— Товарищ Кравцов, товарищ Кравцов, — показушно вздохнул я, — опять Вы меня обижаете своим недоверием? Где ваш полёт фантазии? Где опережающая время мысль⁈
— Да какой там полёт? Какая ещё мысль⁈ Я твой сценарий прочитал. Там ум за разум заходит. Не удивлён, что министерские до сих пор находятся в шоке.
— И что же их там так шокировало?
— Да всё! А конкретно то, что у тебя, по твоему сценарию ребята из группы «Импульс» то в шубах бегают, то с отбойными молотками стучат по стенам, тем самым показывая работу. Ты думаешь это нормально?
— Смотря что, по-вашему, считать нормой⁈
— Как что? Норма — есть норма. И в ней должно быть не так как у тебя?
— Ну-ка, ну-ка, расскажите же нам скорее, как там, по-вашему, должно быть?
— Очень просто! Твои рабочие, должны были отработать смену. Умыться. И, надев шубы, пойти домой. А вместо этого по твоему сценарию, они у тебя должны будут бегать по рельсам.
— И это всё? — приподнял я бровь.
— Не всё. Ещё многие так и не поняли, зачем четыре гроба с прозрачными крышками ты дал указание сколотить? И для чего ты в них хочешь положить певиц⁈
— Обычные обывательские вопросы, — вновь вздохнул величайший режиссёр и пожурил: — Нет, понимаешь ли, у нашего народа, и в том числе у наших коллег по Минкульт, нужного понимания авангардизма.
— Согласен, — кивнул Кравцов. — Чего нет — того нет! И авангардизма — уж точно. Его ещё в 1962 году при Никите Сергеевиче Хрущёве весь подавили. Ты молодой е щё, не слышал, наверное, как эти твои собратья по разуму художники-авангардисты в Манеже выставку своих работ, сделали. Вот их, так называемое творчество, и разнесли в пух и прах. Лично Хрущёв и разнёс. И к слову сказать — правильно сделал. Не творчество это, а какая-то белиберда.
— Художника понять может не каждый…
— Да что там понимать-то? Если ничего не понятно?
— Сложно сказать, ибо действительно молод, чтобы судить о таких движняках. Но скажу одно, то, что было представлено там, совершенно точно отличается от того, что я собираюсь представить тут.
— Тогда и не называй его авангардизмом. У нас это не любят. Это нервирует начальство. Назови как-нибудь по-другому.
— Как?
— Откуда я знаю? Ты же у нас гений⁈ Вот и наморщи мозг. Но авангардизмом точно называть не надо — плохие ассоциации вызывает. Называй, как угодно, только не так, — дал дельный совет Кравцов, а потом неожиданно предложил, засмеявшись: — Назови — «Васинизм».
— Как⁈ — обалдел я.
— Васинизм, — повторил собеседник. — А что тут такого? Реализм есть. Авангардизм есть.
— Капитализм есть, — стал помогать я. — Социализм есть. Коммуни…
— А вот это не надо! — перебил меня Кравцов, помахав перед лицом указательным пальцем.
— Ну, значит, пусть будет — Васинизм, — улыбнулся я в ответ и, вернувшись к предыдущей теме, стал пояснять. — Так вот, Михаил Алексеевич, смысл этих гробов в том, что в них будут лежать «Белоснежки». А их покой будут охранять гномы, которых будут играть ребята из «Импульса» и мой деревенский друг. Кстати говоря, Сева, Юля и Федя во сколько прилетят?
— В десять утра, — ответил телохранитель и, почесав лоб, сказал: — Ты мне голову не морочь. Я тебя про этих спящих красавиц спрашивал. Почему их так много? Ведь в сказке Белоснежка была всего одна.
— А девчонок из ВИА же у нас четверо! Поэтому, чтобы никому обидно не было, будет четыре Белоснежки. И каждая из них будет символизировать, гм… — я на секунду задумался, пытаясь найти логику и всё связать воедино, и таки сумев в течение долгой секунды это сделать, заявил: — Они будут символизировать Стороны Света: Север, Юг, Запад, Восток. Благо количество певиц с количеством этих самых сторон прекрасно совпадает.
— А, что, этих четверых Белоснежек охраняют четыре гнома?
