– Как вам угодно, сэр. Я, конечно, могу выслушать вас.
Американец учтиво поклонился.
– Я не мог не заметить, что вы переживаете какое-то глубокое горе; так или иначе – и если вы захотите, я смогу объяснить, на каких основаниях, – я пришел к выводу, что причина ваших страданий и заставила вас покинуть родину.
Гарольду эти простые слова показались удивительным проникновением прямо в душу, и он торопливо воскликнул, не спросил:
– Но откуда вы это знаете!
Старший по возрасту мужчина счел должным объясниться:
– Сэр, в ваши годы и с вашим здоровьем и силой жизнь должна казаться сплошной радостью, а вы печальны. Общение должно приносить удовольствие, а вы явно предпочитаете уединение. Я знаю, что вы отважны и щедры душой, это несомненно! Бог свидетель! Вы добры и терпеливы – и это видно по тому, как обращались с моей девочкой вчера вечером и сегодня утром! Не говоря уж про то, что согласились взять ее к себе на ночь, чтобы она успокоилась и справилась со страхом. При этом вы успевали подумать и о ее матери, и обо мне… Мне доводилось переносить серьезные невзгоды, и мое сердце порой томила тоска, и хотя счастье последних лет развеяло прежние печали, я способен понять, что означает такая глубокая грусть у молодого человека.
Он замолчал, и Гарольд, который не хотел обсуждать причину своего настроения, поспешил вступить в разговор:
– Вы совершенно правы, у меня есть основания для печали, и именно это заставило меня покинуть дом. Давайте на этом и остановимся!
Мистер Стоунхаус понимающе кивнул и продолжил, переходя к главной теме разговора:
– Полагаю, вы собираетесь начать жизнь заново, в другой стране. И у меня есть для вас предложение. Я веду большой бизнес, настолько большой, что трудно управляться со всеми делами самостоятельно. Вернувшись домой, я планировал поискать партнера. Мне нужен незаурядный человек – с хорошими мозгами, отвагой и чувством ответственности, – он сделал паузу.
Гарольд сразу понял, к чему тот клонит, но решил не опережать событий и предоставить собеседнику высказаться полностью. После небольшого молчания мистер Стоунхаус заговорил снова:
– Что касается мозгов, я готов присмотреться и составить свое суждение. Я разбираюсь в людях и способен трезво оценить, кто на что годится. Всегда так было. Иногда достаточно немного, чтобы понять, толковый перед тобой человек или нет. Про другие качества и говорить не приходится, все очевидно, – он снова сделал паузу, а поскольку Гарольд молчал, кивнул и продолжил: – Сделать деловое предложение бывает трудно. Тем более тяжело говорить о бизнесе с человеком, которому ты весьма обязан, обязан всем, самой жизнью. Можно неверно истолковать мои мотивы.
В этой ситуации Гарольд уже не мог смолчать, он был благодарен этому малознакомому человеку за доброту и готовность понять его боль, даже если не мог принять его предложение.
– Никто не станет строить ложных толкований, по крайней мере, если он и вправду разумный человек.
– Полагаю, вы поняли, что я говорю про вас.
– Я догадываюсь, сэр, – кивнул Гарольд, – и весьма благодарен за ваше участие и прямоту. Но не могу принять это предложение.
Американец удивленно воскликнул:
– О, сэр! Не торопитесь с ответом! Вам стоит все обдумать, каким бы ни было окончательное решение.
Гарольд покачал головой, повисла долгая пауза. Американец отдавал себе отчет в том, как трудно принимать подобные решения, особенно если предложение поступило неожиданно. Он считал, что Гарольду нужно время, и только. Что касается самого Гарольда, он размышлял лишь о том, как выбрать вежливый способ отказаться. Он полагал, что должен найти убедительный довод, не раскрывая при этом всех своих обстоятельств. Поэтому он начал с общих слов:
– Прошу вас, сэр, поверьте: я очень, очень благодарен вам за доверие. Но ситуация такова, что мне сейчас трудно общаться с людьми, трудно выносить общество. Конечно, вы понимаете, что я сейчас говорю совершенно конфиденциально, это никого не касается. И ни с кем, кроме вас, я обсуждать это не собираюсь.
