Я, однако, это запретил. Нет, не из зависти, как кое-кто сразу начал шептаться у меня за спиной. А чисто из соображений гигиены, здоровья и здравого смысла. Хрен знает, как этот рыбий клей на организм подействует, а уж рассадник для всяких паразитов точно будет шикарный.
Опять же, на такое сооружение шлем уже не наденешь! А я этих вояк знаю — за ради понтов и от защиты головы откажутся запросто (голова тут, опять же, — орган второстепенный). Однако, даже несмотря на мой прямой запрет, мужики, полагаю, продолжают втихаря «укреплять корни» и чем-то армировать свои ирокезы для большей крутости, потому как, несмотря на то что у местных и так шевелюры более чем густые и жесткие, некоторые причесоны смотрятся совсем уж нереально.
Остается надеяться, что это пока только детская болезнь, которая со временем пройдет, придя в единоборстве со здравым смыслом к некоему компромиссу. Однако, если тенденция к украшательству продолжится, мне искренне жаль наших потомков: им придется очень непросто жить с подобным наследием предков.
Известно, до каких крайностей доходили у некоторых племен желания соответствовать неким идеалам красоты. Ацтеки детям головы расплющивали колодками, чтобы лоб казался выше. Китайцы своим бабам ноги калечили, а иные народности зубы под «акульи» булыжниками стачивали. В Европах вон себя мышьяком гробили, чтобы приобрести «благородную бледность». Всякие оттянутые до плеч мочки ушей и гигантские тарелочки в губах на этом фоне кажутся детской забавой. Ну а уж что творят в клиниках пластической хирургии в мое время… Как-то неохота мне на старости лет лицезреть внуков со вживленными в голову страусиными хвостами!
И это ведь, блин, я пока только про мужиков говорил. То, что развернулось у баб вокруг новой прически Осакат, вполне может сойти за первую гражданскую войну ирокезов. В центре которой, к моей огромной печали, опять очутился я! Одни бабы кричат, что так не положено и бабки такое не носили, а прабабки так и вообще, даже чтоб посрать сходить, постеснялись бы такую гадость на голове сооружать!
Другие вроде с ними и соглашаются, а втихаря пытаются копировать прическу в разных, менее смелых вариациях. Ну и, ясное дело, нашлись и радикалки, особенно из молодняка, точно скопировавшие прическу и даже попытавшиеся развить идею дальше.
Против последних двух категорий уже восстала Осакат, настаивая, что ей такое можно, как ученице шамана, родственнице двух монархов и обладательнице снятого скальпа, а им, лахудрам крашеным, строго нет. И с претензиями она приходит, естественно, ко мне, требуя ввести запрет на подобный фасон, на который у нее якобы имеются авторские права.
Извиняй, сестренка, я тебя, конечно, люблю, но вставать между женщиной и ее новой прической? Я не самоубийца! И так уже на этой почве состоялось несколько конкретных драк стенка на стенку между представительницами различных парикмахерских школ. Разнимать бабьи драки даже матерые воины не лезут, а уж мне-то туда лезть… Сестренку пока спасает ее действительно уникальное положение ученицы шамана да топор со скальпом. Местные бабы уже, кажется, позволили ей убедить себя, что это именно она одна спасла их всех от злобного верблюжатника (отчасти так и есть), и пока предпочитают воевать с ней намеками да шепотком за спиной. Соплячка еще не успела оценить уровень «ядовитости» женского коллектива, ополчившегося на общий раздражитель. Но чувствую, это ее еще ждет, а рикошетом прилетит и моей Тишке, потому как Осакат назначила ее своей подругой. А уж там и мне достанется прицепом.
Вот такой вот хренью и приходится заниматься Великому Шаману, вместо того чтобы творить будущее, заклепочничать и прогрессорствовать с невообразимой силой. Но попробуй упустить всю эту мороку — и проблем потом не оберешься. Из-за такой тупейшей вещи, как прическа, все племя может разругаться и погибнуть, если бабы умудрятся втянуть в это мужей. Потому как стрессов у нас и так хватает. И если по важным поводам большинство находит силы сдерживаться, то прическа — отличнейшая возможность вволю поскандалить, выплескивая на окружающих весь накопившийся негатив. Так что весь этот смешной идиотизм может обернуться очень серьезной бедой, коли пустить все на самотек.
Пока попробовал осадить сестренку, объяснив пагубность ее поведения, которое, может, и позволительно простой бабе, но уж никак не соответствует высокому положению ученицы шамана, родственнице монархов и так далее. Дал ей ценное указание — установить мир в племени. То есть не только самой помириться с бабами, но и их к согласию друг с другом привести. Или хотя бы научиться ими манипулировать. И, мол, это все не просто так, а большое шаманское упражнение! Ведь шаман не только должен уметь поддерживать правильную атмосферу в племени. Как он может надеяться договариваться с духами и демонами, коли даже со своей родней не может договориться?!
