там, в тылу заревели трубы, начались шум, беготня. Пурепеча просто бросили свой огромный плетень и отступили. Из-за поворота скалы мало что видно, но захватчики явно перегруппировывались. Мы выглядывали, тянули любопытные шеи, но всё равно ничего не понимали. Что вызвало суматоху среди осаждающих? Они придумали новый план? Приплыли случайные торговцы, не знающие о войне, и пурепеча сейчас мародерствуют? С визитом явился сам (будь он проклят) великий каконци, и личный состав собрали для парада? Или мальчишке-орлу надоела война, и он скомандовал: по лодкам?
Последнее было такой сладкой фантазией, что я ее отмел сразу. Мы ждали, держали наготове копья и пращи, ожидая подвоха. Постепенно до Аграбы начал доходить какой-то аморфный многоголосый шум. И шел он со стороны Излучного, где последние дни пурепеча лишь ночевали.
— Это бой, — Глыба вслушивался с прищуром, и в голосе его нарастала уверенность. — Точно бой! Пурепеча с кем-то схлестнулись… или передрались между собой.
— Что делать? — у меня лицо стало красным и горячим от волнения. — Выступаем и бьем в спину?
У генерала заиграли желваки, но он покачал головой.
— Нет. Слишком поздно. Пока соберемся, пока дойдем — бой уже закончится. И мы окажемся перед врагами в открытом поле.
— Это если пурепеча выиграют бой! — встрял я.
— А, если они проиграют, зачем тогда вообще выходить? — пожал плечами невозмутимый Брат Гнева. — Тех, кто сможет разгромить такую толпу пурепеча, я бы встречал с удвоенной осторожностью и за крепкой стеной.
— Эх, нам бы раньше всё понять, — с болью в голосе проскрежетал командир золотых. — Знатный вышел бы удар в спину!
— Неужели мы ничего не сделаем? — недоумевал я, но сам понимал, что так и будет.
— А, вдруг там вообще боя нет? — выдал циничный предводитель Черного воинства. — Стоят в селении пурепеча, вопят в небеса, по щитам стучат. И нас поджидают.
Я на миг похолодел, представив себе картину: врываемся мы в Излучное, полные праведного гнева, а нас «в чистом поле» окружают сотни пурепеча. И просто истребляют.
…Так мы до самого вечера и не сдвинулись с места, сжимая в волнении оружие. Меньше чем через час шум боя окончательно стих. Глыба оказался прав: мы бы не успели нанести удар. Перед закатом, стал ясно, кто победил в невидимом побоище: к огромному кострищу снова пришли несколько десятков лысых стражей. Разожгли огонь, что-то оживленно обсуждали.
Мы тоже готовились к ужину. На стене осталась традиционная стража, остальные воины и «штатские» стали тянуться к кухням. И посреди этой толпы я вдруг заметил Сына Обезьяны. Он шел прямо ко мне, весь в пятнах запекшейся крови, а люди расступались перед ним. Как вода перед Моисеем.
— Большой Человек, — тусклым голосом заговорил со мной советник. — Тихий Ветер пришел на помощь к тебе… Но мы не смогли.
И Сын Обезьяны буквально сложился на месте. Он осел на землю, обхватил голову руками и шептал: «Смерть. Смерть». Я скомандовал взять безрода под руки и отвести к костру. Неожиданного гостя тут же принялись отмывать от крови (по счастью, она оказалась почти вся чужая, на теле вестника нашли всего пару порезов), поить, кормить. Сын Обезьяны равнодушно принимал помощь, периодически запрокидывал голову и пел что-то нечленораздельное и тоскливое.
— Расскажи мне всё.
И он рассказал. В первый день, следуя моему приказу, Сын Обезьяны увел всех, кого мог, вверх по Серой Воде. Ближе к ночи беженцы остановились в Горловине. До утра туда подтягивались всё новые группы излучинцев, в итоге пришлые заполонили селение — набралось их не менее полутысячи. Вождь Клювастых Крыс сразу же устремился в Крыло. Узнав о нападении, Тихий Ветер разослал гонцов по всем селениям, взял свою двадцатку, собрал столичное ополчение и уже на второй день явился в Горловину. У него было не меньше сотни людей, худо-бедно вооруженных. Беженцам сероводский воевода тоже не дал роздыху: собрал всех мужиков и велел биться за свое родное селение. Но их вооружить уже было нечем. Наверное, у трети беглецов имелись топор или копье, однако основная масса смогла раздобыть только дубье и дреколье.
Два дня собирал Тихий Ветер свою армию, дождался нескольких малых отрядов от имачат, а потом решил выступить на защиту владыки. У него было уже три сотни людей, и воевода думал, что такая армада сметет любое препятствие. Я мысленно представлял себе это воинство и с ужасом ждал продолжение рассказа. Лишь лучшие из огромной толпы имели хоть какое-то вооружение и щиты. Необстрелянными бойцами управляли необстрелянные командиры. У каждого маленького отряда был свой предводитель, который не знал, кому подчиняется, да, наверное, и сам не желал подчиняться кому попало. Хотя, этого кого попало вообще не было. Только Тихий Ветер — и разномастная толпа не знающих друг друга людей. Даже двадцатка золотых, которую возглавлял молодой воевода — это совсем недавно созданный отряд, который мы никак не готовили к войне. Ну, а почти половина войска — это простые крестьяне с палками в руках. Которых загнали в ополчение чуть ли не силой.
Тихий Ветер не мог не понимать этого. Но вид огромной толпы, которая оказалась под его началом, снес ему крышу. Тем более, что почти никаких разведданных у парня не было. Он знал, что на Излучное напала большая толпа врагов… и всё. Насколько большая, что за толпа, как вооружены — всего этого Тихий Ветер не знал и не постарался узнать. Но он очень хотел спасти своего балбеса-«императора».
— Мы шли быстро, как могли, — рассказывал Сын Обезьяны историю разгрома. — Кто-то сильно отстал, кто-то отстал намеренно… Когда Тихий Ветер вышел к восточным полям и глиняному карьеру, многие еще шли вдоль берега Серой Воды. А враги уже ждали. Их тоже было немного. Но они сразу атаковали ополченцев. Это страшные воины с перьями в волосах! Они несли смерть. Тихий Ветер был первым, и он схлестнулся с одним из таких воинов… Мне грустно говорить, но Тихий Ветер непременно погиб, если бы его не спасли товарищи. В это время к нам подошла еще большая группа четлан — и перьеволосые отошли к окраинным хижинам. Мы осмелели, начали кричать об их слабости. Наши печенки раздувалась от храбрости, кто-то сразу бросилсяпленять врагов… И тут из-за заборов на нас понеслись стрелы. Люди падали, истекая кровью, многие сразу после этого бросились наутек. А враги вышли из-за укрытий, и оставшиеся на поле боя увидели, что их много! Их намного, намного больше, чем мы думали! Воины врагов великолепно вооружены, их глаза кипели яростью, они жаждали крови!
Сын Обезьяны уронил голову.
— Раненый Тихий
