рассказал, перед боем то. Вы, сынки, завтра сильно не яритесь, да вперёд нас стариков не бегите. Поберегите себя, мы то своё уже отходили на этой земле, а вам ещё работать, страну нашу порушенную восстанавливать, да детишек рожать…
— Брось, Федосич! Мы ещё поживём! И этих гадов с нашей земли прогоним и ты вместе с нами ещё до Берлина дойдёшь! Верно, братцы?! — встав проговорил Тимофей, самый опытный в их роте солдат, воюющий с самого начала войны.
Раздались одобрительные возгласы. Поднялся ещё какой-то боец, потом ещё один. Но Артём их уже не слушал, развернувшись он побрёл на своё место. На душе было тяжело.
— Артём, погодь! — нагнал его Володя. — Ты куда?
— Да…, — Артём не договорил, молча махнул рукой и двинулся дальше.
— Тяжко? — осторожно осведомился Володя, ступая сзади.
— Тяжко, — не стал скрывать Артём.
— Мне тоже. Но ведь это война, кому здесь легко? — пустился в философские рассуждения Володя. — Но мы должны знать с кем и за что мы воюем, что б ещё беспощадней бить врага!
— Тебе в политруки надо было идти, — слабо хмыкнул Артём. — Вон как стелешь!
— Да ну тебя! — обиделся тот. — Думаешь я не понимаю?! Я всё понимаю! И мне жалко ребятишек. Но что ж, по твоему лучше не знать, что эти сволочи творят на нашей земле? Вести себя как мальчишки, чтоб на душе легче было? Так по твоему что ли?
— Нет, конечно! — Артёму не хотелось продолжать этот разговор, но теперь уже некуда было деваться. — Но нам и здесь этого хватает! У меня до сих пор перед глазами стоит Толя Лопатин с распоротым животом! И то как он свои кишки обратно пытался завернуть!
Володя опешил, видимо не ожидав подобного от Артёма.
— Ну ты… Ты конечно… Да, иди ты! — не найдя что сказать, ругнулся Володя. — Я тебе помочь пытался, подбодрить! Это война, здесь всем тяжело, не только тебе! А ты разнылся!
Артём уже вернулся на своё место и теперь сидел опустив голову. Он не хотел, что называется на пустом месте, ругаться с другом, да ещё и перед боем.
— Володь, погоди! — остановил он развернувшегося приятеля.
— Вы чего ругаетесь, на всю роту? — откуда-то неслышно подошёл Костя. В отличие от Вовы, он мало говорил и всегда ходил почти бесшумно.
— Да вон Артём, что-то совсем расклеился, — бросил Володя.
— Что с тобой? — спокойно спросил Костя, подходя ближе.
— Не знаю, — нехотя проговорил Артём. — У меня предчувствие. Похоже не вернусь я из этого боя.
— Чего-о?! — протянул Вова. — Какое такое предчувствие?! Да у нас у всех, перед каждым боем, такия предчувствия. Не думай об этом, да и всё! Будто первый год на фронте, ей богу!
— Вова дело говорит, — присоединился к разговору Костя. — Если постоянно об этом думать, то и вправду скоро сгинешь. А то, что кто-нить из нас всё равно погибнет и так ясно, без всяких предчувствий.
— Так то оно так, но в этот раз, мне как-то особенно не по себе. Хотя, может оно, конечно, и чушь всё это! — решил закончить на мажорной ноте Артём, чтобы поскорее прекратить этот разговор.
— Конечно чушь! — с готовностью подхватил Володя. — Давай, не раскисай, и завтра держись ко мне поближе. Со мной не пропадёшь, ты же знаешь! Уж я то их!
Он потряс кулаком в воздухе.
— Анцифиров! К лейтенанту, срочно! — к ним подбежал один из бойцов.
— Ладно, братцы, мне пора, — Костя дружески хлопнул Артёма по плечу. — Будем живы, — не помрём!
Проходя мимо Володи, он не сильно заехал тому кулаком в бок. Изобразив приступ ужасной боли Вовка согнулся пополам, но тут же с улыбкой выпрямился.
— Ладно, я тоже пойду, а то ещё пулемёт почистить надо, — задумчиво проговорил он, после того как Костя ушёл. — Может завтра свидимся ещё перед атакой, ежели будет такая возможность, то подходи.
— Бывай, — Артём снова уселся на своё место.
После ужина, лейтенант приказал отдыхать и набираться сил перед завтрашним наступлением. И к своему удивлению, Артём почти сразу уснул, даже не смотря на то, что в голове продолжал кружится целый рой мыслей. Вот только сам сон был не спокойным и больше походил на бред больного человека. Разумеется, при таком сне о каком-то отдыхе говорить не приходилось, но было бы удивительно, будь перед боем иначе.
Естественно, и во сне он снова воевал. Вокруг был диковинный лес, высокие сосны и посреди этого леса, нереально огромное здание, похожее на огромный бункер. Ему надо было спасти кого-то из своих товарищей, причём как часто это бывает, во сне он знал этого человека, но когда проснулся, не мог вспомнить кого именно он спасал. Как бы там не было, ему удалось это сделать, несмотря на то, что он в одиночку противостоял целой роте солдат, включая странные танки и даже самолеты, умеющие зависать в воздухе на одном месте. Конечно же, во сне он был сказочно силён и не уязвим, и даже знал об этом.
Но когда они со спасённым товарищем уже ушли от погони и затерялись в огромном лесу, неожиданно, на привале, их накрыло вражеским снарядом, больше похожим на ослепляющий луч света.
Артём в ужасе подскочил со своего ложа. Хорошо хоть не закричал, а то переполошил бы всех вокруг. Тело била мелкая дрожь, утро выдалось прохладным. Не за горами осень и тогда о спокойном сне вообще можно будет забыть. Сердце в груди всё ещё мелко частило, тем не менее он как мог, поплотнее укутался своей шинелью, чтобы всё-таки попытаться согреться и заснуть. Но ровно в четыре часа утра раздался ужасный вой, а через пару минут в отдалении послышался грохот разрывов, земля под ним заходила ходуном, — начался артобстрел.
Обстрел продолжался больше двух часов. И эти два часа показались бесконечными, недаром старые люди говорят, что хуже смерти, только ожидание смерти. К тому же Артём, скорее всего, никогда не привыкнет к грохоту разрывов. Умом он понимал, что должен радоваться, ведь это наши войска сейчас долбят ненавистных врагов и чем дольше это будет продолжаться, тем меньше людей погибнет в бою. Но при особенно сильных разрывах, он помимо своей воли вздрагивал и его тело стремилось сжаться в комок, а подсознание требовало срочно найти укрытие, дабы забиться в самый дальний угол и не высовываться оттуда пока всё не закончится.
Но зато артиллеристы постарались на славу, отутюжив казалось, каждый сантиметр занятой врагом родной земли. Можно подумать, что после такого массированного огня, никто и ничто не может выжить. И, если бы Артём воевал первый
