— Что за… — хотел было вскрикнуть Вершков, но язык его не послушался. Он тихо ахнул и повалился лицом в траву. Весь мир и битва перестали для него существовать. В голове плясали какие-то глупые, рваные обрывки мыслей. «Лежу тут, как Андрей Болконский… Отчего я прежде никогда не видел этой густой зеленой травы? Этих жучков? О, как важно, как осмысленно они ползут!.. Какая прекрасная смерть!»
Он сразу ослабел и не вполне понимал, насколько сильно ранен. Было не слишком больно. Наверное, когда поднимут и потащат, станет больнее.
И тут послышался резкий, каркающий голос:
— Я так и знал!
И новое лицо ввязалось в битву.
Это был ливонец.
* * *
— Глупые дураки! — выговорил Кроуфилд и сплюнул. — Семь человек! Для чего они погибли? Для отвратительной женщины? О, это очень ужасно!
Если бы не ливонец, им пришлось бы туго. Однако у Иордана из Рацебурга имелись собственные причины действовать в одиночку.
— Конечно, я знал, где встречусь с вами, — самодовольно объявил он и подбоченился. Выглядел Иордан чрезвычайно живописно: в орденском плаще, при полном параде и при этом забрызганный кровью. — Но у меня имелись свои счеты. Я не мог допустить… А это кто? — прервал он себя и быстро наклонился над Вадимом. В его руке мгновенно блеснул кинжал.
— Это наш! — бросился Флор. — Остановись, Иордан!
Иордан задержал руку с кинжалом возле самого вадимовского горла.
— Ну, и что с ним делать? — осведомился он с таким видом, будто Вадим задолжал ему денег и теперь вот умирал, не расплатившись. — Он тяжело ранен!
— Увезем на волокушах, — сказал Флор. — Ничего.
— Ничего! — фыркнул Иордан. — Изумительное русское слово! Обозначает абсолютно все!
— И ничего — тоже, — добавил англичанин. — Я размышлял над этой проблемой. В ней, возможно, ключ к русскому характеру. О, это изумительно!
— Ты нашел порох? — спросил Флор Иордана.
— Я был занят более важным делом, — объявил Иордан и сделал широкий жест, приглашая своих спутников последовать за ним.
Оставив Вадима, друзья завернули за угол дома и остановились, пораженные ужасом и отвращением.
Мокей Мошкин, еще живой, был прибит к стене: его ладони и плечи пронзали кинжалы, одно бедро пригвоздил к доскам длинный меч, второе бессильно болталось. Кровь вытекала из множества ран. Мошкин глядел на своего мучителя и шевелил губами.
— Это невозможно! — возмутился Флор. — Сними его!
— Какая разница! — махнул рукой Иордан. — Вы хоть знаете, какая это гадина? Это полюбовник Турениной. Он погубил нескольких человек, а кроме того… — Иордан оскалился. — Кроме того, эта мошка пыталась укусить меня! Я подстерег его здесь и одолел…
— Надо его снять, — повторил Флор. — Нельзя, чтобы государь его увидел.
— А государь его здесь и не увидит, — сообщил Иордан. — Не станет он заходить за эту стену. Его примут на коврах, а затем отведут ночевать в дом. Я хочу, чтобы Авдотья увидела…
И сын разбойника сказал немцу:
— Ты прав, Иордан.
Больше они об этом не говорили.
Убитых людей Турениной отнесли на край болота и там оставили, заложив дерном. Если будет время, вернутся за ними — в болотной воде мертвец долго сохраняется нетленным — и похоронят по-человечески. А если времени такого не случится, что ж, сама мать-природа о них позаботится, вберет их в свои недра и превратит в питательный гумус для других своих детей — возможно, не менее важных, нежели эти грешные и несчастные люди.
Иордан взялся перевязать Вадима. Марать руки о мертвецов ливонец не желал. Это было противно его орденской гордости.
С другой стороны, он лучше всех разбирался в ранах и их лечении.
Рана оказалась довольно глубокой и болезненной, но важные внутренние органы задеты не были.
— Тебе повезло, глупый парень, — сказал ливонец Вадиму и легонько похлопал его по щекам. — Эй, не спи! Не нужно!
Он нарвал болотного мха, который убивает лихорадку и прочую заразу, проникающую в раны и убивающую человека, приложил к порезу и туго замотал полотном, украденным из дома Турениной.
Вадим стонал и пытался дергаться, но ливонец не обращал на это никакого внимания. Обычно раненые орденские рыцари жалеют себя гораздо меньше. И с этим русским, который так страдал из-за боли, ливонец церемониться не собирался.
— Я уезжаю, — объявил он, когда Флор с Кроуфилдом вернулись. — Времени у вас мало. Постарайтесь уйти до темноты. Кто знает — проклятая баба может прислать сюда дополнительных стражей. Она очень хитра, мне кажется. Она хитра и глупа, как ее хозяин — дьявол. А уж мы, ливонцы, знаем, каков он из себя! Не раз я видел его рожу и всегда успевал плюнуть в нее первым!
