И я возненавидел ее за это. Я захотел уничтожить ту, что сделала меня уязвимым. И сегодня сделал это ‒ жестоко, бездумно, не понимая, к чему это приведет.
А к чему еще это могло привести? Только к тому… что я навсегда лишусь той, с которой хочу проводить день за днем, просто находясь рядом.
Просто быть рядом с ней… смотреть сериалы, есть индийскую еду и перебрасываться шутками. Целовать ее губы, сжимать в объятиях тело…
«Я должен признаться, что… люблю ее», прошептал про себя.
«Люблю ее. Я люблю ее!..», мысленно произнес с мучительной страстью, с сожалением от того, что не сделал этого раньше.
Люблю эту девушку ‒ и ее красота тут ни при чем. Никогда и никого не любил до нее. Любил ее даже тогда, в детстве, и точно так же не мог никому в этом признаться.
И теперь я должен был найти в себе силы сказать об этом ей…
* * *
Весь следующий день я пытался заставить себя поговорить с Никой. Что-то глубоко внутри меня по-прежнему не давало мне этого сделать. Но в конце концов, я отправился в знакомую ювелирку и купил еще одно кольцо ‒ белое золото, надпись «I love you» между двумя блестящими ободками. Решил, пусть за меня все скажет украшение, как обычно.
Поднялся на одиннадцатый этаж нашего дома. Позвонил в дверь ее квартиры… Мысленно представил, что мог бы ей сказать.
«Ларина, прекращай обижаться. Конечно, я… черт, конечно, я люблю тебя, как будто ты сама еще этого не поняла!»
«Я не хотел тебя обидеть. Просто вырвалось. Конечно, я тоже тебя люблю. Не поверишь, но полюбил еще в детстве, хоть ты и была толстой, как стадо слонов!»
«Ника… прости меня. Я тоже тебя люблю. Давай просто забудем все, что я наговорил? Я придурок».
Но вместо девушки дверь мне открыл Колян Рахметов собственной персоной.
― Ларину позови, ― поморщился я.
― Ее нет дома, ― Дохлый пожал плечами. ― Собрала вещи и ушла. Наверное, в Питер уехала.
Я нахмурился.
― Зачем ей в Питер?
― Ей предложили контракт в каком-то крутом модельном агентстве. Уже два дня из-за этого с матерью орут друг на друга на всю квартиру ‒ п***ец, достали этим.
Я похолодел.
Черт… так вот почему она призналась мне в любви именно сейчас. Конечно, у нее для этого должна была быть серьезная причина. Ника собиралась уехать от меня, поэтому хотела знать, есть ли будущее у наших отношений… Почему же я раньше об этом не подумал?
Я постарался взять себя в руки, но все равно волнение оказалось сильнее меня. Где мне теперь ее искать? Вот черт… Я надеялся, что успею остановить ее до того, как она заключит этот контракт. Мне нужно было ее остановить.
Дело в том, что с того момента, как у нас с Никой завязалось что-то вроде отношений… в общем, я хотел, чтобы она поехала в Италию вместе со мной. Я думал поступать в институт Марангони, а она собиралась строить карьеру модели. Этот вопрос нужно было как-то решать.
Ну, я и решил.
Составил Нике новое портфолио из тех фотографий, которые нашел у нее на флешке, привлек все свои связи в мире моды ‒ а точнее, позвонил своей матери, директору по маркетингу модного бренда «Andrea Sarto», магазинами которого отец заправлял в России. Она согласилась принять Нику на работу, минуя посредничество модельных агентств.
И в конце концов, это было бы только начало, потому что моя мать на постоянной основе имела дело со многими модельными агентствами. При ее протекции Нику точно приняли бы в штат одного из них.
Думал поговорить с девушкой об этом, когда окажемся в Италии…
Стараясь не поддаваться эмоциям, я поднялся на свой этаж и вошел в пентхаус. Моя мать прислала вариант договора по найму ‒ я собирался вручить его Нике вместе с колечком, чтобы мои извинения прозвучали еще убедительнее. Не может же она продолжить обижаться на меня после того, что я для нее сделал?
Только бы найти ее теперь, где бы она ни была!
