– Мы привыкли рассчитывать только на себя, – сказала я. – Помните случай в туннеле в одной тихой горнолыжной стране? О нем писало большинство европейских газет.
Поезд встал в туннеле, и начался пожар. По громкой связи на нескольких языках передали, что спасатели находятся на пути к туннелю, всем следует оставаться в поезде, ждать. В поезде были и русские. Они не стали никого ждать. Они привыкли рассчитывать только на себя. Они выбили стекла и ушли.
Наши спаслись. Все до одного. Европейцы погибли. У них не возникло мысли самим пробиваться сквозь дым и огонь. А наши не ждут помощи от государства, спасателей, милиции, прокуратуры, социальных работников, страховщиков и кого бы то ни было еще. Поэтому процент выживаемости в экстремальных ситуациях не сравним ни с европейским, ни с американским.
– Вот поэтому мы сами занимаемся расследованием и не обращаем внимания ни на какие инструкции. «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих», – говорят у нас. А у вас – дело рук спасателей. Вы поняли?
Комиссар Дидье вопросительно посмотрел на Андрея.
– Я бы тоже разбил окно поезда в том туннеле, – сказал приятель. – И спасался бы сам. И рассчитывал только на себя.
Несчастный Дидье покачал головой и еще пожаловался на то, что ему практически невозможно вызвать или даже пригласить для беседы кого-то из русских. Все мгновенно перестают понимать, что от них требуется, или, что чаще случается, просто исчезают. Почему-то все русские, с которыми ему приходилось сталкиваться, воспринимают звонок из полиции как обвинение в совершении преступления.
– Вот вы что думаете, когда вам звонят из русской милиции? – спросил он меня.
Я ответила честно: что знакомые ребята на труп приглашают. Татьяна сказала, что, если звонят ей, это означает, что мои знакомые ребята хотят пригласить меня на труп, но почему-то не могут до меня дозвониться. Пашка заявил, что в его случае знакомые ребята едут к нему пить. Пашка живет один, и поэтому пьянки часто устраиваются у него в квартире.
– А если вам звонят из морга? – спросил французский комиссар. По его мнению, при звонке из морга у русских тоже всегда бывает неадекватная реакция.
Мы все заявили, что, в общем, никакой разницы. Пашка добавил, что ему из морга звонят чаще, чем из милиции, потому что среди патологоанатомов у него больше собутыльников.
Комиссар махнул рукой и стал официально фиксировать наши показания.
«Странный он какой-то, – думала я. – Как, впрочем, и другие представители европейских органов».
Судя по тому, что мне довелось слышать или читать в СМИ, можно подумать, что у них в Европе преступности не было, пока русские не приехали.
* * *
Мы с Татьяной и Пашкой покинули полицейский участок часа через два, Андрюша остался. Мы решили без приглашения посетить дом Серафима Петровича Вяземского. Хотя когда мы там появлялись по приглашению?
– Тань, как тебе олигарх? – невозмутимо спросил Пашка в такси. До этого у нас не было возможности обсудить ночные похождения.
– Мне его жалко, – заявила Татьяна.
– Жалко?! – пораженно посмотрел на нее Пашка. – Олигарха?!
– Нет, мужчину. Человека. Он – несчастный, и я не представляю, как он может стать счастливым. И он сам не представляет.
Тут встряла я и пересказала ставшую мне известной историю жизни Владимира Павловича.
– Наверное, ему нравилось жить, пока он пробивался наверх, – продолжала рассуждать Татьяна. – Это захватывало, был стимул что-то доказать всем и в первую очередь себе самому. Теперь он уже все доказал, всего добился, всех целей достиг. Ему скучно.
– Как нашему Ивану Захаровичу, – хмыкнула я. – Но Иван Захарович себе все время какие-то развлечения придумывает. И мы не даем скучать.
– Может, нам что-нибудь и для Володи придумать? – посмотрела на меня Татьяна.
– Таня, а почему бы тебе не сделать олигарха, то есть мужчину и человека, счастливым? – не унимался Пашка. – Он, как я понимаю, не то что не против, а очень даже хочет, чтобы ты взяла на себя эту роль.
– Я не могу быть с мужчиной из чувства жалости. Я уже пожила с одним, которого мне было жалко бросить.
Татьяна имела в виду бывшего мужа, которого терпела много лет.
– Но ты же провела с ним ночь! Ты хочешь сказать, что просто совершила акт милосердия?
– Паша, ты случайно на солнышке не перегрелся? – спросила я. – Мало ли кто с кем проводил ночь. Так получилось. Обе стороны были не против. Было время, было место. Мы не наивные восемнадцатилетние девочки, чтобы ждать неземную любовь. Мы живем здесь и сейчас. Сегодня. Паша, ты сколько раз снимал смерть? Надо пользоваться моментом и получать от жизни удовольствие.
