— Чем пахнет?
Тот хмуро глянул на девочку, но послушно наклонился.
— Хм… Валерьянкой, похоже.
— Похоже… С чем этот запах спутать можно? — Наташа снова заглянула под кровать, провела рукой под матрасом. Выпрямилась и задумалась. Снова огляделась. — Господин Лаистер, можно осмотреть кабинет вашего отца?
— Кабинет? Если нужно…
— И еще… Можете послать кого на кухню. Пусть узнают, есть там перловая каша.
— Перловая каша? — Лаистер совсем растерялся.
— Да. Если нет, пусть слуги пройдутся и купят тарелку готовой. Желательно свежей.
— Эм… — Лаистер с недоумением глянул на Сайзена, но тот глядел уверенно и сурово. — Хорошо, — сдался он. — Распоряжусь. Что-нибудь еще?
— Нет, теперь в кабинет. И у двери спальни поставьте кого, пусть без вашего ведома никого не пускает.
Сестра Лаистера терпеливо стояла в центре комнаты, переводя взгляд с одного собеседника на другого. Воспитание у нее было, похоже, то еще. Наташа даже восхитилась. В текущем дурдоме лично она никогда не сумела сохранить такое вот спокойствие и молчать. Обязательно высказалась бы. Только когда все стали покидать спальню, она на миг задержала взгляд на теле отца, которого уже укрыли одеялом. К кабинету отца она пошла вместе с братом.
— Поясните мне один момент, госпожа Призванная. Я так понимаю, что что-то вас тревожит. Что-то, что не дает вам возможности признать смерть отца от сердечного приступа.
— Пятно валерьянки на простыне. Оно свежее. Самой настойки валерьянки в комнате нет, — отозвалась Наташа, продолжая шагать и одновременно размышлять. — Есть и еще кое-что.
Сайзен нахмурился. Глянул на девочку.
— Тебе что-то не нравилось и до того, как ты обнаружила пятно.
— Просыпанный порошок на тумбочке. И нигде нет бумаги, в которую он был завернут. Я так понимаю, что порошок он принял перед сном. Где бумага, в которую он был завернут?
— Слуги… — Сайзен замер. — Они не заходили в комнату, как только их господин удалился спать.
Наташа кивнула.
— Какое это имеет отношение ко всему, если у отца сердечный приступ?
Наташа остановилась, повернулась.
— Госпожа…
— Олина Харли.
— Госпожа Олина, почему ваш брат подозревает убийство, как вы думаете?
— Понятия не имею, — раздраженно буркнула она. Потом взяла себя в руки, глянула в сторону брата. — Полагаю, меня подозревает… Была у нас с отцом одна ссора…
— Ссора? Это так называется? Да тогда весь дом дрожал от вашей ссоры! И что ты тогда заявила?
Дама чуть склонила голову.
— Сказала, что скорее убью его, чем сделаю так, как он хочет.
— Вы честны, — глянула на нее девочка.
Та пожала плечами.
— Об этом весь дом слышал, все равно кто-нибудь да рассказал бы. Только вот я на эмоциях тогда говорила. К тому же добилась своего. Я сейчас вполне удовлетворена своей жизнью.
Лаистер раздраженно что-то буркнул и открыл дверь.
— Кабинет отца.
Наташа медленно вошла, огляделась. Подошла к столу, села за него и осмотрела. Приборы, листы бумаги. Взяла из поддона пачку, внимательно осмотрела, один лист даже глянула на просвет. Отложила в сторону. Изучила ящики под пристальным взглядом Лаистера. К счастью или сожалению там почти ничего не было.
— Кашу принесли с кухни, госпожа, — неуверенно доложил один из слуг.
Наташа кивнула, поднялась, прихватила лист, который смотрела на просвет, и сунула в сумку.
— Идемте.
Оба врача терпеливо ждали их у двери спальни, обсуждая что-то профессиональное — их в кабинет не позвали. Наташа слуге указала на Талия, и тот неуверенно вручил тому тарелку с перловкой. Не дав ему ничего сказать, она прошла в спальню и остановилась перед телом.
— Прошло не так много времени, и тело еще не окоченело, так что можем и попробовать.
— Попробовать что, — несколько нервно спросил Талий Ирдий.
Наташа задумчиво постучала себя по щеке.
