5) Дмитриев Д. С. (1848–1905) (1915?). Начал свою литературную деятельность в 1878 году. Печатался в «Развлечении», «Московской газете», «Русской газете», «Рабочей газете», «Московской иллюстрированной газете», «Русском сатирическом листке» и других изданиях 1880-90-х гг. и 1900-х гг. В статьях о нем в периодической печати (см., например: А. Басаргин. Народно-патриотический повествователь. — «Московские ведомости». 1899, № 208), в словаре Венгерова характеризуется как «писатель водевилей и автор исторических романов». Действительно, среди более 60 отдельных изданий его произведений около 15 занимают комедии-шутки, «драматические этюды», драмы исторические и «из народной жизни», сценические переделки с польского, итальянского. Остальное — это исторические рассказы и повести, исторические романы «из эпохи», как обычно указывается в подзаголовке, Ивана Грозного, Алексея Михайловича, Петра I, Павла I, из истории раскола (всего более 50). В «Мирском толке» Д. С. Дмитриев не участвовал, но в «Свете и тенях» в 1880-81 гг. выступал с рассказами, в которых находим обычную для новеллы малой прессы смесь сентиментальных и романтических штампов. В некоторых — правда, немногочисленных — сценках Д. Дмитриева повествование не однолинейно, есть маска повествователя, не сливающегося с автором. Это выделяет сценки Д. Дмитриева из ряда произведений его соседей по списку и сближает их по типу повествования с «Ревнивым мужем», где явно ощущается второй «план» — отличный от плана повествователя, надевшего маску балагура-рассказчика («побледнел бы сам черт!», «трахнуть по лоснящейся лысине!»). Но, в отличие от «Ревнивого мужа», маска рассказчика в тех редких сценках Д. Дмитриева, где она есть, не выдерживается до конца — повествование становится одноплановым, дистанция между автором и повествователем исчезает. Содержание рассказа исчерпывается оценкой повествователя.
Отношение к чужому слову в авторской речи большинства сценок Д. Дмитриева также не выходит за рамки традиции этого жанра — стилистическая чужеродность слова всегда подчеркивается (впрочем, здесь он пошел, пожалуй, дальше всех, заключая в кавычки слова даже внутри прямой речи: «И от чего эвто самое? От своих „глупостев“». («Свет и тени», 1881, № 2).
6) Дмитриев А. М. (ум. в 1886 г.). Печатался в «Москве», «Зрителе», «Будильнике», «Современных известиях», «Московском листке». Наиболее известный его псевдоним — Барон И. Галкин, под которым он выступал в «Русской сцене», «Московской газете», «Русской газете», «Московском листке», «Новостях дня» и других газетах и журналах, а также выпуская свои произведения отдельными изданиями. Писал драмы, повести, рассказы, очерки. Коротких рассказов, по жанру приближающихся к сценке, среди продукции А. Дмитриева немного. Ни сюжетно-фабульных, ни стилистических параллелей с рассказами «Мачеха» и «Ревнивый муж и храбрый любовник» обнаружено не было.
7) Круглов А. В. (1853–1915). Печатался под настоящей фамилией и почти сорока псевдонимами в «Стрекозе», «Шуте», «Колокольчике», «Наблюдателе», «Русской речи», «Деле», «Вестнике Европы», «Историческом вестнике», «Московской газете», «Русских ведомостях», «Биржевых ведомостях», «Петербургском листке», «Новостях дня», «Современных известиях», в нескольких детских журналах. Выступал очень активно как поэт. Выпустил более тридцати книжек для детей. Написал несколько биографических очерков о русских писателях. В периодических изданиях публиковал рассказы, повести, публицистические статьи, постоянные литературные и общие обозрения, путевые очерки, корреспонденции (серьезные), печатал анекдоты, мелочи. Стиль повестей и рассказов Круглова, как и многих других авторов обоих списков, носит в себе те же черты эпигонской романтической «эмоциональной» прозы. Короткие рассказы и «новеллы» Круглова, приближающиеся по типу к рассказу-сценке, отличаясь от его повестей и других рассказов большей простотой авторской речи, не обнаруживают, однако, сходства с атрибутируемыми рассказами. В одном из рассказов встретился редкий случай ситуации, сходной с ситуацией «Ревнивого мужа и храброго любовника» — герой подслушивает, что делается в комнате, «вход в которую ему строжайше запрещен» («В ожидании результатов». — «Новости дня», 1883, № 57, 26 августа). Если бы Круглов имел какое-то отношение к атрибутируемому рассказу, сходство ситуации должно было бы дать хотя бы минимальные языковые совпадения (в рассказах Чехова они существенны). Но в рассказе Круглова ни в порядке следования смысловых единиц, ни в синтаксисе не обнаруживается никаких параллелей с «Ревнивым мужем».
