— Мог.
— Во-о-от. И инструкции, надо полагать, на сей гамбургский счет своему верному джульбарсу оставил. Вывод: ломиться в запертые ворота мы не станем. Ты подъедешь один, тихонечко, я тебя самолично подстрахую…
Мишаня странно, даже слегка ошалело глядел на Глостера, но тот взгляд не заметил вовсе, продолжал увлеченно:
— Архаровцы мои на въезде подождут. Меня, полагаю, люди Жоржика крепко пасти будут, тебя — вряд ли. Свой все-таки. Вот и действуй. Уразумел рекогносцировку?
— Чего?
— Замочишь Жоржика?
— А то. — Водитель помялся, спросил не очень уверенно:
— А что это за штучка у вас… босс?
— Какая штучка? — На «босса» Глостер никак не отреагировал.
— Ну та, которой вы Виктора Викторовича и Эдика ущучили.
— Шокер. Такую хочешь?
— А чего? Вещь хорошая.
— Бесспорно. Но пользоваться ею нужно уметь. А то сейчас ты неумеючи да в суматохе не на ту пимпочку тиснешь, и — «товарищ, я вахту не в силах стоять, сказал кочегар кочегару…». И шоком ты не обойдешься, как видишь, у меня сплошь летальный исход запланирован. Без обид?
— Да какие обиды.
— Вот и славно. Будь попроще, и люди к тебе потянутся. — Глостер снова хохотнул, чувствуя странное возбуждение… Кое-как справился с накатывающим откуда-то изнутри судорожным весельем, чем-то схожим с истерикой, закурил, крепко закусив зубами фильтр, спросил скороговоркой, стараясь, чтобы вышло делово:
— Шпалер у тебя имеется?
— Пистолет?
— Да.
— Нету.
— Чего?
— Не обучен.
— Да неужели?
— Не, шмальнуть, конечно, могу. Только Жоржиковы атлеты на пальбу сбегутся, башку вмиг отвернут. Тесаком сподручнее. И шуму меньше.
— Зато кровищи…
— Это если неумеючи.
— А если умеючи?
— Тогда — не тесаком нужно. Заточкой. Ею — вообще аккуратно. Это если прямо в сердце.
— Хозяин барин.
Глостер прищурился, едва заметная гримаска скривила его губы. Он поднес к уху сотовый, набрал несколько цифр:
— Лаэрт?
— Да.
— Что у тебя?
— Пейзажем любуемся, как и мечталось.
— С «таможней договорился»?
— С людьми Ричарда?
— Да.
— Они все поняли правильно. Даже предупредили: есть там у них один… как бы это сказать помягче…
— Наслышан. Жоржик. Друг и соратник покойного. Вот его-то мы с Мишаней и будем убирать. В смысле — аннигилировать. — Глостер и на этот раз едва подавил в себе приступ несвоевременной дурашливости и смешливости. — Мы поедем вперед, вы — следом. Стопорнетесь вне пределов видимости из пансионата.
— Это далеко. Если вам понадобится помощь, мы не сможем оперативно…
— Не берите в голову, Лаэрт, — довольно невежливо оборвал его Глостер. — Мы справимся. И вот еще что: мы тут сбросим вам пару жмуров, вы уж позаботтесь о них.
— Оживить?
— Ха-ха-ха… Вы начали шутить, Лаэрт? Шутки со смертью — хороший признак.
Очень хороший, — произнес он тем же игривым тоном и закончил совершенно серьезно, без малейшего намека на улыбку:
— Но не для всех.
Глава 48
Глостер сделал короткую паузу, словно собираясь с мыслями, приказал:
— Трупы просто упакуйте по-быстрому: возиться очень уж недосуг. Полагаю, этот Жоржик уже беспокоится.
— Ричард назначал контрольное время прибытия?
— Вполне мог. Он, конечно, на этом райском пляже полностью разболтался, но… профессионализм вещь привязчивая, как наркотик. Да, и еще… Ведите себя пристойно. Судя по всему, власти пока не вполне в курсе наших ристалищ, но любезный Ричард успел наворочать дел, а мне совсем не нужно громких стрельб в пансионате «Мирный» белым днем в разгар курортного сезона. Это грубо и непрофессионально. Конец связи.
Глостер откинулся на спинку кресла, закурил:
— Мишаня, автобус мы обходим, идем первым номером. Трупы бросим на обочине. Не графья, подберут.
— Понял.
— Как я рад, что ты такой понятливый, зеле-е-еный! — Идиотская дурашливость снова прорвалась у Глостера надрывной, щемящей нотой — на грани истерики; это было похоже на трепетное нетерпение алкоголика, разогревшего организм малой, ущербно малой долей пития и теперь — жаждущего большего…
Напиться допьяна — и мир полетит под ноги бывшему стряпчему, младшему партнеру и поверенному в делах «Кукин и сыновья»!
Зуммер мобильника прервал разговор. Глостер взял трубку, но аппарат молчал. Не горела и сигнальная лампочка.
