сына и передать его Джудару, то ты уже преступил границы дозволенного, и либо ты меня убьешь, либо я убью тебя!” Хи-кой помолчал, потом сказал: “А этот перстень аскии Мухаммеда, его меч и его тюрбан?” Исхак ответил: “Что касается перстня, то он достанется только тому, кто сломает мой палец. Подобным же образом и тюрбан: его получит лишь тот, кто отрубит мою голову. А меч — это мой меч, а не меч аскии!” И аския удалился — и они удалились.
Исхак пошел в Гурму и направился к городу Биланга[336], который был столицей султана Гурмы, пока не остановился с наружной стороны города. Государю страны он послал сообщить о своем местопребывании и обстоятельствах своих, о том, что с ним произошло, и [о том,] что он-де ищет покровительства того. Но Исхак дважды воевал их и совершал на них набеги во время своего правления, перебив большинство мужей войска султана, так что почти истребил их. Потом же всемогущество Аллаха и решение его толкнули его к ним. А они возрадовались достижению своей мести ему. Султан страны вышел к нему с многочисленной свитой, встретил его с любезностью и почтением, хотя они — неверующие. И он повел аскию со спутниками в центр города. Их поселили там в просторном доме и в тот же вечер устроили им большую трапезу в знак гостеприимства. А потом неверующие возвратились к ним, спящим, на рассвете, поднялись выше того дома со стрелами и закричали на беглецов. Но сонгаев разбудило лишь падение стрел, подобное дождю. Жители обрушили на них одну из стен дома и убили Исхака. И были убиты вместе с ним Улд-Бана и все его спутники.
Говорят, когда стрела попала в Исхака и язык его начал заплетаться, к нему подошел Улд-Бана, стал/155/над ним (а Улд-Бана привязал нож к своим шароварам), вытащил тот нож и сказал: “Я пообещал и поклялся аскии Исхаку: если смерть придет к нему, а я буду при этом, то я умру за него раньше него”. Потом он взял себя за горло, зарезался, упал — и умер до смерти Исхака. Это, что я передал, — от гиссиридонке Букара; он мне передал некоторые рассказы, а их мне сообщали и другие, из числа тех, чьей передаче я доверяю.
Когда аския Мухаммед-Гао провозгласил себя государем, он направил тайно гонца к Джудару, прося о перемирии с ним и о принятии его, [аскии], в подданство султана Мулай Ахмеда аз-Захаби, а он-де будет платить тому джизью и дань[337]. Джудар ответил ему, но написал что он, [Джудар], — подначальный раб и не может того сделать, не узнав мнения султана Мулай Ахмеда, да поможет ему Аллах, и без его разрешения.
После бегства Исхака паша Джудар и его войско вошли в центр Гао и оставались в городе пятнадцать дней. Затем они выступили...[338] числа месяца джумада-л-ахира и направились к городу в четверг первого раджаба. На холме Томбукту марокканцы оставались месяц, потом вошли в дома города и построили Касбу[339].
В “Дурар ал-хисан” Баба Гуро ибн ал-Хадж Мухаммеда ибн ал-Хадж ал-Амина Кано [сказано], что они остановились снаружи города Томбукту, на восточной стороне, утром в четверг, начинавший раджаб девятьсот девяносто девятого года [25.IV.1591]. Их встретили городские сановники с приветствием, принесли паше присягу и оказали ему гостеприимство. Затем Джудар принялся за создание касбы внутри города, соорудил ее и вошел в нее со своим войском. Закончено.
Передают, что Джудар явился к факиху кадию Омару ибн Махмуду, вошел к нему, поцеловал его голову и ступни и уселся, любезный, напротив него. И сказал: “Я пришел к тебе просить тебя, чтобы ты одолжил нам дом, в котором бы мы жили (ведь близится дождливое время, а у нас порох султана Мулай Ахмеда — Аллах да поможет ему!) — дом или просторный пустырь, а мы на нем построим /156/ нашу касбу и вступим в нее, пока не придет мне приказ султана возвратиться к нему. Мы вернемся и оставим дом хозяину его”. Кадий долго молчал, опустив глаза, потом ответил: “Воистину, ведь я — не царь, и не в моей власти подарить чей-либо дом. Так войди в мой дом и осмотри его; если он будет тем, чего ты хочешь, то мы выедем из него, а вы в него войдете — из почтения и покорности государю, да поможет ему Аллах. А если нет — войди в город и посмотри, какое место тебе в нем понравится и будет достаточно просторно для тебя и твоих людей, и действуй!” Тогда Джудар вышел и обошел город (а с ним было несколько человек из его воинов), пока не пришел на место этой касбы.
Он нашел его застроенным. Больше того, это был самый застроенный район Томбукту, и в нем находились дома крупных купцов и старшин, в нем же была и эта [сегодняшняя] мечеть, которую называют мечетью Халида; а этот [нынешний] дворец пашей — на краю [бывшего] дома купца по имени ал-Хадж аг-Урдиум. И это зернохранилище — оно подобным же образом [бывший] дом купца, которого звали Сан-Симова, что означает “Сан, не едящий риса”. Марокканцы обошли это место кругом, и оно их восхитило. Они отрезали от него участок по размеру этой касбы, потом велели хозяевам тех домов перебираться, выезжать и уходить. Но там не было дома, который бы не был полон огромным имуществом — солью, сунну [с зерном] и прочим, что не опишешь в точной классификации и о чем знали только его собственники. Жители этого места обратились к кадию Омару, да помилует его Аллах, прося его заступиться и чтобы он попросил для них отсрочки у Джудара, пока они поищут в городе дома, в которые переберутся. Кадий послал своего слугу асара-мундио Амара, чтобы поговорить с пашой и поддержать домовладельцев в /157/ том. Джудар выехал сам верхами с несколькими человеками и прибыл к кадию. И сказал: “Слушаю и повинуюсь твоему приказу! Однако на сколько дней?” Омар ответил: “Месяц. Ведь есть среди них такие, кому мало будет месяца на переезд!” Но паша сказал: “Мы не можем ждать месяц, ведь на нас давит время. Нет, мы подождем пятнадцать дней, и пусть они поторопятся выбраться!” Затем он вышел, а кадий рассказал этим людям о том, что он сказал.
Люди только и занимались что поисками с утра до вечера [других] домов и выносом того, что можно унести. Каков же был их испуг утром
