– Джейлис Дункан!
Я вся похолодела при воспоминании о той беседе в непроглядной тьме грязной ямы, когда моим собеседником был только голос. В гостиной было тепло, но я потуже запахнула на себе плащ.
«Я выпотрошила его на десять тысяч фунтов, – говорила Джейлис, похваляясь кражей, которую она совершила, подделав подпись своего мужа. Артур Дункан, которого она отравила, был налоговым инспектором края. – Десять тысяч фунтов для якобитов. Когда начнется восстание, я буду знать, что помогла им».
– Она украла их, – сказала я, чувствуя, как задрожали руки при мысли о Джейлис Дункан, обвиненной в колдовстве и принявшей мучительную смерть под ветками рябинового дерева.
Джейлис Дункан, которая перед смертью успела родить ребенка своему возлюбленному – Дугалу Маккензи.
– Значит, она украла их и отдала Дугалу или он сам забрал их у нее, не говоря, куда они пойдут. – Взволнованная, я поднялась с места и зашагала взад-вперед перед огнем. – Негодяй! Так вот чем он занимался в Париже два года назад!
– Чем?
Джейми, нахмурившись, смотрел на меня, Саймон сидел открыв рот.
– Устанавливал связь с Карлом Стюартом. Он навещал его, чтобы выведать, действительно ли тот планирует восстание. Возможно, он уже тогда пообещал ему деньги, поэтому-то Карл и рискнул отправиться в Шотландию – на деньги Джейлис Дункан. Но пока Колум был жив, Дугал не мог открыто передать деньги Карлу: Колум начал бы задавать вопросы. Он был слишком честным человеком, чтобы пользоваться ворованными деньгами, неважно, кто и когда их украл.
– Понятно, – проговорил Джейми, в задумчивости опустив глаза. – Но сейчас Колум мертв, а Дугал Маккензи – фаворит принца.
– Говорю же тебе, для тебя это очень выгодно, – заключил Саймон, раздраженный разговорами о неизвестных ему людях и делах, из которых он и половины не понял. – Разыщи его, в это время он, вероятно, в пабе «Уорлд Энд».
– Ты думаешь, он захочет говорить о тебе с принцем? – встревоженно спросила я Джейми.
Какое-то время Дугал был приемным отцом Джейми, но с тех пор их отношения, конечно, изменились. Он мог не захотеть рисковать своим авторитетом у принца, выступая в защиту кучки трусов и дезертиров.
Но Молодой Лис явно унаследовал хитрость и сообразительность своего отца.
– Маккензи не хотят терять Лаллиброх, верно? И если он подумает, что отец и я пытаемся наложить лапу на эти земли, он уж постарается помочь тебе вернуть твоих людей. Когда война окончится, ему будет куда дороже бороться с нами за эти земли, чем помочь тебе сейчас.
Покусывая верхнюю губу, он, довольный, кивал, раздумывая о дальнейшем развитии событий.
– Я войду перед тобой и помашу у него перед носом копией отцовского списка. Тут появишься ты и скажешь, что скорее согласишься увидеть меня в аду, чем отдашь мне своих людей, и потом мы все вместе отправимся в Стирлинг.
– Я всегда считала, что не случайно Scot[10] рифмуется с plot.
– Что? – Мужчины с удивлением посмотрели на меня.
– Ничего, – покачала я головой. – Просто голос крови.
* * *Я осталась в Эдинбурге, а Джейми и его дядя-соперник отправились к принцу утрясать свои дела. Я могла бы остановиться в Холируде, но нашла себе жилище в одном из переулков над Канонгейтом. Это была тесная, сырая комнатенка, но я проводила в ней не много времени.
Узники Толбута не могли оттуда выйти, но ничто не мешало посетителям навещать их. Фергюс и я приходили в тюрьму каждый день и за небольшую взятку передавали людям из Лаллиброха пищу и лекарства. Теоретически разговаривать с заключенными один на один не разрешалось, но, смазав соответствующим образом тюремный механизм, мне удалось два или три раза поговорить с кузнецом Россом наедине.
– Это моя вина, леди, – сразу сказал он, едва увидев меня. – Нужно было уходить маленькими группами, по тричетыре человека, а не вместе, как это сделали мы. Но я боялся растерять людей – ведь большинство из них никогда не удалялись от своей деревни более чем на пять миль.
– Не вините себя, – успокаивала я его. – Судя по тому, что мне известно, это чистая случайность, вам просто не повезло. Не волнуйтесь, Джейми отправился в Стирлинг к принцу. Скоро он освободит вас.
Кузнец кивнул и усталым движением руки пригладил волосы. Ничто в этом грязном, нечесаном человеке не напоминало того крепкого, уверенного в себе мастерового, каким он был несколько месяцев назад. И все же он улыбнулся мне и поблагодарил за еду.
