Но в тысяча девятьсот пятьдесят девятом еще никто не может и вообразить себе подобное. Франсуа усиленно тренируется три раза в неделю — один раз в бассейне «Рувэ», два раза — в «Шато-Ландон» в районе станции метро «Сталинград». Это самый старый бассейн в Париже, построенный еще в тысяча восемьсот восемьдесят четвертом году — Фашодский кризис, дело Дрейфуса, похороны Виктора Гюго, — здание бассейна уже существовало во время этих событий, и Филип язвил, что, мол, вот, наконец спортсмены-инвалиды вошли в историю. Мнения членов Содружества по-прежнему расходятся, и новый виток дебатов провоцирует статью в вестнике, где профессор Гутман объявляет, что следующие игры в Стоке, назначенные на шестидесятый год, будут проходить вовсе и не в Стоке, а очень даже в Риме, сразу по окончании Олимпийских игр. Где-то даже проскальзывает словосочетание «Олимпийские игры для инвалидов». Кого-то попытка примазаться к Олимпийским играм заставляет прыскать со смеху: нет, ну надо же, это ж какая-то мания величия! Несколько телеканалов будут транслировать минутные репортажи, мол, так что еще увидим доблестных инвалидов! Главная цель игр — реабилитация, как утверждает в своем кратком репортаже Леон Зитрон на первом канале — а Мишель Друкер четыре года спустя назовет это событие «Играми мужества». Еще покажут ряды сложенных колясок и вереницы спортсменов-инвалидов, что поднимаются по трапам самолетов в сопровождении обычных спортсменов и специально отряженных для этого дела людей, в то время как остальные, не слишком годные для телесъемки, ковыляют на костылях сами по себе. Потом воспоследует еще один видеоряд, где все будущие участники уже сидят в салоне самолета, кто обряженный в спортивную форму с символикой Франции, кто в пиджаках, галстуках и канотье — это, понятное дело, англичане, — и они всем миром получат благословение Папы Римского сразу же по окончании соревнований. На экране не видно ни одного спортсмена — только инвалиды войны и получившие производственную травму, которые, как ни странно, отказываются признать себя побежденными. А в шестьдесят четвертом во время игр в Токио в передаче «По другую сторону успеха» зрители услышат, что спорт для участников является необходимостью, а не роскошью — занятия помогают быстрее переквалифицироваться и получить положительную характеристику для потенциального работодателя, избежать пролежней, а также избавиться от проблем с мочеиспусканием.
Франсуа мечтает о блестящих свершениях. В августе пятьдесят девятого он на пароме возвращается из Англии, из Сток-Мандевиля. Он не имел права выступать на этом турнире, так как участвовать там могут лишь люди с травмами позвоночника, поэтому просто работал переводчиком. По прибытии он сел в самолет, предоставленный Министерством авиации, и добрался до Лондона, где он еще ни разу в жизни не был. Потом немного погостил у тетки Виржинии и обратно домой отправился уже на пароме. Проходя Сангатт, он замечает необычайное скопление судов, по палубам которых снуют туда-сюда, выделяясь на фоне светлого неба, человеческие фигурки, похожие на маленьких лягушек. Он уже знает из газет, что это геологи исследуют дно на глубине до тридцати метров. Готовится колоссальное дело, сперва кажущееся невозможным: строительство туннеля под Ла-Маншем. В туннеле будет проложена железная дорога, автомагистраль, а также предусмотрены линии для перекачки топлива и прокладки кабелей. Этому проекту уже полтора века — одна из безумных идей Бонапарта. Или, скорее, сон, мечта, давняя мечта, в осуществление которой невозможно поверить, и тем не менее она все равно осуществляется, сон сбывается — из-за непреклонности человека, несовершенного, но живущего.
