И в это мгновение плавный ход челнока прервал короткий рывок. Почти одновременно прозвучали удивленные возгласы моих юных спутников. Свет мигнул и погас, чтобы через мгновение вспыхнуть снова, но вполсилы.
— Перебои с электричеством, — успокаивающе произнес Туан, и его низкий голос наполняла такая уверенность, что «пассажиры» перестали оглядываться с тревогой.
Свет мигнул еще раз. Экраны, передающие умиротворяющие пейзажи, померкли, оставив после себя однотонные стены. Стих шелест кондиционеров. Челнок дернулся так, что ремни безопасности впились в наши тела, и замер, бросив сидящих на спинки кресел.
Хэл оглянулась на меня с тревогой. Туан быстро встал, в два шага оказался посередине салона, между рядов кресел, и рывком отодвинул щит на полу, открывая квадратный люк, в котором тускло светились огоньки системы принудительного включения электричества.
— Может быть помощь нужна? — спросил Никос, приподнимаясь.
— Нет причин для беспокойства. — Кеута опустила руку на его колено.
В салоне стало душно без притока воздуха. Я заметил, как Никос проводит ладонью по лбу и оттягивает воротник рубашки.
— Мэтт, мы ведь не можем задохнуться здесь? — поинтересовалась Хэл.
Я встал и быстро подошел к Туану, присел рядом, помогая ему вытянуть панель управления системой челнока, утопленную в люке. Вагон мягко качнуло, словно кто-то, пробегая мимо, задел его большой мягкой лапой. Затем он начал заметно крениться назад. Хэл вскрикнула. Кеута пробежала в конец челнока, блокируя заднюю дверь. Я поймал встревоженный и виноватый взгляд Никоса. Мы с охотником вместе рванули панель, и она, наконец, выдвинулась из пазов.
— Все в порядке. — Туан, набрал нужную комбинацию на пульте, опустил его обратно в люк и захлопнул щит.
На стенах вновь зажглись экраны с релаксационными картинами природы. Заработали кондиционеры, и свежий воздух хлынул в салон.
Челнок дрогнул и снова пришел в движение, все больше наращивая скорость.
Еще несколько минут, и следующая остановка произошла по плану. Мы прибыли в международный порт Полиса.
Дверь открылась с легким шипением. Волна прохлады потекла в вагон. А вместе с ней легкое облако пара от перепада температур кондиционеров.
— Иди, — сказал я Никосу, — путешествие закончилось.
Он отстегнул ремень, что получилось у него не с первого раза, поднялся, подошел к открытой двери. Остановился, оглянулся на нас, улыбнулся. Поднял руку, прощаясь. Я видел, как на его лицо возвращается выражение спокойствия и умиротворения. Как всегда бывает у людей после сна, который заканчивается хорошо.
Никос шагнул вперед, и его фигура растворилась в пелене белого света.
— До встречи в реальности, — улыбнулась мне Кеута, — спасибо за прекрасную работу.
Туан кивнул на прощанье, и они вышли из сна следом за Никосом.
— Теперь наша очередь. — Я, не глядя, протянул руку, и Хэл привычно взялась за нее.
Несколько шагов до двери, из которой лился теплый, притягательный свет. Сияние стало заполнять собой все вокруг, но за миг до того, как оно затопило меня с головой, я увидел вдруг длинный коридор, золотые маски на стенах под стеклом, деревянные створки, украшенные резьбой, полдюжины картинок, нарисованных цветными карандашами на бумаге. А затем все пропало…
Я открыл глаза. Темноту разбивал дрожащий огонек, по стенам и потолку метались тени. Ночь еще не закончилась. Большая стеариновая свеча, стоявшая на столе, сгорела только наполовину. Пахло горячим воском и теплой шерстью от пледа. Левая рука затекла, пальцы правой коченели от холода. В тишине вызывающе громко тикали часы и шумел ветер за окном.
Хэл тоже проснулась, я понял это по ее дыханию и напряжению, исходящему от ее застывшего тела.
Еще несколько минут мы лежали не шевелясь, обессиленные, выжатые до последней мысли, собирая в себе силы и волю к жизни.
Наконец ученица дернула браслет, скрепляющий наши запястья, освободилась и начала выбираться из постели.
— Извини, — сказала она уже в дверях, навалившись плечом на косяк. — Я чуть все не испортила. Тогда, после клуба.
— Ты учишься. Ошибки естественны.
— Это не ошибки. Это… иногда на меня нападает желание увидеть что-нибудь жестокое, неправильное… нечто вроде, — она невесело усмехнулась, — мозгового зуда. И я не могу с ним справиться.
— Поэтому я всегда рядом.
— А если я и не хочу с этим справляться? — Хэл подождала ответа, но, так и не услышав его, побрела на кухню, включила свет и начала греметь посудой. Излишне шумно и эмоционально.
Я тоже поднялся и не торопясь пошел к ней. Девушка наливала себе кофе и жевала печенье.
— Хочешь? — спросила она с набитым ртом и показала мне открытую пачку.
— Нет, спасибо.
Я сел на стул и продолжил наблюдать за ней. Хэл вытащила из холодильника тарелку с заранее приготовленными бутербродами, банку оливок и снова повернулась ко мне.
— Точно не хочешь?
— Точно. И тебе не советую.
— Почему это?
Она нахмурилась, потом проследила за моим взглядом, устремленным на стеклянную миску, куда она вывалила содержимое банки, и, вскрикнув, отбросила ее в сторону. Та угодила на стол, и из нее вместо оливок посыпались зеленые, тускло поблескивающие глаза с красными зрачками. Одни уставились на перепуганную девушку, другие тупо таращились в потолок.
— Мэтт!! Что происходит?! — воскликнула Хэл с неподдельным ужасом. — Это что, сон?! Мы еще во сне?! Но я же… ты вывел нас! Все должно было закончиться!
— Значит, не закончилось.
Бутерброды на тарелке рассыпались сухими крыльями мертвых бабочек, из опрокинутой чашки с шелестом хлынул поток черных муравьев. Девушка шарахнулась от стола и посмотрела на меня расширившимися, потемневшими глазами.
— Ты не пошел в ванну. А ты говорил, что всегда отдыхаешь в воде. Значит, ты знал?.. Ты сам все это подстроил?!
Ее голос сорвался на крик. В ответ пол угрожающе заскрипел под ногами, раму окна перекосило, а чернота ночи с той стороны вдруг начала просачиваться в щели и потекла на подоконник, словно весь мир за стеклом оказался утопленным в смоле. Доски потолка стали лопаться, из рваных дыр посыпались опилки и дохлые мухи. В воздухе начал разливаться запах разложения.
Хэл не выдержала и упала на колени, закрывая руками голову, чтобы защититься от искажающейся реальности.
Нет ничего хуже, когда привычные, уютные вещи — символы защищенности и уверенности — выворачиваются наизнанку и превращаются в пугающую карикатуру, а надежный дом медленно и неспешно проваливается в черный, иррациональный ужас.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
