ты сырость то разводишь! Аки баба, ей богу, — услышал Артём над собой Вовин голос. — Потерпи чутка. Совсем немножко осталось.
— Вова брось меня, прошу, — прохрипел Артём. — Я выживу. Я в порядке.
— Ага, вижу в каком ты порядке, — бравурно проговорил Володя, не останавливаясь. — Говорю же погодь немного, уже почти добрались.
— Володя, тебя убьют как Костю, — Артём не мог справиться со слезами, неужели для того чтобы их остановить, тоже необходимо применять сверхъестественные способности.
— Костю уже не вернёшь, — наставительно произнёс Володя. — А вот мы ещё можем пожить. И за себя и за него. Ты то точно.
Артём уже не мог ничего говорить, слёзы буквально душили его. Что же делать? Применить силу, затруднив себе выход на поверхность или попросту не обращать внимания на происходящее, как на нереальное, не существующее, полностью сосредоточившись на высвобождении?
— Володя…, — снова начал Артём, собрав остатки сил.
— Да прекрати ты! — сердито прикрикнул тот, приподнимаясь. — Ты же знаешь пуля меня не берёт!
Из-за слёз, то что Володя уже убит, Артём понял с опозданием. В отличие от Кости, пуля попала ему в грудь, и он не упал, а плавно опустился на землю, в начале на колени, а потом аккуратно прилёг на бок, будто желая отдохнуть.
Разум Артёма помутился и он впал в беспамятство.
Сколько он находился в таком состояние, определить трудно. В начале ему казалось будто он видит себя со стороны, недвижимо лежащим на пригорке. Рядом с ним так и лежал в той же позе, словно отдыхая, Володя. Немного дальше находилось Костино тело.
Все чувства, в том числе и чувство времени, перестали существовать. Он был лишь наблюдателем, одновременно бесстрастным и безвольным, отрешенно фиксирующим происходящее вокруг.
Когда тени от предметов вытянулись, появились люди в форме и белых халатах. Два человека подошли к ним с Вовой. Один что-то крикнул, но Артём не разобрал слов, к ним подбежали ещё двое с носилками. Их с Володей переложили на принесённые носилки и понесли, почему-то в разные стороны.
Теперь, он периодически, как в компьютерных играх из своего детства, словно переключал обзор, смотря на происходящее, то своими глазами, то вновь становясь сторонним наблюдателем. Но при очередном таком "переключении" он больше не увидел себя со стороны, вокруг творилась какая-то вакханалия, всё куда-то неслось, кружилось, взрывалось и падало. При попытке вернуться в собственное тело стало ещё хуже, его страшно замутило и, кажется, даже стошнило. А потом всё резко прекратилось и наступила темнота.
____________
"Выбраться", — это слово и множество его вариаций, синонимов, омонимов, антонимов и других паронимов долбилось в черепной коробке и, почему-то периодически даже в груди, как неспокойная стая птиц, запертая в тесной клетке. Оно разбиралось на слоги, буквы и звуки и потом собиралось вновь. Иногда в правильном порядке, иногда нет. Оно визуализировалось обретая цвета, фактуру и форму или снова превращалось лишь в набор элегантно соединенных меж собой звуко-форм. Порой было даже не понятно, что именно происходит. Перед глазами разворачивалась какая-то невероятная фантасмагория.
Кажется, невозможно проникнуть в суть чего-то, какой-либо вещи, понятия, явления, более глубже. И всё равно не покидало ощущение, какой-то недосказанности, какого-то неуловимого, глубинного, дополнительного смысла этого слова, лично для него, которое всё время ускользало.
И вроде куда проще? Выбраться, — значит не без труда найти выход, в прямом ли физическом смысле, либо же в переносном, имея ввиду, выйти из трудного положения. Но откуда и зачем нужно выбраться ему? Куда выбраться? Может быть нужно очнуться, прийти в себя?
Точно! Он же в госпитале. Он получил ранение и сейчас находится в бессознательном состоянии. Надо просто открыть глаза и всё закончится.
Нет! Нет! Какое ранение, какой госпиталь! Я доург! Это всё иллюзия, морок, пора заканчивать!
— Он очнулся! Мариша, ещё эфира, — уставший женский голос откуда-то сверху.
Но почему так темно? Нет, не надо эфира. Срочно, выход! Не важно куда, главное выбраться отсюда!
Не получается! Нужно сосредоточиться и формулировать запрос четче. Так, успокоился! Действуем по отработанной схеме: во-первых нужно поддержать тело, оно на грани, если оно умрёт, а он так и не найдёт выход отсюда, он умрёт по-настоящему. Но любое сильное воздействие внутри этого мира, по правилам этого мира, сильнее прикрепляет его к нему, затрудняет возвращение! Поэтому только немного, совсем чуть-чуть. Во-вторых, определить где он, в-третьих, найти выход.
Что-то мокрое и холодное касается лица. Не надо! Уберите!
Но изо рта только стон.
Неважно! Пусть делают, что хотят. Не обращать внимание! Нужно заниматься своим делом.
На миг становится тяжело дышать. Прекратите!
Мысли путаются. Но дыхание восстанавливается.
Пойдём по стандартному списку: это не виртуальность, не сон, не кома, не искусственный мир…
— Сильное кровотечение! — снова тот же голос. — Зажим срочно!
Не наведённый морок, не измерение хаоса, не его память… Да, память. Только не его. Чужая. Чужая память, в чужом теле. Бред. У него бред.
— Он бредит. Может дать ему ещё эфира? — другой голос, более тонкий.
— Перестань нести чушь, Мариша! Лучше принеси нить и готовь следующего!
Нить. Он нащупал верную нить. Память. Это всего лишь память, только не его, а чужая. Память доурга.
Мысли словно тяжелые гири не хотят передвигаться. Приходится напрягать все силы, чтобы снова не провалиться в небытие.
— Несите следующего!
— Но вы же ещё не закончили?!
— Боюсь, здесь мы уже ничего не сможем сделать.
Стойте! Стойте, только не трогайте, не шевелите. Почти. Уже почти всё.
Неожиданно, кто-то сильно дёргает его за ногу, потом толкает в бок.
— Судороги! У него судороги!
— Прекрати кричать! Сейчас же!
Что происходит?
Нет! Не сейчас!
Я не могу умереть!
Я ВСЕМОГУЩ!!
Хватит!
Выход!
Вспышка.
Белый свет…
Нет, не вспышка.
Просто луч солнца, сквозь щель в садовой ограде, бьёт прямо в глаз.
Уже утро. Значит, прошло несколько часов после того как начался бой. Хотя, какой это бой. Больше похоже на жестокое избиение. Надо постараться ударить, тогда появится шанс. Но сил нет даже на то, чтобы повернуть голову и посмотреть вокруг. Как там Лада? Впрочем, уже всё равно. Я не могу для неё ничего сделать. Я не могу защитить даже себя. Я почти умер.
Ощущения такие же как в далеком детстве, во время тяжелой болезни. Будто только что очнулся от тяжелейшей лихорадки. Всё тело ломит, глаза жжёт, а во рту сухость. Долбанное сознание! Как же легко его обмануть! Ведь умом я понимаю, что всё это не по-настоящему, но подсознание уже успело поверить в то, что смерть практически наступила. Какое же искушение подействовать на