Руководство Содружества, эти апостолы скромности, могут, конечно, оправдываться, но переименование вестника в журнал «Инвалиды Франции» обнаружило желание поднять издание повыше, расширить круг читателей, сделать его более коммерческим. Это подметили и Франсуа, и Этьен. Эта своего рода семантическая уловка, маленькая хитрость ставит скромное издание в один ряд с «Элль», «Мари-Клер», «Пари-Матч» и «Салю ле Копан». И, если говорить откровенно, тираж журнала не более пары сотен экземпляров, но зато теперь он выглядит куда солиднее: глянцевая бумага, цветная обложка, рекламные площади для всех рекламодателей, «Кока-Кола», примкнувшая к рекламе складных инвалидных колясок. Да, орел не мух ловит… В последнем номере, что получил Франсуа, красуется: «С момента начала деятельности Содружества пять лет назад, количество международных перелетов составило 100 часов, автомобильных трансферов — 76 000 километров; для соревнований по стрельбе из лука было изготовлено 1 020 120 стрел; во время игр в Стоке участниками было выпито 400 литров чаю». Это ли не тщеславие, это ли не похвальба цифрами с большим количеством нулей? Господи боже мой! Большие цифры впечатляют читателя, Франсуа прекрасно это знает. Они вызывают уважение. Стратегии развития в мире предпринимательства включают в себя все направления, и спорт для инвалидов не исключение. И здесь можно найти путь к выживанию, привлечению заинтересованных лиц и инвестиций; и хотя в начале шестидесятых это слово еще не стало стратегическим понятием, но уже можно было уверенно говорить о наступлении эпохи маркетинга.
Кинцуги
Инструктор внимательно смотрит, как вода смыкается вокруг талии Жоао. Тот стоит, чувствует ее бедрами, готов раскрыть для нее свои объятия. Он наблюдает, как блики играют на ее поверхности, она кажется ему менее опасной, чем жесткая океанская волна. Жоао видел океан в детстве, на побережье, к северу от Лиссабона, и чувствовал, как его язык лижет лодыжки, а мать кричала: «Смотри, не заходи далеко! И давай недолго!» — боясь, что он утонет и отправится в ненасытное брюхо стихии, и так уже заполненной телами мертвых рыбаков и мореходов. И все же этот прямоугольник насыщенной бирюзой глубины много раз поглощал его во сне. Жоао явно никогда не бывал в бассейне. Его, обитателя Двенадцатого округа Парижа, живущего в квартире без водоснабжения, прежде чем пустить в воду наконец вымыли под душем, лоханей здесь не держат. И вот он — бассейн.
Франсуа наблюдает за приятелем со своей плавательной дорожки через разделительные пластиковые гирлянды. Тот все еще сидит в воде, прижавшись к борту бассейна; за последние шесть месяцев Жоао сбросил пятнадцать килограммов, но живот у него все еще округлый, а обвисшая грудь напоминает женские сиськи; парализованные ноги болтаются в воде, словно две белые рыбины. Он все-таки вернулся в форму: у него заострился подбородок, появились ямочки на щеках, которые раньше были скрыты под слоем жира. Но все же это совсем не тот, прежний Жоао с бычьей грудью, что гонялся на своей инвалидной коляске в парке за детьми, не подозревая, что ему суждено навеки остаться евнухом.
Чтобы плыть, нужно всего лишь отпустить руки. Инструктор говорит: давайте, не бойтесь, я вас поддержу, если что! Но Жоао упорствует. Рядом плещутся человек тридцать. Некоторые из них слепы — они ориентируются по голосу тренера; есть ампутанты, пораженные полиомиелитом, которые причудливо извиваются, подходя к бассейну; есть и парализованные, вроде Жоао, — о них говорил Франсуа, — они плавают при помощи надувных кругов, напоминающих пневмокамеры для грузовиков. Жоао сказал, что тоже хотел бы поплавать с таким кругом, медленно вращаясь в лучах потолочных светильников. После того, как от него ушла Мария, он поклялся Франсуа, что не позволит себе окончательно опуститься и сдохнуть, но только ради чего-то важного.
Осень играет красками. Франсуа спускается по улице Муфетар, наверное, впервые за целый год. Он словно ныряет в толпу, уворачивается, стараясь не сталкиваться с людьми; он проскальзывает между велосипедами, женщинами с корзинами, стайками детишек и уличными зазывалами. Он совсем забыл, что здесь всегда много народу, не то что у него в Батиньоле. Он задевает жестяной навес — эй, нельзя ли поосторожнее?! — и обходит ящики с белоснежными яйцами. Булыжник мостовой тускло поблескивает под ногами прохожих, а там, где торговцы фруктами, овощами и цветами обильно спрыскивают товар водой, образуется еще и тонкий слой грязи.