И, засмеявшись, Иордан размашисто зашагал прочь — с виду нескладный и нелепый, но на самом деле умный и опасный. И Флор подумал: «Хорошо, что пока он на нашей стороне».
* * *
Пока Кроуфилд возился с волокушами, обламывая с елей длинные ветви и являя чудеса в области вязания узлов, Флор торопливо осматривал поляну. Теперь он жалел о том, что не взял с собой еще и Сванильдо. «Лесной эльф», возможно, потому и именует себя «лесным», что умеет различать следы в лесу. А может, это только наименование. Все-таки эти «питерцы» — странные ребята, хотя и неплохие.
Флор зашел в лес и принялся осматривать поляну со стороны. Люди Турениной наверняка все уже подготовили и заложили пороховые мины. И коврами все прикрыли…
Прежде чем мысль о коврах, которыми все прикрыто, утвердилась в голове Флора, постороннее обстоятельство отвлекло его внимание: через лес, не смущаясь шумом, ломился какой-то крупный зверь… Или то не зверь вовсе? Флор прислушался повнимательнее. Вот «зверь» споткнулся о ствол упавшего дерева, не приметив его за ворохом палой листвы и высокой травой, и выбранился.
Флор не сдержал улыбки: приказной дьяк все-таки явился уяснить — а вдруг, неровен час, правы «медвежата», и Туренина действительно утратила рассудок, затевая покушение на жизнь государя? Может, оно и не так, но проверить следовало.
Колупаев выскочил на Флора, как лось, и уставился на него бешеными зелеными глазами.
— Что?! — гаркнул Колупаев.
Флор помолчал, а затем выпучился не хуже Назара и заорал в ответ:
— А ничто!!
Оба засмеялись.
— Плохо дело, Назар, — сказал Флор, отсмеявшись, — здесь уже все подготовлено. И коврами покрыто. Клянусь тебе, это правда! Когда мы пришли, на нас набросились и пытались убить, даже не спрашивая, кто мы такие и для чего здесь находимся…
Колупаев сверкнул зубами.
— Царь уже на подходах к Новгороду, — сказал он. — Времени почти не осталось. Уходите. Я уберу ковры.
— Идем, глянем, что там, — согласился Флор.
Когда они приблизились к охотничьему домику, там уже готовы были волокуши. Кроуфилд степенно курил, созерцая свое произведение.
При виде Назара, выломившегося из леса, англичанин вынул изо рта трубку и сотворил жирное кольцо дыма.
— О, — молвил он, — вот и господин Колупаев! Это отлично!
— А ты что здесь делаешь? — хмуро осведомился Колупаев. — Что здесь?..
— Этот господин получил ранение, — сообщил Кроуфилд. И обратился к Флору: — Я верно формулирую? В сражении с врагами государя. Надлежит транспортировать его до места, где найдется телега…
— Долгонько тащить придется, — буркнул Колупаев. — Как бы не помер.
— Не помру, — подал голос Вершков с земли. — Мне уже лучше.
С этим он закатил глаза, вздохнул и отключился.
— Вот и хорошо, — подытожил Колупаев, взглянув в его сторону только мельком. — Убирайтесь все отсюда. Времени в обрез, я займусь бочками. Где они, говоришь?
— Полагаю, под коврами, — сказал Флор.
Колупаев широким шагом приблизился, сдернул ковры — и действительно открылись вкопанные в земли бочки с порохом. Фитили тянулись по земле в домик.
— Ловко! — пробормотал Колупаев. — Ну вот что, разбирать все это некогда и мне не под силу, а объявлять царю, что его здесь собираются поднять на воздух вкупе со двором и иноками, я не намерен. Сие будет пятно позора на град Новгород, так что… Убирайтесь отсюда!
Возражений он не услышал. Флор помог Кроуфилду водрузить Вершкова на волокуши, оба впряглись в лямки и потащили раненого прочь. Несколько раз они останавливались передохнуть. В лесу все было тихо.
Затем неожиданно прогремел взрыв. Оба вздрогнули. Флор снял шапку и перекрестился.
— Ты полагаешь, Олсуфьич, что он взорвал сам себя до смерти? — спросил англичанин.
— Да, — сказал Флор.
— Это неразумно! — возмутился англичанин.
— Назар же объяснил: разминировать некогда, объяснять царю, в чем дело, — нельзя…
А Флор подумал о том, что скоро выяснится: семейство Глебовых погибло по ошибке… Колупаев не перенес бы стыда. Он уже сейчас понимал, что обрек на мучительную и позорную смерть неповинных людей, пусть даже выполняя свой долг. И решил выполнить свой долг и далее — и уйти с поверхности земли прямо сейчас, пока не стали явлены многие подробности.
