А что я должен был подумать? Вокруг кромешный мрак и сырость; тишина такая, что аж в ушах звенит; тело ноет, руки-ноги не шевелятся, а мысли панически мечутся в голове, будто ненароком залетевшая в комнату дикая птица. Лишь с голосом было все в порядке. Правда, поначалу он звучал хрипло и почти беззвучно, но затем все же прорезался. На что незамедлительно последовала реакция извне.
– Хорош орать, тонкокожий ублюдок! Вот сменюсь с поста, тогда и ори. А при мне чтоб даже пикнуть не смел! – потребовали откуда-то из темноты. Тот, кого побеспокоили мои гортанные вопли, находился за стеной, поскольку речь его была приглушенной и гулкой, а закончилась раздраженным ударом по железной поверхности. Несмотря на неприветливый тон говорившего, мне, однако, следовало его поблагодарить, ведь своей бранью он освежил Торки Биксу память и позволил сориентироваться в обстановке.
Неизвестно, как долго я проспал на каменном полу камеры, но тело за это время затекло так, что практически превратилось в бревно. Попробовав принять сидячее положение, я был вынужден констатировать, что понятия не имею, как это сделать. Кое-как размяв онемевшие члены перекатыванием с боку на бок, я в конце концов со скрипом поднялся на четвереньки, а уже потом и на ноги. И когда самое трудное осталось позади, дальше дело пошло заметно легче.
Отыскав в темноте сортирную дыру по доносившемуся из нее шуму подземной реки, я справил нужду, после чего подошел к двери и, наплевав на угрозы, обратился к стерегущему камеру ящеру:
– Эй, как тебя там! Дай воды, а то в горле пересохло!
– Я, кажется, велел тебе заткнуться, Бикс! – грозно напомнил охранник. – Что, мало позавчера досталось? Так могу добавить – мне нетрудно!
Желтобрюхий сказал «позавчера»… Эх, и расслабился же я в гостях у Гробура и его чешуйчатой братии! И даже неплохо выспался, несмотря на отвратительный дискомфорт. Странно, что никто за это время меня не побеспокоил. Причин тому могло быть несколько, но самая вероятная из них: весь командный состав базы куда-то отбыл, оставив меня и Квиримота на попечении кучки обычных головорезов. А им строго-настрого воспрещалось проводить со мной воспитательную работу, ибо в противном случае, будьте уверены, ящеры уже пересчитали бы мои ребра не по одному разу. Что ж, пусть маленькая, но все-таки радость…
– Ну иди, добавь! – с вызовом отозвался я. – Только если ты хоть пальцем меня тронешь, клянусь, что расшибу себе голову о стену, а когда вернется герцог Гробур, скажу ему, что это – твоих рук дело! Договорились?
Ящер проворчал что-то невразумительное, но явно обидное, после чего отпер засов и небрежно втолкнул ногой в дверную щель кастрюлю с водой. Половина ее при этом пролилась на пол, но оставшейся воды было вполне достаточно для того, чтобы вдоволь напиться и ополоснуть лицо.
Желтобрюхий поступил крайне разумно, не став поить меня из кружки. Он явно чуял, что после полутора суток беспробудного сна мой обезвоженный организм не ограничится одной кружкой воды и я обязательно потребую добавки. Какой предусмотрительный вертухай! Безусловно, ему уже доводилось стеречь в этой камере людей. А иначе откуда бы он так хорошо разбирался в их привычках, ведь сами ящеры вообще очень редко пьют обычную воду.
– А когда будут кормить? – полюбопытствовал я, возвращая охраннику пустую кастрюлю, а себе – худо-бедное благорасположение духа. – И какое у вас на сегодня меню? Учти, приятель: у меня с детства аллергия на рыбу! Поэтому, прежде чем пытаться мне угодить, рекомендую взять у меня список нужных блюд и напитков. Э-э-э, да ты, похоже, и писать-то не умеешь! И кто тебя только в охранники определил?..
В грудь мне стукнула брошенная ящером буханка черствого хлеба, после чего дверь с грохотом захлопнулась прямо у меня перед носом. М-да… Если это и есть весь мой рацион, значит, придется устраивать голодовку и доказывать ящерам, что их тюремные порядки грубо нарушают международную конвенцию по правам заключенных.
Погрызя сухарь, я попутно обмозговал ситуацию и пришел к выводу, что для полного счастья мне недостает всего одной вещи: более-менее мягкого матраса. Дрыхнуть с сильного устатку на каменном полу – еще куда ни шло, но бодрствовать в таких антигуманных условиях – сущая пытка. Я не стал обременять нервозного вертухая очередной просьбой, а подождал, пока он сдаст пост другому желтобрюхому, и только тогда вновь громко заявил о своих правах.