8) Любовников С. А. (ум. в 1898 г.). В качестве художника сотрудничал в «Искре» (1860-е гг.), «Развлечении» (1880-е гг.). В большинстве случаев является и автором текста к собственным рисункам. Под собственной фамилией и псевдонимами выступал с рассказами и сценками в «Искре», «Будильнике», «Развлечении», «Русской газете». Всего удалось найти 12 сценок Любовникова. В большинстве случаев они бесфабульны и состоят из ряда «картин»: реплик или диалогов лиц, связанных случайным образом — на ярмарке, на реке во время ледохода, на выставке. Начала традиционны («Август месяц; 12 часов дня, жара страшная»), равно как и речь персонажей («карахтер», «в настоящем разе»); лексико-синтаксического сходства с атрибутируемыми рассказами нет.
9) Прохоров В. А. (ум. в 1897 г.). Под различными псевдонимами печатался в «Развлечении», «Будильнике», «Москве», «Волне», «Вестнике Европы», «Новостях дня», «Русском сатирическом листке». Писал повести, романы. Его роман «Отцеубийца» в 1884–1885 гг. печатался в «Новостях дня» вперемежку с чеховской «Драмой на охоте». Выступал Прохоров и с юмористическими мелочами: правилами, «публичными лекциями», юмористической географией, «краткими и поучительными повестями»; вел «ежедневные беседы с читателями по поводу текущей российской действительности», обозрения, заметки и т. п. «Покойный беллетрист, — писал о нем современник, — не отличался ни силою таланта, ни умением выбирать темы <…> Шаблонный писатель не хуже и не лучше других московских кустарей <…>, печатающихся в нашей маленькой прессе» («Новое время», 1897, № 7753, 27 сентября). Рассказ-сценка в его чистом жанровом виде для Прохорова малохарактерен. Среди его произведений, приближающихся к этому жанру, преобладают бесфабульные рассказы типа «картинок с натуры» — разговор в толпе, в театре. Гораздо более характерен для Прохорова «набросок», «эскиз» — рассказ с психологическим уклоном. В «Свете и тенях» и «Мирском толке» было опубликовано семь таких рассказов. Социальная принадлежность героя в них обычно не обозначается. Архивариус Облучков явно выпадал бы из ряда героев Прохорова. Очень показательна для подобных рассказов моралистическая концовка.
10) Рахманов Л. Г. Печатался в «Шуте», «Стрекозе», «Осколках», «Будильнике» (в последнем особенно интенсивно в начале 1880-х гг.). Публиковал рассказы, стихотворения, пародии, юмористические лекции, задачи, вопросы, анекдоты и прочие юмористические мелочи. Сценки Рахманова в большинстве случаев представляют собой несколько не связанных между собой эпизодов, разговоров в трактире, кабаке, волостном правлении, на кладбище, во дворе, на музыкальном вечере, в маскараде и т. п. Часты сценки с минимальной авторской речью (одна-две фразы) или вообще без нее. Речь купцов, мужиков выдержана в традициях жанра («— Кузька ефто, али не Кузька?» — «Игде?» — «А вот через юлицу переходит». — «Шут», 1883, № 20). Речь персонажей других сословий лишена каких-либо особых примет. Слово героя, как и у других авторов сценок, охотно включается в виде цитат в авторскую речь.
11) Уколов С. Я. (1864–1897). Был главным образом сотрудником «Петербургского листка». Более всего был известен как драматург-либреттист. Его оперетты-фарсы, драматические обозрения, шутки выходили многократно отдельными изданиями. Писал фельетоны, разного рода юмористические мелочи (юмористическое гражданское право, юмористические словари и т. д.), анекдоты. Его сценки представляют собой обычно уже не прозаические, а драматические произведения: авторская речь в них отсутствует. Четыре прозаических рассказа-сценки с автором-повествователем, которые удалось найти, не обнаруживают никаких параллелей с атрибутируемыми рассказами.
Итак, среди сотрудников журналов «Свет и тени» и «Мирской толк», кроме Чехова, нельзя назвать автора, который бы мог написать рассказы «Ревнивый муж и храбрый любовник» и «Мачеха».
Теоретически существует возможность, что рассказ написал какой-то автор, выступивший только единожды и не сотрудничавший ни до ни после у Пушкарева и потому не подвергавшийся рассмотрению. Поэтому, кроме сплошного анализа продукции участников «Мирского толка» и «Света и теней», была проведена контрольная проверка произведений некоторых наиболее известных авторов сценок, активно работавших в начале 1880-х гг. В контрольный список вошло 16 авторов: В. Н. Акинфиев, В. Н. Андреев-Бурлак, В. В. Билибин (И. Грэк), М. Н. Былов, И. А. Вашков, А. М. Герсон, Ф. В. Кугушев, Н. А. Лейкин, В. О. Михневич, А. Морозов, А. Я. Немеровский, А. М. Пазухин, А. А. Плещеев, А. П. Подуров, В. А. Прокофьев, Д. Д. Тогольский, А. В. Ястребский. Совпадений с рассказами «Ревнивый муж и храбрый любовник» и «Мачеха», кроме мелких частностей, не встретилось.
