Целую ночь провел капитан Пиунов на переднем крае. Все ждал возвращения группы разведчиков во главе со старшим сержантом Кудриным. Не вернулись!..
Налетел легкий ветерок и, запутавшись в вершинах елей, тихонько заскулил. А Пиунову после бессонной ночи кажется, что это шумит в его голове.
«Что же случилось с Кудриным? — задавал он себе один и тот же вопрос. — Может, нарушил приказ и зашел в Олексино — в родную деревню, а там попался в руки гитлеровцев? Может, допустил какую-либо другую оплошность?»
Но ни во что это верить не хотелось. Пиунов хорошо знал Павла Кудрина.
В подробностях помнится Пиунову день, когда он, тогда еще лейтенант, принял командование взводом и впервые познакомился с Кудриным.
Это было два года назад. Он пришел в свою еще не обжитую землянку. В руках — пахнущая клеем, хрустящая топографическая карта с нанесенной обстановкой. Расстелил карту на столе и начал ее рассматривать. Перед взором предстали зеленые массивы приильменских лесов, паутинки дорог и тропинок, голубая извилистая лента Ловати. Наискосок через карту переползала линия немецкого оборонительного рубежа, прикрытая синими горошинками минных полей, изломанной чертой проволочных заграждений, стрелками пулеметных гнезд, дзотов, ракетных постов. А за этой линией флажки штабов, кружки артиллерийских и минометных батарей, квадратики пунктов боевого питания и много других знаков.
Рассматривал карту и думал о налетах на немецкие траншеи, засадах во вражеском тылу, дерзких поисках днем. И во главе разведчиков — он, лейтенант Пиуяов.
Пылкие мысли Пиунова прервал шорох плащ-палатки, которой был завешан вход в землянку. Раздался спокойный голос:
— Товарищ лейтенант, вас вызывает командир дивизии в землянку начальника разведки.
Пиунов окинул внимательным взглядом молодого, коренастого солдата, на котором ладно сидело поношенное обмундирование, и, начав складывать карту, ответил:
— Хорошо. Можете быть свободным.
Но солдат почему-то не спешил уходить. Он (это был Павел Кудрин) переступал с ноги на ногу, что-то хотел сказать. Наконец решился:
— Товарищ лейтенант…
— Что еще? — Пиунов, пряча карту в полевую сумку, поднял голову.
— Сбрили бы вы, товарищ лейтенант, бакенбарды… Не любит этого командир дивизии.
Пиунов вспылил:
— Это что? Замечание командиру?! Идите!..
Настроение было испорчено. И правда, зачем он отпустил эти баки? От нечего делать, когда в резерве находился. Но теперь не сбреет принципиально. И наведет порядок во взводе, чтобы младшие не смели указывать старшим.
…Когда вошел в просторную землянку начальника разведки, там уже было несколько офицеров. За столом над картой склонился генерал Ребров.
Пиунов доложил о своем прибытии. Генерал Ребров скользнул по нему усталым взглядом и опять уставился в карту. Вроде ни к кому не обращаясь, произнес:
— Офицер как офицер, а лицо испохабил…
Пиунову показалось, что под ним загорелась земля. Чувство неловкости, стыда перемешивалось с чувством возмущения. Хотелось выкрикнуть: «Какое вам дело до моего лица?! Уставом не запрещается…»
Но тут же снова прозвучал голос генерала:
— Сделайте, прошу вас, лейтенант, одолжение старику. Приведите себя в божеский вид…
Пиунов пробкой вылетел из землянки и опять наткнулся на Кудрина. Разведчик сидел на стволе сваленного дерева и кисточкой разводил в пластмассовом стаканчике мыло. На коленях у него лежали бритва и зеркальце.
— Товарищ лейтенант, пожалуйста… — обратился он к своему командиру.
Пиунову показалось, что глаза разведчика смеются. Скрывая смущение, лейтенант взял бритву…
В ту же ночь взвод Пиунова ушел во вражеский тыл за «языком». И случилось так, что, если бы не Павел Кудрин, не вернуться бы тогда командиру взвода из разведки. Прямо в упор в голову ему прицелился из пистолета фашистский офицер. И на какую-то долю секунды Кудрин успел опередить его — из ракетницы выстрелил в лицо офицеру…
«Да-а… Кудрин, Кудрин», — тяжело вздохнул капитан Пиунов, отрываясь от воспоминаний.
Солнце поднялось выше, и на поляне становилось жарко. Капитан встал, оттянул свою палатку глубже в тень, ближе к шалашу, возле которого сидели разведчики, и опять улегся. Теперь ему стало слышно, что разведчики изредка перекидываются короткими, скупыми фразами. И каждая фраза полна глубокого смысла.