Нрав этого охранника ничем не уступал предыдущему. Но поскольку настроение заступившего на пост ящера еще не испортилось от долгой тоскливой вахты, он не воспринял мое требование как личное оскорбление и, побранившись для проформы, приволок-таки откуда-то драный войлочный тюфяк. Я придирчиво осмотрел его на свет и в целом остался доволен этой жалкой подачкой. Подстилка оказалась жестковатой, но стерильной. Кожных паразитов у ящеров не водилось, а вши если когда и обитали в этом тюфяке, то давно вымерли своей смертью – судя по чересчур заскорузлому виду, он провалялся в сушилке не один год.
С тюфяком жизнь моя пошла гораздо веселее, а когда выяснилось, что раз в день мне положен скудный, зато горячий обед, для меня и вовсе настала благодать. Охранники продолжали вести себя грубо, но, напуганные моим ультиматумом разбить себе голову, рук не распускали. Работать Торки Бикса тоже не заставляли, что выгодно отличало мою нынешнюю тюрьму от постылой каторги. Все, чем я занимался, это валялся на матрасе, грыз сухари, хлебал баланду, пил воду и разговаривал сам с собой. Попробовал было горланить песни, как тогда, при перелете через пролив, но вертухаи настоятельно порекомендовали прекратить этот душераздирающий концерт. Я побоялся нарушить наше и без того хрупкое взаимопонимание и решил уважить надзирателей, прекратив пение и перейдя на пространные беседы с самим собой. Они уводили меня в такие философские дебри, что, казалось, еще чуть-чуть – буквально одно коротенькое связующее умозаключение! – и я раскрою непостижимую тайну смысла жизни. Иными словами, понемногу сходил с ума, одновременно пытаясь уяснить, хорошо это для меня или плохо.
Помимо пения, мне также категорически запрещалось иметь в камере источник света и встречаться с главарями подземной шайки. Причины этих ограничений не сообщались, но я на них и не настаивал. От светокристалла в тесном каземате все равно не было бы радости; на что тут еще смотреть, кроме бестолковых надписей типа «Здесь был келебра Косматый из Сириана» или «Хороший ящер – дохлый ящер!». А нежелание Гробура навестить бывшего компаньона косвенно указывало на то, что моя судьба еще не определена и говорить нам с герцогом пока не о чем.
Гробур не мог просто взять и «доукомплектовать» Торки Биксом «Ледяного взрыва», приковав меня к мутадемону цепями. Этот насильственный симбиоз был изначально недееспособен. И более того – опасен. Кнут в общении с таким тяжеловооруженным рабом, как я при поддержке Квиримота, являлся той искрой, из которой могло легко возгореться пламя моей слепой ярости. Я надеялся, что брайхорнцы тоже понимают это и вскоре пойдут со мной на переговоры. Раз уж гильдия Карадора не могла ни убить, ни отпустить меня на волю, значит, оставался один выход – превратить подневольного Бикса в сытого и полностью обеспеченного погонщика. То есть вроде как заключить со мной пожизненный контракт, сделав мой рабский ошейник мягким и удобным, а также украсив его бриллиантами и золотой табличкой «Почетный член гильдии».
Успели бы только хозяева определиться до того, как над Брайхорном взойдут четыре полные луны, – уж очень хочется взглянуть на солнце, перед тем как меня настигнет демоническое проклятье. А впрочем, есть шанс, что задержка Гробура обернется для него удачей: я окочурюсь мучительной смертью, а Квиримот начнет подыскивать нового погонщика, который согласится заключить с ним кабальный договор. И если герцог правильно сориентируется в обстановке, он сумеет извлечь из нее выгоду. Опять же, только теоретически. Может статься и так, что мутадемон будет сильно огорчен и вообще прекратит контактировать с кем бы то ни было. И тогда брайхорнцам останется лишь вернуть его законным владельцам за вознаграждение. А при откровенно плачевном исходе и вовсе избавиться от «Ледяного взрыва» как от улики.
На пятый или шестой день заточения мне посчастливилось случайно узнать, что Злюка до сих пор скрывается где-то поблизости от горы Силарог. Во время пересмены охранников один их них поведал другому странную историю о том, как на южном склоне горы ни с того ни с сего загорелось сухое, стоящее на отшибе, дерево. Как я понял из разговора, оно являлось чем-то вроде местной достопримечательности и ориентира для тех членов гильдии, кто пробирался на базу Силарог без карты. Пожар случился ночью, и к утру, когда дым достиг северного склона и заброшенной штольни, от дерева остались одни угли. Вертухаи немного потрепались на эту тему, но так и не пришли к единому мнению, что могло вызвать возгорание в погожую безоблачную ночь. Отправляться на место пожара и проводить там поиски ящеры не рискнули. Забредшие в эти края враги гильдии могли нарочно поджечь дерево, чтобы выманить хозяев базы на поверхность и тем самым рассекретить их убежище.
