— Я… говорю… на Юг! — прорычал он. Его глаза выпучились, словно пузыри на поверхности похлебки.
Тридуба не отступил ни на шаг. Отступление — совсем не в его духе. Он немного помедлил, разумеется, обдумывая, что делать дальше, а затем шагнул вперед и оказался нос к носу с Доу.
— Если ты хотел иметь право решать, ты должен был побить Девятипалого, а не сдаваться ему, как все остальные, — прогремел он.
Лицо Черного Доу при этих словах стало темным, как деготь. Он не любил, когда ему напоминали о поражениях.
— Девять Смертей вернулся в грязь! — рявкнул он. — Ищейка видел это, ведь так?
Тот был вынужден кивнуть.
— Верно, — буркнул он.
— Ну так и покончим на этом! Больше нет смысла вшиваться на Севере рядом с плоскоголовыми, снующими вокруг наших задниц! Я говорю — на Юг!
— С Девятипалым, может быть, и покончено, — сказал Тридуба, в упор глядя на Доу, — но не с твоим долгом ему. Почему он решил, что такому никудышному человеку, как ты, стоит сохранить жизнь, я понять не могу. Но он назвал вторым меня, — он постучал по своей широкой груди, — а это значит, что решать мне! Мне, и никому другому!
Ищейка предусмотрительно отступил назад. Эти двое явно готовились к драке, и ему не хотелось оказаться в общей свалке с разбитым носом. Такое уже не раз случалось. Форли взял на себя восстановление мира.
— Эй, парни, вот этого не надо, — сказал он тихо и ласково. Может, он не мастак по части убийств, этот Форли, но зато чертовски хорош, когда надо остановить других мастаков, чтобы они не поубивали друг друга. Ищейка от всего сердца пожелал ему удачи. — Бросьте. Почему бы вам…
— Заткни свою поганую пасть, ты! — гаркнул Доу, яростно тыча грязным пальцем ему в лицо. — Кому нужны твои слова, Слабейший?
— А ну оставь его! — прогремел Тул, поднося огромный кулак к его подбородку. — Не то я дам тебе повод покричать!
Ищейка едва осмеливался поднять голову. Доу и Тридуба вечно задирали друг друга, они быстро воспламенялись и так же быстро угасали. Грозовая Туча был животным совсем другого порядка. Если этот здоровенный бык начнет сердиться, его уже не успокоить — по крайней мере, пока не соберется человек десять с мотком крепкой веревки. Ищейка попытался представить, что сделал бы сейчас Логен. Он-то сумел бы остановить ссору, если бы не был мертв.
— Черт побери! — вскричал Ищейка, резко вскочив на ноги у костра. — Проклятые шанка кишмя кишат повсюду, куда ни плюнь! И даже если мы разберемся с ними, у нас остается Бетод, о котором тоже надо думать! В мире полно проблем и без того, чтобы мы создавали их сами! Логена больше нет, а Тридуба второй после него — вот все, что я готов услышать!
Он ткнул пальцем — в неопределенном направлении, ни на кого не указывая, — и стал ждать, отчаянно надеясь, что его речь возымеет действие.
— Верно, — буркнул Молчун.
Форли часто-часто закивал, словно дятел:
— Ищейка прав! Ссориться друг с другом нам нужно не больше, чем чтоб у нас члены отсохли! Тридуба второй. Он теперь вождь!
На мгновение наступила тишина, и Доу устремил на Ищейку свой холодный и пустой убийственный взгляд — так кот смотрит на зажатую в лапах мышь. Ищейка сглотнул. Немногие из людей способны выдержать взгляд Черного Доу. Он получил свое прозвище, потому что о нем шла чернейшая слава. Он приходил внезапно в темноте ночи и оставлял после себя дочерна сгоревшие деревни. Таковы были слухи, и таковы же факты.
От Ищейки потребовалось все его хладнокровие, чтобы не отвести глаза. Он уже был готов сделать это, когда Доу отвернулся и стал рассматривать остальных ребят, одного за другим. Мало кто из обычных людей отважился бы ответить на подобный взгляд, но здесь собрались не обычные люди. Трудно найти под солнцем более отчаянный отряд. Ни один из них не дрогнул. Не считая, разумеется, Форли Слабейшего: тот опустил глаза еще прежде, чем до него дошла очередь.
Убедившись, что все против него, Доу расплылся в беззаботной улыбке, словно никакой проблемы никогда и не было.
— Ну ладно, — сказал он, обращаясь к Тридуба; казалось, весь его гнев мгновенно испарился. — Что мы тогда будем делать, вождь?
Тридуба оглядел лесную чащу. Он понюхал воздух, пососал губу. Он поскреб в бороде, давая себе минуту на размышление. Он задумчиво оглядел каждого из бойцов. А потом сказал:
— Мы идем на Юг.
* * *
Как всегда, Ищейка учуял их раньше, чем увидел. Нюх у него был отличный — из-за этого он и получил свое прозвище. Но, говоря по чести, их учуял бы любой. Они, черт побери, воняли.
На лужайке их было двенадцать: сидели, ели, что-то болтали на своем мерзком грубом языке. Огромные кривые желтые зубы, вместо одежды — обрывки прелого меха, вонючие шкуры, куски ржавых доспехов. Они, шанка.
— Треклятые плоскоголовые, — пробормотал про себя Ищейка.
Он услышал позади тихое шипение, обернулся и увидел Молчуна, который выглядывал из-за куста. Ищейка поднял вверх раскрытую руку: «остановиться»; постучал по макушке своего черепа: «плоскоголовые»; поднял сжатый кулак и затем еще два пальца: «двенадцать»; и показал обратно на тропу по направлению к остальным. Молчун кивнул и исчез в зарослях.
Ищейка кинул последний взгляд на шанка, проверяя, не заметили ли они чего-то подозрительного. Они не заметили, так что он скользнул обратно за дерево и двинулся прочь.
— У них лагерь возле дороги. Я видел двенадцать, но может оказаться и больше.
— Ищут нас? — спросил Тридуба.
— Может быть, но если так, то они не особенно стараются.
— Их можно как-нибудь обойти? — спросил Форли, вечно стремившийся избежать драки.
Доу, вечно стремившийся в драку влезть, сплюнул на землю:
— Двенадцать — ничто! Мы сделаем их без проблем!
Ищейка поглядел на Тридуба: тот раздумывал, пользуясь моментом. Двенадцать — это не ничто, и они все это знали. Но, возможно, лучше разобраться с врагами на месте, чем оставлять их гулять на свободе за своей спиной.
— Что будем делать, вождь? — спросил Тул.
Тридуба решительно поднял голову и скомандовал:
— Оружие.
Только самый глупый боец не следит за чистотой и боеготовностью оружия. Ищейка осматривал свое не больше часа назад. Сделать это еще раз — не смертельно, а вот пренебрежение может стоить жизни.
Послышались шорохи кожаных ножен, стук дерева и лязг металла. Ищейка посмотрел на своих товарищей. Молчун звенел тетивой и проверял оперение стрел. Тул Дуру провел большим пальцем по лезвию огромного тяжелого меча размером почти в рост Форли и принялся кудахтать, как курица, обнаружив крошечное пятнышко ржавчины. Черный Доу протирал тряпкой наконечник секиры, глядя на лезвие нежно, как любовник. Тридуба подтянул пряжки на ремнях щита и несколько раз махнул клинком в воздухе, сверкнув начищенным металлом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