— Нэ вэрю, чтобы нэмэц провел Кудрина! — взволнованно говорил Бакянц, щупленький солдат-чернушка, и вопросительно смотрел на товарищей своими большими темными глазами. — Нэ вэрю. Помнишь, Нэстэров…
Но Пиунов не расслышал, что должен был помнить Нестеров. Лес вдруг наполнился гулом моторов. В небе, над поляной, пронеслись, возвращаясь с задания, краснозвездные штурмовики. Пиунов успел заметить, что крыло одного Ила, шедшего в середине строя, просвечивалось. «Снарядом продырявило», — подумал Пиунов. И почему-то вспомнился полевой госпиталь. Над ним, наверное, пролетят самолеты. Перед глазами встала Сима Березина светлая, смеющаяся… Пиунов глубоко вздохнул: «А на письмо не отвечает…»
Стих гул штурмовиков, и стало слышно, что в шалаше звенит телефон.
— «Полюс» слушает! — отозвался телефонист. — Есть, двадцать второго к хозяину!
Пиунов вскочил на ноги и, не дожидаясь, пока телефонист передаст ему приказание, направился в глубь леса, где виднелись землянки штаба дивизии. Он знал: вызывает генерал Ребров.
— Товарищ капитан! — Знакомый голос оторвал Пиунова от его мыслей. Он повернул голову и на лесной тропинке увидел… Симу Березину.
— Вы?.. — прошептал Пиунов вдруг побелевшими губами и нетвердо шагнул навстречу девушке. — Вы решились?.. Сима-а… Я знал, что поверите мне…
Каждая клетка тела зазвенела в нем от внезапно нахлынувшего счастья, от буйной человеческой радости. Мгновения растерянности прошли, и Пиунов, с засветившимся лицом, с повлажневшими глазами, не чуя под собой ног, кинулся к Симе.
— Симочка! Я же умру от счастья! Здравствуйте!..
Сима стояла перед ним красивая и… непонятная. Безучастно глядела она на Пиунова своими серо-голубыми глазами, над которыми взметнулись крутые, чуть надломленные посредине брови. Круглое лицо с загорелой матовой кожей, тонкий, чуть вздернутый нос, упругие губы… Из-под пилотки падали на круглые плечи светлые пушистые волосы. Гимнастерка, туго затянутая солдатским ремнем, короткая синяя юбка, кирзовые сапоги на ногах. Вся ее фигура, удивительно легкая, весь ее вид — гордый и простой, печаль в ее глазах — все будто сказало капитану: «Остановись».
— Сима… — прошептал Пиунов. — Вы не рады встрече со мной?..
Сима вздохнула.
— Кудрин не вернулся… — не то спрашивая, не то утверждая, тихо произнесла она, устремив взгляд мимо Пиунова. — Мне уже сказали…
3
Что же случилось с Павлом Кудриным и его разведчиками?
В тыл противника проникли они ночью по топкому болоту. Для Павла Кудрина это были знакомые места. Не один раз зимой бродил он здесь на лыжах с двустволкой в руках. Случалось, снег перестанет идти с вечера, и к утру по пороше — замысловатые строчки звериных следов. Среди облепленных снегом кустов — следы рябчика. Местами зеленеют из-под снега веточки брусники: это рябчики добывали себе пищу. В стороне, точно вышитые бисером, дорожки, оставленные лесной мышью. Тут же петляет свежий заячий след.
Павел — опытный охотник, и разобраться в звериных следах для него не сложно…
Но то было зимой, когда все вокруг ослепляюще сверкало — даже сосновые ветви, согнувшиеся под мохнатыми папахами снега. А в темную ночь по топкому болоту, обозначенному на карте как непроходимое, нелегко найти нужную дорогу.
Еще готовясь к разведке, Павел Кудрин забрался на высокую ель и долго изучал болото, рассматривая его в стереотрубу. Он пытался угадать, в каком месте можно ступить ногой без риска для жизни.
Светло-розовые цветочки кипрея, белые — багульника, пепельно-зеленые — дремлика, лилово-пурпурные — ятрышника, сочная трава, местами деревца осины, березы… Как трудно разобраться в них! А без этого не найдешь путь сквозь болота, изобилующие бездонными трясинами.
Войсковой разведчик Павел Кудрин расчетлив, смел, решителен. Каждый раз, получив задание, он, уже сидя над картой, мысленно разыгрывал ход операции. Умел увидеть десятки различных осложнений, неожиданностей, которые подстерегали разведчиков, и учитывал, что обстановка может сложиться совершенно по-иному, чем он предполагал. Но и он не застрахован от ошибок, от просчетов.
Слово старшего сержанта Кудрина — закон для его подчиненных. Не потому только, что он командир взвода. Каждый разведчик видел в этом парне человека дела. Хоть и молодой он, хоть нередко прорывался из-под его напускной серьезности мальчишеский задор, однако каждый был уверен: отдает старший сержант приказание — значит, оно выполнимо, если даже и сопряжено с большим риском. А главное, каждый понимал, что самую трудную часть задачи, самое опасное дело Кудрин берет на себя. Правда, это ущемляло самолюбие некоторых разведчиков. Но такое «злоупотребление» командира взвода своей властью обжалованию не подлежало.
