Я вспомнила о девяти гинеях, лежащих в моем кошельке, и о той работе, которую была вынуждена делать за них. Я вспомнила о Данди, танцевавшей с поднятыми юбками за какие-то жалкие пенсы, и о том, как отец продал нас, как рабов, в придачу к лошади. Я подумала о Джеке, о его безотчетном страхе перед отцом, таком ужасном, что он даже решился убить…
— И оно мое? — спросила я.
— Да, вы — наследница всего Вайда, — кивнул в ответ мистер Фортескью. — Все долги по имению выплачены, вы владеете им полностью. Ваша мама хотела подарить его деревне, у меня есть письмо, в котором она писала о таком намерении. Но она умерла прежде, чем сумела исполнить это желание. Она хотела, чтобы Холл был вашим домом и кроме него вы владели парком и садом. Но должен сказать, что пока что вы слишком молоды, чтобы полностью войти в наследование. Пока вы не выйдете замуж или вам не исполнится двадцать один год, вы будете получать от меня содержание, я буду действовать как ваш опекун и управлять имением, как я это делал до сих пор.
Я медленно встала из-за стола и подошла к окну. Во дворе какой-то человек убирал двор подле конюшни.
— Этот человек работает на меня? — спросила я тихо.
Позади меня мистер Фортескью слегка прочистил горло и сказал:
— Да.
— И Бекки Майлз? — продолжала я.
— И Бекки Майлз, — подтвердил он. — Если в деревне, управляемой традиционным способом, вы могли бы нанимать поденных работников, то здесь именно на вас постоянно трудится примерно сотня людей.
Я прислонилась головой к холодному стеклу и подумала об этом неожиданном богатстве и о его могуществе. Я никогда больше не буду голодать, мне никогда не будет холодно, я не буду работать в снег и ветер. Я буду есть за своим собственным столом, и не один, а, наверное, четыре раза в день мне будут прислуживать слуги. Я достигла того, чего всегда хотела, но считала невозможным. И богатство пришло ко мне так легко и естественно, будто я принадлежала к знати.
Я моментально одернула себя. Я действительно была одна из знати. Я, Сара Лейси, родилась с серебряной ложкой во рту, и сейчас я наконец там, где мой дом. Весь этот огромный прекрасный особняк принадлежит мне, и он набит слугами, которые только и ждут моих приказаний. И я поняла, что теперь это не значит для меня ровным счетом ничего.
— Слишком поздно, — сказала я обреченно.
— Что?
— Слишком поздно, — повторила я опять.
Я повернулась лицом к окружающим и увидела, что они смотрят на меня настороженно и непонимающе. Я взглянула на мистера Фортескью.
— Слишком поздно для меня, черт вас побери за вашу глупость! — взорвалась я. — Я очень хотела этого! Да, конечно, я вечно голодала, меня били, я только и делала, что работала и работала. Но я хотела этого и для Данди тоже! Но я хотела привести ее сюда и спасти!
Я слышала, как мой голос постепенно переходит на крик.
— И все это время вы сидели здесь, на моей земле, вы, толстый, глупый торговец, пока я была там, голодная и избитая, и она тоже была там, и я ничего не могла сделать для ее спасения.
— Сара… — Человек, который ненавидел силки, встал из-за стола и подошел ко мне, протягивая руки, как к испуганной лошади.
— Нет! — завизжала я и понеслась мимо него к двери. — Где вы были хотя бы три ночи назад? — закричала я оттуда мистеру Фортескью. — До меня был всего один день пути. Вы вовсе не искали меня. Вы не исполнили своего долга. Я была там одна и не знала, как мне спасти сестру! А она… она…
Я резко повернулась к двери и судорожно стала искать ручку. Наконец найдя ее, я распахнула дверь и взлетела по лестнице к себе наверх, в свою собственную комнату своего собственного дома. А она, моя сестра, лежала в это время в холодной земле, все ее вещи были сожжены, и пепел развеян.
Я упала на пол в углу комнаты и зарыдала сухими, раздирающими сердце рыданиями. Я так рыдала, что у меня даже заболело горло, но боль не утихла, мне стало даже хуже.
Послышался стук в дверь, и Джеймс Фортескью возник на пороге комнаты.
Он уселся рядом со мной на пол, ничуть не заботясь о своих чистых брюках и сюртуке, и он не стал утешать меня, он даже не произнес ни одного слова соболезнования. Он только быстро взглянул в мои красные и опухшие глаза и отвел взгляд.
— Вы правы, обвиняя меня, — тихо начал он. — Я не сумел помочь вам, так же как я не сумел помочь женщине, которую любил. Я понимаю ваше горе, поскольку я сам потерял любимое существо и…
Я затихла.
— Это была ваша мать, — продолжал он. — Ее звали Джулия Лейси, и она была самой храброй, самой веселой и самой прекрасной девушкой на свете. — Он на минуту замолчал, а потом кивнул, будто в подтверждение своих собственных слов. — Да, я очень любил ее.
Мистер Фортескью перевел дыхание.
— Вы похожи на нее, — добавил он, взглянув на меня. — Хотя волосы у нее были белокурые, но у вас такие же раскосые глаза и овал лица, напоминающий лепесток. И у нее так же вились волосы. Ее принудили выйти замуж за ее кузена, и он разрушил те планы, которые она строила относительно поместья. И она в припадке безумия, думая, что делает это ради вашей же безопасности, отослала вас отсюда. Она хотела прекратить господство сквайров, чтобы люди в деревне могли жить независимой жизнью.
— Я видела это во сне, — медленно выговорила я.
Мистер Фортескью быстро оглянулся на меня. Я думаю, что мы, сидя вдвоем на полу, представляли собой дурацкое зрелище.
— Во сне? — непонимающе переспросил он.
— Да, — попыталась объяснить я. — Мне часто снились сны о Вайдекре. Я видела женщину, бегущую куда-то под дождем с ребенком на руках. Вдруг она увидела цыганский фургон и отдала ребенка цыганке. И она еще долго кричала им вослед: «Ее зовут Сара. Слышите, Сара!»
Джеймс Фортескью прикрыл глаза ладонью, будто заслоняясь от моих слов.
— Я поместил объявления во всех местных газетах, — с болью заговорил он вновь. — Я нанял специального человека, чтобы он разыскал вас. Я никогда не забывал об этом. Каждый год я переписывал объявления, меняя ваш возраст, и просил каждого, кто знал о вас, сообщить мне. Я обещал награду за это.
— Слишком поздно, — горько сказала я, пожав плечами.
Он стал медленно подниматься на ноги.
— Нет, не слишком поздно, — заговорил он убежденно. — Вы молоды и получили в наследство прекрасное имение. У вас превосходное будущее, и я найду способ утолить боль и печаль вашей утраты. Я обещаю вам это.
Я равнодушно кивнула, обессиленная долгим разговором.
— Поймите, что теперь вы дома, — тепло продолжал мистер Фортескью. — Дома, в Вайдекре, и я стану любить вас как отец, которого у вас никогда не было, и как мать.
