— Благодарю, — сказал, улыбаясь, старик, — повторяю вам, все будет хорошо.
Он махнул рукой, как бы приказывая им отойти подальше.
Молодые люди встали, почтительно поклонились старикам и отошли к берегу.
Неподалеку от их лагеря был довольно густой лесок; охотники вошли в этот лес и вскоре исчезли в его чаще.
Старики, оставшись наедине, закурили свои индейские трубки и принялись молча ждать.
Около трех четвертей часа они курили в непрерывном молчании, как вдруг Франсуа Бержэ опустил трубку и приложил ухо к земле.
— Приближаются, — сказал он, поднимаясь.
— Я слышу их уже несколько минут, — ответил старик, — а сколько их там?
— Не более четырех.
— Я так и думал. Он добросовестен.
— Вы все стоите на своем?
— Да; индейцам это не нужно, а янки и англичанам не следует этим воспользоваться.
— Вы полный властелин и можете распоряжаться по своей воле, потому что это, так сказать, ваша собственность.
— Действительно, сегодня это моя собственность, которая должна послужить для поддержания великого дела. Том Митчелл совсем не то, чем кажется.
— Я это знаю.
— Кроме того, у меня есть важная причина для такого распоряжения; поселение того янки находится как раз на этой земле.
— Да, а у янки чутье тонкое, он мигом обо всем пронюхает.
— Вот видишь, сын, пускай уж лучше француз воспользуется.
В эту минуту издали послышался пистолетный выстрел.
— Вот и они! — сказал Франсуа Бержэ.
Он встал, приложил воронкой руки к губам и испустил пронзительный крик морской птицы.
Немедленно раздался ответный крик, и четыре всадника на добрых конях понеслись по высокой траве прямо к ним.
Старики встали в ожидании.
Неподалеку от них всадники сошли наземь, бросили поводья четвертому и втроем подошли к старикам.
Канадцы держали в руках винтовки; у всадников оружия не видно было: пистолеты они оставили в чехлах, сабли в седлах, винтовки на земле.
В ста шагах от стариков двое из приехавших тихо поговорили между собой и замедлили шаг, тогда как третья особа среди них бросилась бежать с быстротой лани и мигом очутилась в объятиях стариков, отвечая радостными восклицаниями и слезами счастья на нежные ласки своих родных — то была Анжела.
Том Митчелл со своим спутником держались на почтительном расстоянии и подошли только тогда, когда увидели, что первые восторги стали утихать.
— Добро пожаловать, — произнес старик с выражением высокого достоинства и подал им руку.
Атаман и его спутник пожали с жаром эту честную руку.
— Сдержал ли я свое слово? — спросил Том Митчелл, улыбаясь.
— Добросовестно, подтверждаю это и благодарю, — ответил Бержэ с чувством. — Вы благородным образом вознаградили сделанное нам зло. Не станем о том поминать. Чего же вы теперь желаете от нас?
— Ничего! — отрезал Митчелл.
— Разве вы не требуете выкупа?
— А для чего мне выкуп? Слушайте, престарелый охотник, подстрекательством одного человека, имени которого я не желаю выдавать, я позволил увлечь себя и совершил нечестивый поступок. Хотя я и разбойник, — продолжал он с тонкой улыбкой, — однако, в сущности, я не так черен, как кажусь. Теперь мне понятно, что я не могу достичь желанной цели и что мой соумышленник заведомо меня обманывал. Насколько это зависит от меня, я постарался загладить причиненное мной зло и не имею нужды в другой награде, кроме той радости, которой я только что был свидетелем.
— Прекрасно, капитан, еще раз благодарим вас, — ответил Франсуа Бержэ и, еще раз поцеловав дочь, обратился к ней: — Дитя мое, вон там, под теми деревьями, находится твой брат; ступай к нему.
— Сейчас, отец, но прежде позвольте мне принести капитану Митчеллу самую искреннюю и сердечную благодарность за внимание и попечения, которыми я была окружена во все время, которое провела у него в плену.
— Надеюсь, что вы не помянете меня злом?
— Нет, я сохраню к вам вечную благодарность. Я и сама теперь знаю, какой вы добрый.
Она грациозно наклонила голову и, своей крошечной ручкой послав ему поцелуй, сама побежала к лесу и скоро скрылась там.
Взоры всех последовали за ней.
— Засим позвольте мне с вами проститься, — сказал атаман.
— Прошу вас подождать еще одну минуту, — возразил дед, — вы отказываетесь от награды, но я должен заставить вас принять ее.
Он открыл свою сумку и вынул пергамент, сложенный вчетверо.
— Вот выкуп за нашу девочку, — сказал он, подавая пергамент атаману.
— Что это значит?
— Принимайте, — проговорил старик, приветливо улыбаясь, — это документ на право владения Оленьей долиной.
— И что же? — воскликнул Том Митчелл с глубоким волнением.
На плане красной точкой отмечено место, где скрыто нечто известное вам. Я передаю вам право на владение землей и всем, что в ней заключается. Не отказывайтесь, капитан, я и слышать не хочу об отказе. Как видите, самый лучший путь всегда честный.
— Принимайте без всякого зазрения совести, — подтвердил Франсуа Бержэ, — мы отдаем нашу собственность, на которую никто не имеет права, кроме нас.
— Если вы этого требуете, то нечестно было бы с моей стороны отказываться от дара, который я высоко ценю по важным причинам.
— Понимаю, капитан, — сказал старик, — но об одном прошу вас.
— Говорите и поверьте, чего бы вы ни пожелали…
— Дайте слово, что мой дар будет служить только для честных целей.
— Клянусь!
— Принимаю ваше слово и верю ему. Вашу руку, капитан, и расстанемся друзьями.
— О, да! — сказал атаман с глубоким чувством, которое странно было наблюдать в таком человеке. — Конечно, друзьями. У меня остается еще одно желание: я был бы очень счастлив, если бы вы доставили мне случай доказать вам свою преданность.
— Как знать! — ответил старик задумчиво. — Может быть, эта минута не так далека, как вы воображаете.
— Я всегда буду готов, если понадобится, пролить последнюю каплю крови, чтобы защитить вас и ваших друзей или отомстить за вас.
ГЛАВА XXI. Славная охота
Прошло более двух недель после вышеописанных происшествий в Оленьей долине. Несмотря на исчерпывающие сведения и разумные возражения брата, Джонатан Диксон настоял на своем намерении войти в личные сношения с соседями вниз и вверх по реке, и во вновь устроенной пироге он отправился в путь с младшими сыновьями, Сэмом и Джеком, и с одним черным слугой, Сэнди, с хорошим вооружением и достаточным запасом провизии; надзор же за домашним хозяйством он поручил Гарри, старшему сыну, разумеется, под руководством дяди Сэмюэля Диксона.
Гарри был высоким, красивым, смуглым и мощным, как Геркулес; отец справедливо имел полное доверие к его уму и сметливости. Деятельный, трудолюбивый, он всегда был первым на работе и последним уходил на отдых. Он поспевал повсюду, где требовалось его присутствие, поощрял рабочих, искусно внушая им неутомимое усердие, которое воодушевляло его самого.