– Если бы не вы, – признался он, – нам бы худо пришлось. Здесь дают немного помоев, и все. Как вы думаете, миледи… – Он замялся. – Вы не смогли бы достать несколько одеял? Я бы не просил, но у четырех наших лихорадка, и…
– Постараюсь, – ответила я.
Я вышла из тюрьмы, размышляя, как же мне это сделать. Основная армия ушла на юг – завоевывать Англию, но Эдинбург все еще оставался оккупированным городом. Солдаты, лорды, прихлебатели всех мастей постоянно приезжали и уезжали из города, и потому товаров было мало и они были дороги. Одеяла и теплую одежду найти можно, но стоили они кучу денег, а в моем кошельке оставалось ровно десять шиллингов.
Был в Эдинбурге один банкир, мистер Уотерфорд, который в прошлом вел кое-какие дела с Лаллиброхом, но несколько месяцев назад Джейми, боясь, что банковские вклады могут быть захвачены королем, изъял их из банка. Деньги были обращены в золото, часть его переправили Джареду во Францию на хранение, часть спрятали в доме. И то и другое было сейчас одинаково недосягаемо.
Я остановилась на булыжной мостовой, чтобы подумать. Меня толкали со всех сторон, а я стояла и размышляла. Денег у меня нет, но есть несколько ценных вещей. Горный хрусталь, который Раймон дал мне в Париже. Сам камень большой ценности не имел, другое дело – оправа и цепочка. Мои обручальные кольца… Нет, с ними я расставаться не хочу, даже на время. Но вот жемчуг… Я сунула руку в карман и нащупала изнутри жемчужное ожерелье, которое я зашила в шов юбки, – его подарил мне Джейми в день свадьбы.
Маленькие, неправильной формы речные жемчужины, гладкие и тяжелые, перекатывались под моими пальцами.
Не столь дорогое, как восточный жемчуг, это было все же прекрасное ожерелье с ажурными золотыми колечками между бусинками. Оно принадлежало матери Джейми, Элен. Я подумала – вероятно, ей было бы приятно узнать, что оно сослужило добрую службу ее людям.
* * *– Пять фунтов, – твердо сказала я. – Оно стоит десять, я могла бы получить шесть, если бы потрудилась подняться вверх по холму до следующего магазина.
Я не имела понятия, так это или нет, но сделала движение, будто собиралась забрать ожерелье с прилавка и покинуть лавку ростовщика. Ростовщик, мистер Сэмюэлс, быстро прикрыл рукой ожерелье. Его торопливость подсказала мне, что начинать следовало с шести фунтов.
– Ладно, три фунта десять шиллингов, – сказал ростовщик. – Конечно, я пущу по миру свою семью, но ради такой прелестной леди, как вы…
Маленький звоночек над дверью позади меня звякнул, дверь открылась, послышался звук торопливых шагов по стертым доскам.
– Извините меня, – прозвучал девичий голосок, и я обернулась, забыв об ожерелье. Тень от лампы ростовщика упала на лицо Мэри Хоукинс.
За последний год она подросла и пополнела. В ее манерах появилась особая женственность и достоинство, но она все еще была очень молода. Мэри заморгала и тут же бросилась ко мне с радостным криком; ее меховой воротник защекотал мой нос, когда она крепко обняла меня.
– Что ты здесь делаешь? – спросила я, высвободившись наконец из ее объятий.
– Здесь живет п-папина сестра, – объяснила она. – Я гощу у нее. Или вы имеете в виду, что я делаю здесь?
Она обвела рукой темное помещение мистера Сэмюэлса.
– И это тоже, – сказала я. – Но подожди немного.
Я повернулась к ростовщику:
– Четыре с половиной фунта, или я поднимаюсь на холм. Решайте скорее, мне некогда.
Ворча себе под нос, мистер Сэмюэлс потянулся к ящичку под прилавком, а я повернулась к Мэри.
– Мне нужно купить несколько одеял. Ты пойдешь со мной?
Мэри выглянула на улицу: там стоял слуга в ливрее, явно поджидая ее.
– Да, если потом ты пойдешь со мной. О Клэр, я так рада видеть тебя! Он п-прислал мне записку, – сообщила Мэри, когда мы спускались с холма. – Алекс. Друг принес мне от него письмо.
При упоминании его имени ее лицо просветлело, но маленькая складочка между бровями не разгладилась.
– Когда я узнала, что он в Эдинбурге, я попросила папу отпустить меня навестить тетю Милдред. Он не воз-зражал, – с горечью добавила она. – Ему было больно с-смотреть на меня после всего, что случилось в Париже. Он с радостью отпустил меня из дома.
– Значит, ты видела Алекса?
Мне было интересно, как идут дела у молодого викария с тех пор, как я в последний раз виделась с ним. И было так же любопытно узнать, как он осмелился написать Мэри.
