В своем последнем «московском» донесении в наполеоновскую штаб-квартиру маршал Франции писал: «Эвакуация Москвы была произведена сегодня ночью. Была легкая перестрелка с казаками и крестьянами. Я потерял 400 раненых…» Здесь следует заметить, что перестрелку, от которой пострадали только с одной стороны сотни людей военных, назвать легкой никак нельзя. Огневой бой нешуточных размеров, вне всякого сомнения, выдался для французов серьезным и неудачным. Или такая «легкая перестрелка» велась в тот день во многих местах, отчего и получилась такая суммарная цифра в 400 раненых солдат и офицеров.
Французы, уходя из Москвы, подожгли собственный артиллерийский парк, при этом прозвучало несколько сильных взрывов. Они вызвали панику среди иностранцев, остававшихся еще в большом числе в городе: они подумали, что идут казаки, предававшие все огню и мечу, и стали в страхе покидать Москву в западном направлении.
Когда главные силы Наполеона оставили Москву, еще остававшиеся в центре городского пепелища войска маршала империи Мортье приступили к исполнению приказа императора взорвать башни и стены Московского Кремля и то, что в нем находилось. Мемуарист Сегюр пишет о том, что происходило тогда в обезлюдевшем городе, в который через городские заставы проникли небольшие партии казаков и иных партизан:
«Мелкие нападения со стороны казаков и вооруженных крестьян вынудили герцога Тревизского стянуть к центру свой маленький корпус (французский гарнизон Москвы. – А.Ш.), чтобы не подвергать его риску в этом громадном городе».
Можно считать, что такие действия казаков, начавших «малую» войну в городе, стали одной из причин того, что французам не удалось исполнить поистине варварское дело. Большая часть мин из-за плохого качества пороха и начавшегося ливня не сработала, а времени заменить их у подчиненных военного губернатора Москвы и Московской провинции уже не оставалось: они могли опоздать в бегстве из города.
К слову говоря, Мортье был одним из самых близких к Бонапарту людей. Он имел ко всему прочему чин генерал-полковника артиллерии и моряков Императорской гвардии. 11 октября маршал Франции «спасовал» перед донскими казаками и, не выполнив приказа императора, поспешил оставить Москву, на улицах которой уже мелькали фигуры бородатых всадников с пиками в руках, в решительности намерений которых завоевателям сомневаться не приходилось.
…Первопрестольная русская столица стала первым городом России, которую император Наполеон I приказал «истребить» как вражеский объект военной значимости. Сейчас можно только гадать о том, собирался ли он в будущей военной кампании вернуться в Москву или не собирался. Вся эта варварская операция вкратце выглядела так.
Оставленный в Москве отряд маршала Мортье силой в 8 тысяч человек составил французский гарнизон, которому предстояло выполнить приказ Наполеона – взорвать Московский Кремль. Первый взрыв в центре города прогремел 7 октября. Разрушение Кремля наполеоновскими инженерами-минерами шло три дня – с 9 по 11 октября. Однако совершить до конца варварскую акцию французам помешали плохое качество закладываемого в мины пороха, прошедший дождь, благодаря которому фитили подмокли, а также поспешность при проведении взрывных работ: казачьи разъезды генерал-майора И. Д. Иловайского 4-го доходили по выгоревшему, безлюдному городу до его центра.
Все же Московский Кремль пострадал сильно: были взорваны арсенал, часть кремлевской стены, Водовзводная, Петровская и частично Никольская и Боровицкая башни, обращенные к Москве-реке. Пожары сильно повредили Грановитую палату и ограбленные кремлевские соборы.
…Армейский партизанский отряд, «стороживший» Москву с севера, в главных силах находился в Чашниках. После пленения Винценгероде генерал-майор В. Д. Иловайский 12-й остался старшим в отряде. 11 октября он отдал приказ войти в город. «Через пепелище, уставленное печными трубами, остовами каменных домов, обезглавленными церквями, можно было видеть от Тверского вала даже Калужские ворота.
