— Процент погрешности.
Вспомнил Нинку. Когда на исходе совместной жизни при его любимой супруге употребляли слова типа «Миссури», тот же «процент» или даже просто «институт» — с ней тут же делалась истерика. С той самой Ниночкой, которая еще на первых свиданиях с добросовестностью следователя вытянула из жениха все, что ему было известно по этому поводу. Собственно, именно он, Евгений — кому же еще? — и доводил ее до истерик, щедро сыпля неприличными словечками. В память о романтической юности. Всякий раз, когда эта жлобиха меняла код счета и отказывалась сообщить его родному мужу.
А ему самому было по фиг. В смысле, почему бы и не побазарить о лучших временах? Тем более с бывшим однокашником и сокамерником.
Прожевал остаток сандвича и хмыкнул:
— Ты до сих пор страдаешь этой ерундой?
— Сам дурак, — беззлобно отозвался Гэндальф. Помолчал. — Нет, действительно даже странно, сколько в стране развелось дураков. Но у тебя, Жека, надеюсь, это пройдет.
— Вы с Геркой всегда были чокнутые, — парировал он; вспоминать так вспоминать. — А особенно тот парень, которого убили на первом курсе. Это ж он придумал — про ваш процент?
Сашка кивнул. Вскинул глаза: как ни странно, в них было что-то вроде восхищения.
— Ты молодец. Помнишь и говоришь вслух. А они все боятся. Раньше боялись что-то делать, а теперь даже и говорить. Лет пятнадцать назад я пытался влиять именно на них, начиная с Багалия. Но это дохлый номер. Проект «Миссури» слишком много им дал и, согласись, имеет право кой-чего требовать взамен. А мы с тобой ничего никому не должны.
— Это точно. — Евгений размял под столом запястье. Очень хотелось выпить чего-нибудь покрепче, но угощал и заказывал Гэндальф. — И что?
— Только такие, как мы с тобой, и могут повлиять на ситуацию. А ситуация, Жека, у нас катастрофическая. Если когда Багалий пришел к власти, надо было спасать страну, то сейчас речь идет о спасении мира. Не больше и не меньше.
— Круто, — кивнул он. — От кого?
— От нас же. Вернее, от НИХ. Вот-вот начнется война, и… — Сашка сузил глаза, в упор уставившись на Евгения. — Подожди, ты вообще люкс-визик смотришь?
Наверное, у него была уж чересчур обалделая рожа. Нет, правда, какая еще война?
— Война будет, Жека. Во-первых, мы всех достали своей «блестящей изоляцией» и хамской внешней политикой. А во-вторых, возможно, ОНИ и не станут ждать. Небольшая провокация, одна, другая, — и мирное государство встает на защиту своих границ и граждан. Элементарно. Причем процесс уже пошел.
— Что за «они»? Правительство?
Сашка коротко хохотнул:
— Можно и так сказать. Ты гриф-мессиджи когда-нибудь получал?
Евгений помотал головой, очень стараясь сделать морду кирпичом: не выглядеть же полным идиотом.
— Я так и думал. На фига ты ИМ сдался? — Гэндальф с усмешкой хлопнул его по плечу. — Расслабься, я тоже не получал. И это означает, что мы пока можем действовать относительно свободно.
— Как действовать?
Сашка усмехнулся еще шире. В его воспаленных глазах прыгали таинственные чертики: мальчишка, которому не терпится поделиться большим-большим секретом. Огляделся по сторонам и подчеркнуто конспиративным, даже вороватым жестом отогнул ворот куртки.
Ничего там не было — первую секунду. На третью Гэндальф уже запахнулся и рывком застегнул до подбородка стрейч-молнию. Но расчет оказался точным: Евгений успел прочесть надпись внутри проступившей на лацкане круглой голографической эмблемы.
«Перелет».
Похоже, Линичук ожидал более бурной реакции. Нет, Евгений был бы не против порадовать бывшего сокамерника — если б и вправду хоть что-то понял.
— Какой ты все-таки дремучий, Жека, — вздохнул Сашка. — Ты слово такое когда-нибудь слышал: «перелетчик»?
— Нет, фишка вовсе не в том, чтобы смыться из страны. Иначе никакой организации давно бы не существовало. Наша цель — контакт с внешним миром. Понимаешь? Контакт, а не изоляция, пусть двадцать раз блестящая.
Пока они сидели в баре, Сашка не сказал ни слова. По правде говоря, вел он себя не вполне логично: если уж шифроваться, то на кой демонстрировать свою голограммку при всем народе? Дешевый розыгрыш в стиле Нинки: сначала напустить туману, а уж потом… Сейчас они летели в Гэндальфовом телепорткатере; машина была бэушная, но, в общем, в приличном состоянии. Для пущей важности Сашка поотключал все внутренние рецепторы — можно подумать, кто-нибудь почешется перехватывать их сигнал.
— Ты знаешь, сколько народу у нас легально выезжает за границу? Не насовсем, конечно, а так— по делам или как туристы? Максимум человек двести-триста в год. В стране с населением в шестьдесят два миллиона! Только не говори мне, что у остальных никогда не возникает такого желания, Просто у НИХ есть методы… разные. Иногда мы вмешиваемся, помогаем. Недавно переправили в Америку… угадай кого? Вениаминыча!
Евгений вскинул брови:
— Нашего препода? Так ему же в обед сто лет!
— Он крепкий мужик. И его бы физически уничтожили, но не выпустили из страны. Потому что он в курсе многих подробностей проекта «Миссури». Дикая была история: сначала пожар в отеле, потом отмена рейса, типа бомба на борту… следующий шаг можно было предвидеть. Наши вышли на него и переправили по своим каналам. И, знаешь, Вениаминыч будет очень не прав, если попробует вернуться. А у него, между прочим, семья.
Сашка снова надел вариочки и выглядел пацаном, не доигравшим в свое время в шпионов. Во всяком случае, Евгений изо всех сил пытался воспринимать его именно так. Потому что откуда-то изнутри исподволь поднималось совсем другое чувство. Чуть ли не зависть: вот у некоторых — жизнь. Интересная, рисковая, достойная настоящего мужика… глупо, конечно.
— Ты там главный? В вашем «Перелете»?
— А что, хочешь меня сдать? — Физиономия у Гэндальфа стала еще загадочнее. — Может быть, даже знаешь кому?.. Ладно, шучу. Я сам недавно чуть не засыпался: работал с иностранцами и влип совершенно по-глупому… Наташка Лановая отмазала, представляешь?
Они вместе посмеялись; не совсем понятно, над чем, но и вправду весело. Потом Сашка посерьезнел:
— «Перелет» — не банда и не тоталитарная секта, чтобы иметь главного, как ты говоришь. Это организация свободных людей, которые хотят жить в свободной стране и в свободном мире. Мир имеет право знать о проекте «Миссури» — хотя бы то немногое, что знаем о нем мы с тобой. Те из нас, кому особенно нечего терять. Процент погрешности.
Евгений скривился:
— Я уже понял, что ты меня вербуешь не за красивые глаза или заслуги перед родиной. А как раз наоборот. Ну, допустим, я соглашаюсь идти к вам в перелетчики. И что от меня требуется?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