– Конечно, – заверил его мистер Стоунхаус.
– Я должен остаться один, – заявил Гарольд. – Я с трудом выношу вид людей на корабле, и только необходимость заставляет меня находиться в обществе.
– Но вы не можете найти место, где вообще не будет людей! Простите. Я вовсе не хочу быть навязчивым и задавать лишние вопросы!
Гарольд чувствовал себя неловко; вежливость не позволяла ему прервать разговор и уйти без дальнейших объяснений, да и щедрость предложения заслуживала внимания к тому, кто его сделал. Инцидент, случившийся накануне, невольно сблизил его с семьей маленькой Перл, и теперь юноша чувствовал потребность быть искренним. В конце концов, он ответил, из чистого отчаяния:
– Я не в силах с кем-либо поддерживать знакомство… в моей жизни случилось событие… нечто такое, о чем я не могу рассказать. И теперь все неправильно. Я вижу единственный выход: затеряться в глуши, в диком, удаленном от цивилизации месте, остаться наедине со своей болью, со своим стыдом…
Повисла длинная пауза. Затем американец ответил ясным, музыкальным голосом, отчетливо и неспешно:
– Возможно, время все исправит. Господь милосерден!
Гарольд испытывал невыразимую горечь. Он чувствовал, что к страданию примешивается гнев, и это казалось ему неправильным.
– Ничто не может измениться! Я дошел до пределов отчаяния, и дороги назад нет. Ничто не сотрет из памяти то, что случилось, все кончено!
Снова пауза, потом американец добавил мягко, почти по-отечески:
– Господь на многое способен! Дорогой мой юный друг, вы способны на дружбу и на благородные поступки, и это единственное, что важно. Подумайте об этом!
– Господь не имеет к этому никакого отношения! Что случилось, то случилось! Моя жизнь кончена! – Гарольд резко отвернулся, он едва сдержал стон, рвущийся из груди.
Когда американец заговорил, голос его звучал уверенно и твердо:
– Вы молоды, здоровы и отважны! У вас благородное сердце! В моменты опасности вы способны думать и действовать быстро, ваш мозг активен, и в вас есть уважение и любовь к жизни. А теперь могу я попросить вас об одолжении? Оно совсем невелико. Просто выслушайте меня, не перебивая. Не спрашивайте ни о чем, не возражайте, просто выслушайте! Очень прошу вас об этом. Это возможно?
– Хорошо! Это не проблема, – Гарольд попробовал улыбнуться, но вышло не особенно убедительно.
Мистер Стоунхаус произнес после короткой паузы, словно ему надо было собраться с мыслями, прежде чем говорить дальше:
– Я кое-что должен объяснить про себя. Я начинал жизнь, не имея ничего, кроме самого заурядного образования, которое получает большинство американских мальчишек. Но у меня была хорошая мать, и она научила меня, что честность – лучший капитал. А еще был энергичный отец, который не слишком хорошо умел справляться с делами. Меня вырастили трудолюбивым и готовым использовать любые приобретенные навыки и природные способности оптимальным образом. С самого начала я добился успеха. Я вызывал доверие у людей, кое-кто предлагал мне стать партнером в их бизнесе. И я задал себе вопрос: каким капиталом я располагаю? Я умел много и качественно работать, переносить трудности. Состояние мое неуклонно росло, и чем богаче я становился, тем больше новых предложений я получал, тем больше перспектив передо мной открывалось. При этом я мог с чистой совестью сказать, что не совершил ни одного дурного поступка, не обманул доверие партнеров. Я горжусь этим, я могу смело называть свое имя. Возможно, это звучит эгоистично, что я так расхваливаю себя. Дурной вкус! Но у меня есть основания так говорить. Я хочу, чтобы вы поняли, как принято вести дела в моей стране, в моем кругу. Честное имя – главное, что есть у человека, это гарантия его успеха.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
