Остановившись, я поворачиваюсь лицом к ней.
— Давай… давай выждем ночь. После ужина с ними, — я реально придушу Паркера за это обломное вмешательство, — будет поздно.
Она краснеет и кивает.
— Ага. Хороший план.
— Извини, что время ужина уже прошло. Я не хотел работать так допоздна.
«Обманщик. Ты прячешься в своей башне терзаемого героя».
Проклятье. Паркеру нужно выбраться из моей головы.
— Всё в порядке, Аксель. Я планировала пойти и заняться приготовлением еды, но Паркер меня остановил, и это наверняка к лучшему. Я не уверена, насколько хороша твоя страховка от пожара, и такое чувство, что тебе и так хватает катастроф с домами.
Я фыркаю, неожиданно развеселившись.
— Ну, хотя бы ты сможешь есть то, что они приготовят. Они знают, что ты вегетарианка, и их кухня безопасна для тебя.
Она одобрительно хмыкает.
— Да. Я вижу в ближайшем будущем много вегетарианских тако.
— Надо наесться углеводов для следующего челленджа с командой.
— Слушай, — говорит она. — Вик не разрешал мне помочь ему со сносом той гипсовой стены, которую нужно заменить. Сказал, что я даже не удержу кувалду, что уж говорить про замах. И вот так начался челлендж с отжиманиями. Я сказала ему, что если сумею отжаться больше раз, чем он, то сама снесу ту стену.
Вик. Тот, что зовёт её подсолнухом. Моя грудь горит, будто прямо к моим рёбрам прижимают горячую кочергу.
— На самом деле, я не была уверена, что сумею его превзойти, — говорит она, не отрывая взгляда от работы. — Я всегда неплохо отжималась, но я не тренировалась с тех пор, как заболела. Думаю, помог адреналин, и тот плотный обед, который съел Вик, замедлил его. Если бы мы делали подтягивания, я бы продула.
Я кошусь на неё, сосредоточившуюся на кисточке. Она водит ей очень медленно.
— Это необязательно должно быть идеально, Руни. Просто проведи ей туда-сюда и всё.
— Ха. Не должно быть идеально. Ты вообще меня знаешь?
— Достаточно, чтобы понимать необходимость напомнить тебе, что эта работа, которую ты вообще не обязана выполнять, когда должна беречь себя, не должна быть выполнена идеально.
Она замирает с кисточкой, затем поднимает взгляд на меня.
— Я знаю, что всё, что ты делаешь здесь в доме, имеет большое значение для тебя. Я просто хочу это уважать.
Посмотрев на неё, я чувствую, как острая, жгучая боль за рёбрами усиливается. Чёрт. Это худшая изжога в мире.
— Я… ценю это, — выдавливаю я. — Но я не хочу, чтобы ты делала всю эту работу и подвергала себя стрессу. Стресс плохо на тебя влияет, так? То есть, из-за стресса тебе становится хуже.
Она мягко улыбается, затем встаёт и вытирает лоб.
— Я не испытываю стресс. Честно.
— Ты… — я кошусь на валик. — Хочешь взять это вместо кисточки? Работать валиком несколько сложнее физически, но раз ты побила Вика по отжиманиям, думаю, ты справишься.
Её улыбка становится ещё ярче.
— Да, давай. Ты же художник. Ты, наверное, и во сне прокрасишь эти углы.
Мы меняемся инструментами, наши пальцы вскользь соприкасаются, и наши обручальные кольца сверкают в потолочном освещении. У меня возникает странное, ужасающее чувство дежавю, и я поспешно отступаю, споткнувшись об укрывную пленку, которой застелены полы.
— Воу, воу! — Руни хватает меня за локоть, но это приводит к тому же результату, что и при прошлой её попытке, когда она только приехала сюда — утягивает её за мной. Валик падает с ней, проехавшись по моему лицу. Я быстро отодвигаю кисточку, но всё же недостаточно быстро, и та оставляет на лице Руни бледно-голубую полосу.
— Уф, — я с силой падаю на спину, а Руни как раз вовремя отодвигает колено, чтобы не раздавить мои яйца, и в итоге оказывается на мне верхом.
Она морщится.
— Однажды мои познания в физике пересилят мой комплекс спасателя. Я должна понимать, к чему приведут попытки удержать человека, который на пятнадцать сантиметров выше меня и на много килограммов тяжелее.
Я провожу пальцем по волоску, прилипшему к краске на её щеке, и убираю его за её ухо.
— Извини, — шепчет она, и её взгляд опускается к моему рту.
И внезапно я остро осознаю её тело на своём. Мягкая впадинка меж её бёдер устроилась прямо над моим пахом. Я хрипло выдыхаю и сажусь вместе с ней, и Руни тихо пищит, когда я одним плавным движением поднимаю её на ноги.
Но потом мои ладони ложатся на её руки, и она смотрит на меня снизу вверх, а я смотрю на неё сверху вниз, и бл*дь, как мне хочется её поцеловать.
Руни привстаёт на цыпочки и проводит кончиками пальцев по моему виску.
— Я запачкала тебя краской.
— Я тебя тоже, — я вытираю краску с её скулы.
Мы всматриваемся друг другу в глаза, и её губы изгибаются в мягкой улыбке, когда Руни целует меня. Это нежно и тепло, такое восхитительное дразнение, что мне хочется закинуть её на плечо и сказать Паркеру, куда именно он может засунуть свой своднический мексиканский ужин.
Прежде чем я докатываюсь до такого, я отстраняюсь. Руни краснеет, глядя на меня и улыбаясь шире.
— Я могу закруглиться на сегодня, — говорю я ей. — Хочешь, я провожу тебя до хижины, чтобы ты привела себя в порядок?
Она кивает.
— Да.
Я снова смотрю на её губы и краду ещё один поцелуй, потому что не могу удержаться.
— Окей.
— Окей, — её улыбка усиливается, и появляется ямочка на щеке. — Договорились, — она ахает и пятится. — Не в смысле… ну ты понимаешь, что я имею в виду, не как свидание, а просто договорились… мммхм!
Я целую её, потому что знаю, к чему она ведёт — к извинениям за то, как мило слова слетают с её роскошных губ, за восторг и радость, которые она источает и которые я впитываю как редкий свет солнца в пасмурный день.
Мягко поцеловав её в уголок рта, затем в ямочку на щеке, я говорю ей:
— Договорились.
Глава 21. Руни
Плейлист: Kina Grannis — In the Waiting
Мой желудок пребывает в аду, и это моя вина. Я съела адски острое тако с бобами, потому что, храни Господь Беннета, он знает, что я вегетарианка, и он явно вложил много любви в приготовление блюда, которое я смогу съесть, и, как он с гордостью сказал «действительно имеет какой-то вкус», но он не знает, что острая еда убивает меня.
Убивает. Меня.
Прошло всего несколько часов с тех пор, как я откусила от бобового тако, которое Беннет тщательно приготовил
