Возможны и иные подходы к написанию истории литературы, продиктованные теми или иными конкретными ее чертами, например, бывают моменты, когда литература более или менее «погружается в себя», сосредоточиваясь на так называемых «вечных темах» – любви, дружбе, философии природы и др. Увы, 90-е годы – совсем другой период!
Искусственно разрушенный СССР был в 50-80-е годы мощной, но миролюбивой, доброй и хорошей страной; это была страна, в управлении которой активно участвовал народ, это была и чадолюбивая страна: такой государственной заботы о детях после гибели СССР и представить себе нельзя. Эту страну невозможно было победить – ее можно было лишь обмануть. Так и поступили в годы «перестройки». Недостатки существовавшего жизненного уклада, неизбежные в человеческом обществе (всегда объективно несовершенном), были пропагандистски выпячены и абсолютизированы, народу устроили небывалое массовое «промывание мозгов» и парализовали его волю к сопротивлению. Подавленным людям реклама жвачки, пива и американская детективно-сексуальная пошлятина, само собой, ближе и понятнее гражданских идей Достоевского, Толстого, Шолохова и Маяковского! К власти в ходе «перестройки» в качестве якобы «реформаторов» пришли обладающие не созидательным, а разрушительным потенциалом циничные деятели.
К чести русских писателей нельзя не отметить, что заметное большинство их прозорливо понимало суть происходящего в годы «перестройки». Литература 90-х почти всегда оплакивает погибшее Отечество и выражает свое неприятие происходящих в стране безобразий. К середине десятилетия она уверенно утвердилась на выражающей подобные мотивы тематике. А «обретя тему», овладев ею, осуществила новые художественные открытия.
После распада СССР прекратилось развитие советской литературы. В связи с этим с начала 90-х годов по объективным причинам начался новый самостоятельный период литературного развития. Сейчас уже видно, что он продолжался все десятилетие – явления, которые к нему относятся, функционально-типологически однородны, Иной вопрос, завершился он или еще продолжится в первые годы XXI века. Во многом это зависит от того, произойдут ли в стране на грани веков принципиальные качественные общественные перемены и рациональная смена курса. 90-е годы были удручающе монотонны и исполнены инерционного движения по явной «дороге никуда». Литература же всегда в той или иной степени отражает состояние общества. Новейшая русская литература отличается данным качеством в весьма высокой мере.
Разумеется, в литературе рассмотренного периода, как и во всякое время, можно встретить и подлинно художественное, настоящее, и, так сказать, сочиненное, надуманное. В целях обобщенной характеристики последнего позволим себе дополнительно прибегнуть к словам современного православного богослова, написавшего специальный труд о православном воззрении на человеческое творчество. Автор труда говорит:
«Всякое надуманное человеком произведение всегда остается на уровне плоских, эгоистических интересов самого автора; оно, собственно, и создается-то (точнее: сочиняется!) автором ради тех или иных его корыстных интересов приземленного порядка. Такие авторы „считают жизнь нашу забавою и житие прибыльною торговлею; ибо говорят, что должно же откуда-либо извлекать прибыль, хотя бы и из зла“ (Прем. 15, 12). Потому псалмопевец и говорит: „Вымыслы человеческие ненавижу“ (Пс. 118, 113) ‹…›
Человек, будучи сам создан по образу и подобию творца, обязан быть соработником в непрекращающемся акте творения Божия и, следовательно, своим творчеством обязан воздействовать на мироздание только в положительном отношении, то есть в соответствии с Промыслом Божиим»[37].
Помимо необходимых иллюстративных примеров, которым в пособии давалась прямая и ясная оценка, автор намеренно избегал обсуждать литературные «вымыслы», подобные вышеохарактеризованным. Но все же если сравнить картину 90-х годов с каким-то предшествующим десятилетием (например, с литературой 70-х), обилие в 90-е «сочиненного», т. е. малохудожественного, бросится в глаза. Про конкретные причины этого не раз говорилось выше. Беспрецедентно унижение властями предержащими с начала 90-х годов профессионального статуса писателя, самой литературы. Фигурально выражаясь, прежние чиновники «шибко много понимали» в этой самой литературе (к чему писатели уже давно как-то притерпелись, порой даже и посмеиваясь над идеологической «опекой»!), но нынешние ее, похоже, попросту попытались «отменить» за отсутствием приспособленности к бизнесу… Душа писательская ранима, а шок был небывалый. Многие были выбиты из колеи, а главное – временно сбиты с темы, с творческого интонационного настроя. Однако внутренне сильный человек от ударов судьбы только крепнет, и многие талантливые люди уже снова выпрямляются в полный рост.
Неоднократно высказанные на страницах этого пособия оптимистические надежды, конечно, не означают, что теперь, с начала 2000-х годов, как из рога изобилия на читателя посыплются шедевры – так никогда нигде не бывает. Гении не министры – их не назначают. Хотя, положим, современные великие писатели и литературные шедевры у России по-прежнему есть. О них рассказано выше.