Отыскав ее контакт в телефоне, я нажал на вызов… но услышал только первый гудок. Ника явно снова добавила меня в черный список. Внутри меня словно разлилась ледяная вода; мной завладела еще более сильная тревога.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Прошел дальше по коридору ‒ сегодня отец должен был быть дома, я собирался попросить его телефон.
«Ника, не бросай трубку! Я тоже тебя люблю, прости меня» ‒ как бы это ни было сложно, лучше будет сразу произнести главные слова, а потом рассказать ей обо всем остальном.
Но подойдя к отцовской комнате, я увидел, что он снова привел в дом какую-то девицу, и мое лицо привычно скривилось от отвращения. Они целовались на пороге его комнаты.
Его любовница была одета в одну рубашку, из-под которой были видны длинные стройные по-модельному прекрасные ноги. Тут, слегка отстранившись от него, девушка повернула голову… и посмотрела прямо мне в глаза.
Я остановился как вкопанный. Договор по найму, который прислала моя мама, и коробочка с колечком выпали из моей руки…
Ника смотрела на меня, и по ее губам бродила надменная пренебрежительная усмешка. С вызовом прищурив глаза, она сделала несколько шагов в мою сторону и закрыла дверь в комнату отца.
Закрыла и заперла изнутри, оставшись с ним наедине…
* * *
Ника
Я стояла перед огромным панорамным окном, глядя, как менялись краски на этом бесконечном небе над Москвой. Нежно-розовый и лиловый, ярко-оранжевый ближе к западу, глубокий синий на востоке. Сумеречные тени, первые огни окружающих домов слегка подрагивали теплом мареве нагретой за день земли. Сквозь стекло до меня не доходило никаких звуков, но я легко могла представить себе привычный вечерний шум огромного города, отдающийся легким эхом в этом темном пустынном небе.
Красивый вид из окна роскошного пентхауса. Красивый… Но мне не было никакого дела до этой красоты.
Мои внутренности словно начинили кусками стекла, горящими углями, острыми иголками, залили серной кислотой. Я чувствовала себя… нет, не мертвой. Заживо похороненной в темном сыром гробу.
Вчера я сделала выбор. Сложный выбор между любовью и мечтой, любовью и гордостью. Я выбрала любовь, доверила свое сердце человеку, который не раз доказывал, что не заслуживает моего доверия. И поплатилась за это. Получила удар, сильнее и ужасней которого и быть не могло.
Я нанесла удар в ответ… но легче мне не стало. Мне стало еще хуже, еще гаже. Еще больнее.
А ведь я понимала, что делаю.
За все эти недели нашего повторного знакомства Давид так ни разу не удосужился познакомить меня с отцом. День за днем я проводила в его доме, в его комнате, но была никем и ничем для него.
С Игорем Третьяковым я встретилась в лифте нашего общего дома. Он тут же принялся подбивать ко мне клинья с ловкостью и изяществом бывалого ловеласа. Оставил визитку, и сказал, что будет ждать звонка.
Да, я действительно понимала, что делаю. Знала, с каким отвращением Давид относился к любовницам своего отца, к этим мачехам-моделям ‒ прочитала записи его дневника, наполненные ненавистью к девушкам, которых он считал лицемерными пустышками. Я знала, что наношу нашим отношениям удар, после которого они никогда не смогут оправиться.
Но именно этого я и хотела ‒ не дать ему играть с собой, не дать снова причинить мне боль. И если в его сердце есть хоть капля настоящих чувств ко мне… тем лучше ‒ ведь тогда ему будет по-настоящему больно, так же больно, как мне.
Пусть его сердце разорвется на куски, пусть ему будет мерзко думать о нас двоих. Пусть его гложет невыносимая ревность! Пусть он умирает изнутри, думая о том, что потерял…
― Ты необычная девушка, ― подойдя сзади, Игорь обнял меня, прижался ртом к моей шее. ― Я еще не встречал таких, как ты.
Обернувшись, я обхватила его плечи руками, приоткрыла губы, подставив их для поцелуя.
Нет, его отец вовсе не был мне противен ‒ я ничего не имела против мужчин постарше. К тому же чем-то он даже был похож на него. Не внешне ‒ от отца Давиду достались только эти серо-зеленые глаза. Но что-то было смутно знакомое в его манерах, в улыбке. И почему-то в его объятиях мне становилось хоть немного, да легче. Как будто отчасти я все еще была… рядом с ним.