– Но если все-таки встретишь настоящую любовь – отдаться ей полностью, – добавила Татьяна и вздохнула.
Я тоже вздохнула.
– Кстати, а что ты делал ночью? – спросила я.
– Без комментариев, – ответил любимый оператор, потом вдруг внезапно вскинул голову. – Девчонки, вы помните, что говорила рыженькая в шлюпке?
– Она много чего говорила, – хмыкнула Татьяна.
Я же вспомнила, что говорили все три «Свиристелки» на теплоходе. Владимир Павлович считал, что нас троих нужно пригласить на ужин.
Мы с Татьяной переглянулись. Да, нам обеим было хорошо с этими мужчинами, но нас много раз била жизнь, поэтому романтическая дурь слетела мгновенно.
Если бы нас собирались пригласить без оператора или тем более Владимир Павлович хотел пригласить только Татьяну…
И один раз его начальник охраны уже вызывал нас в дом. Правда, тогда нам удалось успешно его покинуть. Возможно, потому, что мы приехали сами и кто-то мог знать, куда мы направились.
А с людьми типа Владимира Павловича и его начальника охраны следовало держать ухо востро.
Иван Захарович мог знать про пребывание Владимира Павловича на Лазурном Берегу именно в это время? Конечно. Он мог предполагать, что мы встретимся? Да. Он прямым текстом заявлял, что мне бы подошел какой-нибудь олигарх.
А какой-нибудь кидок олигарха очень потешил бы Ивана Захаровича.
И мышление у обоих имперское. За плечами – трудное детство и молодость.
Газ в парке Василия Степановича могли пускать в кого угодно… И кто угодно… И олигарх Владимир Павлович мог задержать дыхание или зажать рукой нос и рот…
Чего добивается Владимир Павлович? Ожерелья Марии-Антуанетты? Вполне возможно. Про мощи он вроде бы услышал от меня – даже вином подавился. Или подавился от удивления, что я про них знаю? Или у французского графа на самом деле отличные виноградники, и наш олигарх хочет поить гостей своим вином, как делали в прошлом некоторые короли? Ведь бывало даже, что у короля свои виноградники, а у королевы свои, и гости пили одно вино в покоях королевы и совсем другое, если являлись гостями короля. Может, у наших олигархов новая мода?
– Будем напрашиваться в гости к олигарху? – спросила Татьяна.
– Лучше бы встретиться на нейтральной территории, – ответила я.
Такси остановилось у нужного нам особняка, мы выбрались и позвонили.
Нас встретили три бывшие жены и одна дочь.
Глава 32
– А нас стало меньше! – радостно сообщила первая жена.
– Народ валит со страшной силой! – сообщила вторая и отхлебнула из очередной бутылки с греческим коньяком.
– Интересно, кто продержится дольше всех? – задумчиво произнесла четвертая и обвела взглядом конкуренток.
Дочь от комментариев воздержалась.
Мы прошли в сад, где уже возделали еще один, ранее не занятый участок земли. Однако не он привлек мое внимание.
На складном стульчике под одним из деревьев недалеко от воды сидел незнакомый дядька и смотрел на воду в бинокль. На земле рядом с ним лежало некое непонятное приспособление, которое я бы все-таки назвала стрелковым оружием.
– А это кто? – спросила я у жен, кивая на дядьку.
Ему было лет пятьдесят, а то и больше. Он был маленького роста, жилистый, лысенький, с остатками волос у основания шеи. Темно-синие семейные трусы и белая футболка с изображением бомбы и какой-то надписью на немецком дополнялись серой панамой и фиолетовыми пляжными шлепанцами.
– Мой четвероюродный брат с Украины, – пояснила первая жена. – Пойдемте, я вас познакомлю.
– А я вас по телику видел, – первым делом заявил дядька при виде меня. – Здрасьте.
Он встал, пожал руку мне, Пашке и Татьяне. При виде Татьяны причмокнул.
– А что вы с таким опозданием прибыли? – невозмутимо поинтересовалась я. – Родственники-то другие тут уже давно собрались.
– А меня раньше в известность не поставили. Вон как понадобилась помощь, так сестрица и вызвала.
– В боях собираетесь участвовать? – продолжала я.
– Ага, – кивнул дядька. – А вы как, за красных или за белых?
«Что он имеет в виду?»
– Мы обычно сохраняем нейтралитет и стараемся как можно более объективно подать происходящее народу, – выдала я.
– Это очень хорошо, – кивнул дядька. – Потому что наше дело правое.
