— Рад приветствовать почтеннейшее общество, — заученно произносит Эмерик. Голос под стать внешности — глуховатый, но сильный, похожий на рык сытого волка.
Несколько лет назад, насколько известно Налини и Тетрику, он женился на единственной дочери Элрика, Атталике, думая тем самым получить торгового компаньона и соединить принадлежащие двум родам богатства. Теперь, после гибели сыновей и внука Элрика, ближайшим наследником все еще огромного бонаровского состояния, кораблей и складов, забитых товаром, стала дочь и, следовательно, ее муж. Когда рядом мелькнули руки высокой, загорелой служанки, ставящей поднос с какой-то снедью, Бертье поднимает голову и обжигает ее таким взглядом, что девушка отшатывается и спешит уйти подальше. Можно не сомневаться, что, будь пир в Таваллене, взглядом дело бы не ограничилось…
Эмерик провожает ее алчным взглядом и вновь поворачивается к Элрику:
— А служанки у вас очень даже ничего, — усмехается он.
— Это вы отцу жены? — поднимает седую бровь Элрик. — Шутка удачная…
— Вы же не ставите на одну доску вашу дочь (и мою, кстати, жену) и какую-то безродную девицу, которая прислуживает за столом, а? Почему вы решили, что спать со служанками — значит изменять жене? Вот если бы я проводил ночи с какой-нибудь герцогиней или графиней, или, если уж так охота, с мальчиком из хорошего рода — тогда да, измена налицо…
Хозяин особняка сидит в самом конце стола, на самом почетном месте, где еще три года назад восседал Альфред Дюранд. Налини знает, что Элрику скоро стукнет шестьдесят восемь, а после трагедии, постигшей семью, он здорово сдал. Но по высокому старику с гордо поднятой головой, сразу выдавающей в нем вождя, по волевому, породистому лицу наследника древнего рода, так не скажешь. Элрик о чем-то не спеша разговаривает с зятем, но Налини замечает сразу же.
— Проходите, садитесь, почтеннейшая Налини, — поприветствовал он женщину. — Вот это кресло — специально для вас.
— Мир дому сему, — чуть поклонившись, скромно отвечает Налини. В Аркоте пришлось бы поклониться, коснувшись ноги старшего родственника, и уж точно нельзя было бы перечить, но здесь, на севере, нравы попроще, даже в самых знатных семьях. Наверное, оттого, что сам Эрхавен втрое моложе Майлапура. — Лучше посижу со всеми, — добавила Налини. Почему-то сидеть рядом с Бертье очень не хотелось.
— Ваши услуги, оказанные отечеству, столь велики, что вы можете сидеть, где пожелаете, — степенно отвечает Элрик. — Но вы — не посторонний человек, а невестка и мать внука. Не обижайте старика, садитесь рядом.
Налини ничего не остается, как подчиниться. Аэлле, Сати и Тетрику приходится расположиться в дальнем конце стола, так как места ближе уже заняты, но, по мнению Наставницы, они ничего не потеряли… Она со вздохом садится рядом с Эмериком, который немедленно окидывает взглядом стройную фигуру танцовщицы.
— Мы остановились вот на чем, — продолжает тавалленец прерванный разговор. — Недавно погиб Боргиль Одаллини.
Элрик чуть заметно вздрагивает, подобравшись, как хищник перед броском. На лице по-прежнему читаются лень и скука, слова цедятся сквозь зубы; лицо и язык нужны политику, чтобы скрывать свои мысли. Есть, с чего. Боргиль Одаллини — глава другого богатейшего рода Таваллена. Бертье и Одаллини в Таваллене то же самое, что Бонары и Дюранды в Эрхавене. Но есть и разница: если Бонары и Дюранды — плоть от плоти Эрхавена, то Одаллини происходят из Темесы, намертво повязаны с Темесским союзом. Впрочем, их могущество зиждится не только на богатстве и связях. Боргиль был всеобщим любимцем, особенно в нем не чаяли души военные. Одаллини-старший создал сильную сухопутную армию (флотом в Таваллене, как правило, занимаются Бертье). А вот тавалленские купцы его терпеть не могут: и потому, что по ним больно бьет разрыв торговли со Ствангаром, и потому, что «не выгребают» против конкурентов из Темесы.
— Погиб, или ему помогли? — спрашивает Элрик, зло прищурившись.
— Скажем так, не обошлось без помощи… Ничего не могу сказать, великолепный был политик и военный… Но и на старуху бывает проруха: я предложил ему переговоры и компромисс. Чтобы ни одна сторона не опасалась удара в спину, предложил провести переговоры на острове в устье Эсмута. С собой каждый должен был взять по тридцать воинов для охраны, не больше и не меньше.
— Сколько ты привел, сотню? — хихикает старик, прикидывая, какие могут возникнуть подвижки в семиградской политике. Перспективы впечатляют: если удастся свалить протемесскую партию в Таваллене и сделать город союзником Эрхавена, появится возможность прямого сообщения со Ствангаром, так как у Таваллена — единственного из Семи Городов — есть сухопутная граница с Империей и связывающий их Канал Костей. Но и это не все: упростится сообщение с единственным сейчас союзником Эрхавена в Семиградье — Медаром. Будет изолирован Кешер — еще один союзник Темесы. Легче станет противостоять темесским торгашам в Рыцарской земле, землях сантахов и пуладжей. Даже Атарги от этого пострадают — правда, лишь постольку, поскольку пострадает Темеса. Право же, успех в Таваллене окупит бы поистине любые траты.
— Тоже тридцать, — зловеще усмехается Эмерик. — Что, не верите? Нет, тут все было честно. Правда, на каждом дереве у нас арбалетчик сидел…
— А-а, тогда понятно, — понимающе кивает Элрик. — А он не догадался, что к чему?
— Догадался — да куда было деваться? — улыбается, будто тонкой шутке, Бертье. — Лодку мои люди оттолкнули от берега, а в роще со всех сторон летели стрелы…
— Кто теперь возглавляет дом Одаллини? — с полуслова понимает собеседника Элрик. — Неужто Франческо?
Смешок Эмерика переходит в откровенный хохот.
— А кто ж еще? Других-то нету!
Вот уж поистине, самая радостная весть с тех пор, как он стал главой Магистрата! Потому что Франческо этот — парень неглупый, но совершенная тряпка. Да и возраст… Правда, сам Элрик в девятнадцать лет стал капитаном бригантины и имел за плечами несколько схваток с пиратами, но то он сам, а то воспитанный во дворце Одаллини-младший. Парень, наверное, ни разу не слышал, как скрипит такелаж, звенят выбираемые якорные цепи, свистят стрелы над головой…
— Мы собираемся поднять мятеж, свалить «темесскую» партию в Магистрате. Жрецы нас наверняка поддержат — они ненавидят темесцев куда больше нас. Лаэй и Аргелеб — это вода и огонь. Но одним нам власть не удержать, а у Ствангара с прошлой осени некоторые проблемы. Если бы ваш флот прикрыл город с моря…
Заманчиво, что и говорить… Но Бонары не стали бы богатейшими людьми Эрхавена, если бы платили там, где можно не платить. А что, если?..
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