— Знаете… Я порой задавалась вопросом, почему ваш призыв выдернул меня, а не моего отца, намного более опытного сыщика, который наверняка со всеми делами разобрался бы быстрее… Вот что, Талий, у вас ведь есть специальная ложечка, которой горло смотрите? Аккуратно откройте рот у Лиливия и положите в него кашу.
— Э-э… Что?
— Делайте! Потом объясню.
Убедили врача не слова Наташи, а взгляд Сайзена за спиной девочки. Он покорно полез в свой саквояж.
— Насколько это обязательно? — с трудом сдерживаясь, поинтересовался Лайстер.
— Полагаю… если это сработает, то мы можем узнать, убили вашего отца или он умер по естественным причинам… Я тут вот говорила, почему призыв выдернул меня… Следователи у меня дома опираются на очень мощную научную поддержку разных лабораторий. При малейших сомнениях тело вашего отца изучили бы всеми возможными способами, и если бы он был отравлен, то яд не только выявили бы, но и установили бы его точную формулу и как он попал в тело… Обратная сторона этого, что следователи уже не могут работать без такой поддержки, которой тут нет. — Наташа вздохнула.
— Я бы от такой поддержки не отказался, — заметил Сайзен, наблюдая за действиями врача.
— Ждем теперь, — велела Наташа, когда врач закончил, даже рот покойному закрыл. — Так вот, да, удобно с такой поддержкой. Но я в этой науке не сильна. Может, и увлекалась всякими детективами. Но там персонажи действовали, опираясь на свои силы и свой ум. Так же интересней для читателей. Ну и смотрела я много всего… И вот как-то я смотрела один сериал… ну длинный такой спектакль, там действия происходит несколько сот лет назад и тоже расследовали убийство. Или не убийство. Не было уверенности, отравили человека или нет. И вот там был момент, как обнаружили отравление у человека. Я не знаю, сработает ли это, но почему бы не попробовать?
— Но к чему вот это всё? — несколько нервно поинтересовался Сирил Торх.
— Я к тому, что обратная сторона развитой науки — это и более сложные яды. К счастью, тут у вас с этим не очень большое разнообразие. Растительные яды, животные. Тяжелые металлы типа мышьяка…
— Позвольте, но мышьяк — не металл, — вскинул голову Талий.
— Металл, — отрезала Наташа. — Это я еще из школьного курса химии помню, и почему-то в этом плане я нашим ученым верю больше ваших. Так вот, если вашего отца и отравили, то яд к нему попал через еду. И он, в том числе, всосался слизистой оболочкой рта. В язык, небо. После смерти процессы останавливаются, кожа начинает усыхать, в том числе и слизистые оболочки, а значит, яд, который не усвоил организм освобождается. — Девочка глянула на часы. — Думаю, кашу можно доставать.
Врач, уже без колебаний, торопливо ложкой выгреб ее и аккуратно сложил в пакет.
— И что теперь?
— На улицу. Попробуем покормить этим голубей. Того яда, если он был, всего ничего. Думаю, человеку это количество ничего не сделает. С другой стороны, небольшому голубю или воробью хватит.
На улицу все вышли с явным нетерпением. Талий сам отыскал стайку голубей с воробьями и бросил им перловку. Все с нетерпением взялись за ожидание. Впрочем, долго ждать не пришлось, на угощение набросились все птицы… И буквально минуты через три один воробей зашатался, споткнулся и упал. Голубь словно потерял ориентир, начал шататься, махать крыльями, упал, пытался подняться, снова упал.
Наташа за всем этим смотрела молча, только сильнее сжав рукоять трости. Молчали и остальные. Талий несмело приблизился и поднял воробья. Тот дернулся.
— Он жив, — несколько неуверенно заметил врач.
— Но нельзя сказать, что здоров, — задумчиво протянул Сайзен, покосившись на бледную Наташу, все еще не отводящую взгляд от птиц. К счастью, отравленной каши было немного, и отравление получили только два воробья и голубь. — Господин Талий, напомните мне, чем вы готовы были поклясться перед госпожой Олиной, что это сердечный приступ?
Талий совсем сник, даже руки стали подрагивать. Отвернулся. Но жалости у Сайзена не вызвал.
— Надеюсь, сегодняшний урок научит вас держать язык за зубами и не разглашать служебную информацию. И вам очень повезло, что вы не мой подчиненный. Что ж, я полагаю, что это все-таки убийство, — он покосился на бледную Олину, которая с тех пор, как птицы отравились едой, не проронила ни слова и стояла бледная и… испуганная.
