержка. Все его мысли были о Сорике. Он не был уверен, как будет доносить это Гаунту, но его долг был недвусмысленным. Сорик должен был умереть. Он был источником неприятностей. Позорным псайкером. Он был опасностью. Мерин был прав. Даже люди Сорика, как Вивво, больше не смогут покрывать его.
Харк был этим расстроен. Сорик был хорошим человеком и Вергхастские призраки любили его. Но это не скрывало правду, что Сорик был слишком опасен, чтобы жить. Слишком, слишком опасен. Ему нужно было всадить пулю в голову, пока не станет гораздо хуже.
Это была работа комиссара. В общих терминах. Черное и белое. Это был долг. И Харк был ничем больше, кроме как рабом долга.
Харк споткнулся и упал лицом вниз. Его пистолет отлетел в тени улицы. Он проклял свою тупость и посмотрел назад на то, обо что он споткнулся.
Харк замер.
Он споткнулся о Маккендрика. Танитец был мертв, взорван, его куски валялись по всей улице.
Харк медленно опознал остальные тела в темноте. Лентрим, Макколей, Дилл, Коммо... все женщины и мужчины из восемнадцатого взвода. Все мертвы.
— Ох, Святая Терра... — пробормотал Харк и потянулся к микро-бусине. Затем он снова замер. Посреди запаха копоти и крови, он смог внезапно обнаружить вонь измельченной мяты и прокисшего молока.
Он поднял взгляд наверх и увидел их.
Скользя своими липкими телами, рядом друг с другом, тройня плавно передвигалась дальше по улице.
Хотя их было трое, они извивались, как единое целое. Их оружие щелкнуло, когда они перезарядились.
Харк потянулся за своим плазменным пистолетом, но он был слишком далеко. Перекатившись, он вытащил свой резервный, короткоствольный револьвер Хостек Ливери.
Он выстрелил. Тупоносая пуля попала в скользкий бок одного локсатля, и он начал шипеть и свистеть, как чайник на плите.
Двое его собратьев выстрелили из своих флешетов.
Харк закачался, как будто попал в воздушный поток от какой-то большой, быстродвижущейся машины, которая пронеслась близко рядом с ним. Но он не упал, и даже не чувствовал никакой боли. Он медленно огляделся. В трех метрах от него, он увидел свою левую руку, аккуратно оторванную, лежащую в расширяющейся луже артериальной крови. И еще он не мог смотреть своим левым глазом.
С яростным, беспомощным криком, Харк внезапно упал на спину и начал быструю и неконтролируемую работу по истеканию кровью до смерти.
X. ВТОРОЙ ДЕНЬ
— Наш благородный и могучий Лорд Генерал Люго сказал «победа или смерть!» Что подкинуло ему мысль о том, что нам предложили выбор?
— Роун