— Это у него, — кивнул Мишаня, бросив взгляд через зеркальце на покойного шефа.
— Ага. — Глостер достал аппарат из внутреннего кармана пиджака убитого и долго смотрел на него, размышляя, что делать дальше.
— Надо ответить. Это наверняка Жоржик.
— Да? И что ты ему скажешь? Что хозяин немножко того?.. Труп-с?
— Зачем? Скажу, отошел с приезжим покалякать. Чтобы, значит, подале от чужих ушей. От моих то есть.
— Разумно. Бери. — Глостер передал трубку водителю. — Только смотри, Мишаня, не брякни чего!..
— Я себе враг разве?
— Не. Себе ты точно не враг. Водитель нажал кнопочку, произнес:
— Слушаю?.. Георгий Георгиевич, он не может подойти. Да, стоим. Они вроде как окрестности смотрят, да чего-то там выдумывают, им виднее. Как Виктор Викторыч шутил, эту, реконгынсцировку проводят. Да я ее, черта, не выговариваю!
Ну он мне не докладывает, Георгич, я ж не буду… Не, ничего не велел. Чего мобильник оставил в машине?
Мишаня бросил озадаченный взгляд на Глостера. Тот показал глазами на небо, пальцами обеих рук — на уши, потом изобразил скрюченного за пультом человека в наушниках… Мишаня кивнул: понял!
— Так это, Георгич, — продолжил он. — Прослушки Виктор Викторович опасается. Как какая? Он знает какая, не мне ему указывать… Щас такое эти головастики напридумали: телефончик мирно так в кармашке лежит, а в нем мембрана есть? Есть. А это значит — слушать можно, если через волну, через спутник подключиться… И не только то, что клиент по трубке базарит, но и то, о чем с товарищем обсуждает. Да не, чего мне «пули отливать»? За что купил, за то и продаю, ну? Не, может, чего не так понял, я ж не претендую.
Глостер нарочито вытаращил глаза, показал пальцем на себя, потом на Мишаню, сделал руками мельницу. Тот кивнул, сказал в трубку:
— Не, погодь, Георгич, еще не все. Мне тут Викторыч машет, чтобы я до тебя доехал. Да одну штуку ему треба взять, московским предъявить. Нет, по трубке я тебе этого говорить не стану. Потому как тайна. — Мишаня довольно натурально хохотнул. — Лады, я через десять минут буду, чего зря лясы точить… Лады.
Отбой.
— Отбой! — как попугай, повторил Глостер. — От-бой. Воздушной тревоги. А что ты ему скажешь, дорогуша?
— Не понял?
— Что ты Жоржику наврешь, как приедем? Ведь не дурак он, я чаю…
— Не, Жоржик не дурак. — Мишаня помолчал, добавил:
— Он дебил и сволочь.
— Крепко же он тебя приложил. Когда и где?
— Долгая история.
— История, брат ты мой, — это наука! И длится с незапамятных времен и по сей час с переменным успехом и единственным результатом: все, что рождается, — умирает. Но это — лирика. Так что ты наврешь Жоржику? Пардон, Георгию Георгиевичу?
— Скажу, за резинками приехал.
— За чем?
— За презервативами. Вик Викыч наш покойный — большой аматер был до бабского полу. Охотник, в смысле. И не просто ходок: коли в неделю раз новую телку не поваляет, осунется весь, скучный станет, словно поганок обожрался и к смерти готовится, морда у него лоснилась всегда, а тут — посереет, словно пудрой посыпана, с волос перхоть опадать начнет… Во какой любитель был! А вообще-то… Нервы, наверное. Хотя все равно чудно. Чудно.
— А с чего это он вдруг посередь дороги — да о бабах подумал? Ты же как ему сказал: дескать, деловые базары босс ведет, то да се… А тут — бабы.
— Я же говорю: у Вик Викыча, у Ричарда вашего, — при имени «Ричард» Мишаня явственно ухмыльнулся тому же, чему в свое время раздраженно удивлялся Глостер: полному несоответствию оперативного псевдонима и персоны, которая его представляет, — даже не пунктик на этом деле был, а крепкий бзик, протек крыши по полной программе. Порой теток стопорили прямо на шоссе, и трахал он их на заднем безо всяких выкрутасов… — Мишаня, закатив глазки, мечтательно вздохнул: то ли от зависти к покойному теперь боссу, то ли из ностальгии по «старым добрым временам», что закончились так скоро, фатально и недобро с появлением Глостера.
— Так что Жоржик поверит, — закончил он.
— И тому, что Ричард за резинкой специально машину посылает? Что, в ларьке купить нельзя? Или в бардачке у тебя нету, раз босс такой шустрила был?
— Не, Вик Викыч какие-то иноземные пользовал, со смазкой, ребристо-пупырчатые. Бабы от них визжали, что те курвы!
— А ты презервативы не жалуешь?
— Ну. Это как в резиновом сапоге на босу ногу кросс бежать. По приказу, конечно, можно, а до собственному желанию…