— Угу. Четыре гнома и Федя, который тоже будет гномом. Гномы работают и случайно будят этих Белоснежек. Те просыпаются и начинают гномов эксплуатировать по полной программе.
— И в чём смысл? — попытался понять неведомую логику комитетчик.
— А Вы не уловили? По-моему, он очевиден. Это же народная мудрость: «Не буди лихо, пока оно тихо!»
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Н-да, — причмокнул Кравцов, вздохнул и риторически предложил: — Может быть к врачу-психиатру заедем? Это по дороге. Тут не далеко.
Естественно, мы ни в какие поликлиники не поехали, а поехали прямиком на съёмочную площадку, ибо личное у нас никогда не перевешивало общественное благо.
Поздоровался со всеми и работа сразу же закипела.
Первым делом осмотрел предложенный под съёмку подземный путь, что было не сложно сделать, так как инженеры по свету установили достаточно большое количество прожекторов. И, нужно сказать, железнодорожный тупик меня вполне устроил. Представлял он из себя точную копию метростроевского туннеля, каким он выглядит для пассажира стоящего на платформе и смотрящего в его глубь. Полукруглые бетонные стены с рёбрами жёсткости, толстые чёрные электрические кабеля, идущие по одной из стен, рельсовый путь и тёмно-коричневые просмолённые шпалы.
— Превосходно, — подвёл итог увиденному я и, кивнув в сторону здоровенных проводов, поинтересовался: — Они под напряжением?
— Нет. Всё давно отключено. Просто висят. Их вскоре должны демонтировать. Это старая ветка. Сейчас она не нужна, — пояснил работник метрополитена, который курировал съёмку от своего ведомства.
— Понятно, но давайте изобразим, что они старые, обветшалые и изоляция проводки местами отсутствует, а провода, раскачиваясь, время от времени задевают металлические конструкции и искрят.
— Но мы же не сможем запитать эту ветку, да и опасно это.
— А ничего и не надо подключать, обойдёмся пиротехникой. Так и быстрее и безопаснее получится, — отвечаю гениальный я, метростроевцу.
Вот и замечательно. Ещё раз осмотрел диспозицию, показал рабочим, куда нужно поставить гробы для Белоснежек, и уже через пятнадцать минут скомандовал:
— Мотор!
Не успели снять первые кадры, как из аэропорта подъехала недостающая часть «Импульса», и я их сразу же, после небольшой гримировки, включил в работу.
Совмещая съёмки Белоснежек, горняков-бурильщиков, пропилку болгаркой небольшой рельсы, и одетых в шубы на голый торс бегающих по тоннелю Севу с Федей, я буквально вынимал из мирового континуума очередные супер шедевры.
По большому счёту, вся съёмка могла занять не более трёх-четырёх часов, ибо снимать там толком было нечего. Однако я приложил все усилия для того, чтобы затянуть съёмочный процесс. Это мне было нужно для того, чтобы съёмочная аппаратура осталась тут на ночь.
Ведь именно ночью, когда все разъедутся по домам, я собрался, вернуться сюда и в компании Севы и Феди отснять ещё несколько сцен.
После окончания трудового дня мы сдали площадку под охрану специально предоставленного нам сторожа и якобы разъехались по домам. Но лишь для того, чтобы полтора часа встретится в уже более узкой компании.
Объяснив охраннику, что мы забыли кое-что отснять и что нам нужно ещё час поработать, попросили того удалиться, а сами, подключив аппаратуру приступили к созданию дополнительного контента.
Однако перед этим крайне необходимо было кое-что сделать.
— Федя, ты бритву взял? — спросил я своего деревенского друга.
— Да, — кивнул тот, но всё же уточнил: — Саша, ты уверен, что это необходимо?
— Правда. Саша, может не надо⁈ — с замиранием сердца поддержал Федю переставший дышать друг Савелий.
— Надо, Феди! Надо! — давно все решив, заявил величайший стратег и присев на стул, показав на центр своей головы, скомандовал: — Брей!
Через час мы закончили съемки, в которых принимал участие не только я, но и мои друзья.
Сева по обыкновению бегал в шубе. Я, из-за отсутствия лака для волос, намазав их сладким джемом, прыгал на канатах. А Федя стоял и покачивался.