Высшие художественные достижения литературы конца XX века находятся в рамках жанров сюжетных повестей, рассказов, романов, традиционных для русской художественной словесности со времен Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого и А. П. Чехова. Таковы рассмотренные произведения крупнейших писателей старшего поколения – от Л. Леонова и А. Солженицына до В. Распутина, В. Белова и Ю. Бондарева. То же относится к произведениям авторов, творчески проявившихся в 90-е годы (А. Варламова, Л. Костомарова и др.). Этот факт литературоведчески весьма интересен. В начале XX века на фоне многочисленных тогда художественных экспериментов возникло мнение, что жанры податливы на искусственное и целенаправленное «новаторское обновление». Отражая такие представления, автор известного руководства по теории литературы, вполне как человек своего времени, писал: «Жанры живут и развиваются. Жанр испытывает эволюцию, а иногда и резкую революцию»[38]. Он ссылался в подтверждение этого на опыты Б. Пильняка, А. Белого и др. (особенно характерно отражающее типичный ход мысли человека той своеобразной эпохи упоминание жанровой революции!). Однако сегодня уже ясно, что экстравагантные новинки вроде литературных «симфоний» и ритмопрозы не стали родоначальниками новых полноценных жанров. «Объясняя» это, ссылались, бывало, на некие советские идеологические препоны. Тем интереснее, что за десять постсоветских лет никто из мало-мальски серьезных писателей не проявил интереса к каким-либо «симфониям» или чему-то подобному. Литература явно не испытывает внутренней потребности в дальнейшем развитии и распространении подобных «новаций». Они так и остались на протяжении XX века фактами личного творчества, пусть и весьма яркого, вышеназванных авторов (да, может быть, двух-трех их малозаметных подражателей). Ни волюнтаристская эволюция, ни тем более успешная «революция» в жанровой сфере неосуществимы. Жанр претерпевает историческое развитие по сложным объективным причинам, не зависящим от прихоти и произвола отдельных творческих личностей и школ. Художник может принять активное участие в жанровом обновлении, когда он со своим творчеством как бы попадает в унисон с идущим в литературе объективно-историческим процессом развития, ускорив и усилив существующие тенденции (пример – деятельность Пушкина), но не когда пытается гордо идти наперекор традиции. Правда, в последнем случае он все-таки может создать яркий экстравагантный личный (индивидуальный) стиль, который запечатлеется в истории литературы (А. Белый, В. Хлебников и др.).
Нельзя не отметить как безусловно положительную и обнадеживающую черту то, что «национальный дух», национальная специфика в литературе интересующего нас периода являли себя нередко более раскрепощенно, чем это могло бы наблюдаться в советское время. Правда, у такой неожиданной раскрепощенности была не особенно здоровая основа: литературу, повторим, бросили на произвол судьбы. Но, лишившись цензурного контроля и идеологической «опеки», она отнюдь не занялась в 90-е годы муссированием «тоталитарного» прошлого, а повернулась лицом к настоящему. Именно ему неоднократно произнесли свой прямодушный приговор герои В. Распутина, В. Белова, Ю. Бондарева и др. При этом теплое русское отношение ко всем «языцам», приходящим на нашу землю с добром, а не злом, было сбережено литературой и в это трудное для народа России время.
На протяжении 90-х годов было опубликовано еще немало заслуживающих внимания художественных произведений. Назовем последний роман рано ушедшего из жизни замечательного русского прозаика Юрия Коваля «Суер-Выер» (М., 1998), роман Михаила Алексеева «Мой Сталинград» (Роман-газета. – 1993. – № 1), роман Сергея Алексеева «Возвращение Каина» (М., 1994), повесть Юрия Козлова «Геополитический романс» (Роман-газета. – 1994. – № 23), его же роман «Проситель» (Москва. – 1999. – № 11 – 12; 2000. – № 1), роман Андрея Волоса «Чужой» (Знамя. – 1997. – № 7), повесть Максима Гуреева «Калугавда» (Октябрь. – 1997. – № 10), роман Чингиза Айтматова «Тавро Кассандры» (Знамя. – 1994. – № 12), поэму в прозе Тимура Зульфикарова «Алый цыган!» (Юность. – 1997. – № 11), исторический роман Бориса Васильева «Утоли моя печали…» (М., 1998), исторический роман Александра Сегеня «Тамерлан» (Роман-газета. – 1997. – № 16), его же роман «Общество сознания Ч.» (Наш современник. – 1999. – № 3–4), роман Михаила Попова «Пора ехать в Сараево» (Роман-газета XXI век. – 1999. – № 3), роман Леонида Зорина «Авансцена» (М., 1998) и др. Еще хотелось бы отметить «роман-странствие» Андрея Битова «Оглашенные» и его «стихопрозу» «Жизнь без нас», роман Эдуарда Лимонова «Палач. История одного садиста» и его книгу «Смерть современных героев. Роман. Рассказы», исторический роман Владимира Личутина «Раскол», роман «Бегство в Россию» Даниила Гранина и др.