Могильная тишина обитала в почерневших от дыма стенах домов уцелевших, но пустых и безжизненных. В Кремле и Китай-городе продолжались еще пожары, зажженные неприятелем. Во всех частях опозоренной, задымленной, выжженной Москвы господствовало совершенное безначалие. Кое-где бродили пьяные мародеры французские, изредка стреляя в казаков и в народ, который вместе с казаками бил их или брал в плен…
При появлении казаков на погорелище Каретного ряда, первозажженного бескорыстной доблестью русских, вышла женщина из развалин, взглянула на казаков, воскликнула: «Русские!» и в иссуплении радости, перекрестясь, поклонилась в землю…»
В подорванном Московском Кремле было найдено брошенных наполеоновцами их 28 пушек и 207 зарядных ящиков, наполненных боевыми зарядами, 109 различных армейских фур и повозок, а также отечественных 14 орудий и 30 зарядных ящиков. Под них у неприятеля или не нашлось лошадей, или они просто бросили их, а упряжки были отданы под награбленное в Москве добро.
В разных местах города было найдено более трех тысяч оставленных раненых и больных солдат и офицеров Великой армии и… до 700 человек таких же раненых и больных из армии ее противника.
Действия В. Д. Иловайского 12-го при занятии Москвы отличались решительностью и готовностью к уличным столкновениям. Генерал-майором стал в 27 лет за победу в бою у Химок под Москвой. В представлении на генеральский чин говорилось, что он «испрашивается» за храбрость и умелые распоряжения в большом деле. Император Александр I утвердил представление из действующей армии без всяких на то задержек: Иловайский 12-й был ему знаком. К тому же монарх относился к роду Иловайских с немалым уважением за их службу Отечеству и короне.
Иловайский 12-й был в ту войну образцовым тактиком действий армейских летучих (партизанских) отрядов, действовавших на вражеских коммуникациях. К нему прямо относятся слова «Песни партизанской» декабриста Кондратия Рылеева:
Вкушает враг беспечный сон;Но мы не спим, мы надзираем —И вдруг на стан со всех сторон,Как снег внезапный налетаем.В одно мгновенье враг разбит,Врасплох настигнут удальцами,И вслед за ними страх летитС неутомимыми донцами.
Но больше всего прославился Иловайский 12-й при изгнании Великой армии из российских пределов. Его донцы первыми вошли в сожженную первопрестольную Москву, когда французский арьергард только готовился ее оставить. Отряд вражеской кавалерии в 1,5 тысячи сабель атаковал донцов у Петровского дворца. Умелым фланговым ударом казаки не только парировали атакующий удар, но и разбили нападавших французов. Вражеский арьергард был вытеснен из Москвы.
Но это были еще не все беды неприятельского арьергарда. Четыре полка легкой русской конницы: Звенигородский гусарский, Перекопский татарский и два донских – В. Т. Денисова и В. Д. Иловайского, то есть половина армейского партизанского отряда пошла вслед за неприятелем по Калужской и Смоленской дорогам. Казаки спешили догнать вражеский арьергард – войска маршала Мортье, «уличенного» в подрыве Московского Кремля.
В стольном городе для поддержания порядка в нем были оставлены на первое время три казачьих полка, которые подчинялись назначенному комендантом Москвы флигель-адъютанту Бенкендорфу. Казачьи разъезды, разъезжающие по всему огромному московскому пепелищу, терялись на этом пространстве.
Жизнь возвращалась в Москву на глазах донцов в виде большого числа подмосковных крестьян, приехавших в город на возах. На площади напротив генерал-губернаторского дома открылась обширная ярмарка, «уставленная телегами с мукой, овсом, сеном, печеными хлебами, сайками, калачами, самоварами со сбитнем, даже обувью, и ясно показывала, что около Москвы не было пропитания только для неприятеля».
…Желание и неудачная попытка императора Наполеона взорвать Московский Кремль оставили «свой» отпечаток на Отечественной войне 1812 года. Из мемуарной записки «Некоторые замечания, учиненные со вступления в Москву французских войск (и до выбегу их из оной)». Подпись: П…Ф…(предположительно канцелярист Московского Воспитательного дома П. Федоров). Автор рассказал о том, как французы взрывали Кремль, и первом дне освобождения первопрестольной столицы от иноземцев:
«…Теперь я приступаю к описанию такого действия, котораго слабый ум мой не только описать, но даже вообразить не в состоянии; в сей роковой для величественного и веками построенного Кремля вечер он должен был разрушиться не более как в три часа.
С вечера зазжены были Хамовническия казармы и Комесериат, в полночь загорелся Кремлевский дворец, в час пополуночи слышен был великий шум и конский топот, это ретировались или, лутче сказать, бежали один чрез другого – французы.