Дал ей несколько советов из арсеналов Карнеги и Макиавелли. И самый ценный совет — научиться поступаться собственными амбициями ради общих интересов. Мол, без этого шамана из тебя никогда не выйдет.
Осакат вроде прониклась, а что из всего этого выйдет — сплошная тайна. Но чтобы этой скандалистке было не так обидно, предложил окрестить прическу, вызвавшую столько споров, «хаером Осакат», дабы удовлетворить ее честолюбие. Кажется, название начало приживаться. Тут вообще серьезно относятся к той чуши, что я иногда несу, искренне считая это посланиями Духов. Но боюсь, что, если бы не начавшееся преследование верблюжатников, так скоро эти страсти не улеглись бы. Да и улеглись ли сейчас, или после нашей победы (очень хочется надеяться, что победа все-таки будет нашей) меня ожидает второй тур, разгоревшийся с удвоенной силой?
Блин! Нашел о чем сейчас думать! Самое подходящее времечко для размышлений на куаферские темы. Чуть мимо Лга’нхи не прошел, хотя мой проводник уже давно свернул к едва заметной в темноте группе наших ребят.
Так, пересчитал, — ровно восемь, то есть добрались все, в связи с чем появляется смутное подозрение, что Нит’кау наткнулся на меня отнюдь не случайно, а был именно послан привести своего непутевого шамана к общей группе. Да и по фигу — времени у нас в обрез, а мы и так тут подзадержались, так что шагом, то есть бегом, марш!
Теперь вся надежда на Лга’нхи и на то, что я не утратил напрочь навыки бега. Вообще, в эту экспедицию отобрали исключительно степняков. Потому как в ближайшую пару дней нам придется много бегать. Я тоже пошел, хотя Лга’нхи поначалу и возражал, апеллируя к тому, что, мол, «я и тут пригожусь».
Понятно, он знает, как я бегаю, и потому предпочитает меня на это дело не брать. Да я бы и сам с удовольствием не пошел (я чё — дурак на такой геморрой добровольно вызваться?), если бы у предстоящей операции был бы хоть какой-то более-менее четкий план, который я мог бы вдолбить в головы соплеменников. Но, к сожалению, точного плана не знал даже я. Вся наша авантюра строилась на предположениях и догадках, и весьма вероятно, что по ходу нам придется много импровизировать, фантазировать и выдумывать. А у местных известно какой разлет импровизации — либо бить справа, либо слева, и это предел! А если честно: когда втравливаешь друзей в подобное смертельно опасное предприятие, проще пойти с ними, чем сидеть, мучаясь сомнениями и ожиданием худшего. Понимаю, что это эгоизм. Но ничего с собой поделать не могу!
Ладно. На первом этапе нам предстоит пробежать не более семи-восьми километров, — сущие пустяки, по меркам степняков. Они бы без проблем пробегали такие дистанции, чтоб спросить у приятеля «скока время», если бы тут хоть у кого-то были часы. Да эти жалкие километры даже я пробегу без проблем. Ну почти без проблем, все-таки не бегал я довольно давно, а темп, который задал нам Вождь, несколько энергичней привычного мне. Нам-то всего-то и надо — обогнуть лагерь наших преследователей со стороны степи, да еще и на таком расстоянии, чтобы ночной бриз не донес наш запах до пасущихся верблюдов. И если бы еще не приходилось бежать ночью. Уф-ф-ф. Кажется, все. Лга’нхи дает команду залечь. А еще машет мне рукой, эксплуататор хренов, даже отдышаться нет возможности.
Угу, оказывается, пока мы «неспешно прогуливались», Тов’хай, наш самый молодой участник подлой диверсии, уже успел смотаться на пару километров дальше и разведать положение второго лагеря, и теперь на пальцах делится своими впечатлениями с Вождем и сотоварищами. Ну, в общем, пока все нормально. А вот некоторые подробности про этот лагерь знать бы не помешало. Даю несколько ценных указаний, и Тов’хай с Нит’кау беззвучно поползли в степь.
Да, может, сейчас они и оикия, приученные биться в строю. Но и навыки старой степной войны у них остались. Буквально только что были здесь — пара движений, и их уже не слышно, не видно. Признаться, даже жутко становится. Даже этот сопляк Тов’хай может запросто подползти ко мне со спины и содрать скальп, прежде чем я успею что-то сообразить. Все-таки место крутого шамана не в разведке и не на диверсионной операции, а в мастерской за мольбертом, в смысле, набитом глиной поддоном, или там, при штабе, на мягком диване с чашечкой кофы в руке.
