И сотни оленей. Толпы оленят.
— Бэмби, — сказала Кортни.
Все, по счастью, живые. Понимают, что Трейси недавно убила их сестру? Она серьезно подумывала стать вегетарианкой.
Олени были почти ручные. Если подойти слишком близко, лишь поднимут морду, слегка дернут хвостом, отойдут на несколько ярдов и давай дальше траву жевать. Девочка была потрясена — наверное, раньше не видала животных вблизи, разве только собаку бешеную. В список образовательных поездок придется включить фермы и зоопарки.
А потом, когда день наконец покатился в темноту, случилось чудо — из сумерек, из средневекового прошлого выступил белый олень, молодой самец. Не понарошку, самый настоящий. Белый олень. Застыл, глядя на Трейси. Никакой красавец-мужчина и близко не стоял. Олень знал свое место, он был выше Трейси по всем параметрам. Принц среди людей.
Черт побери, подумала она, вот это да. Это ведь хороший знак? Правда же?
Здесь росли древние деревья, дубы, что застали еще шекспировские времена. Триста лет растут, триста лет живут, триста лет умирают. Так говорилось в другой книге из коттеджа. Трейси читала ночь напролет. В камине угли, Кортни спит, завернувшись в одеяло на огромном диване. Трейси легла, задрав ноги, на другой. Несла вахту, под рукой фонарик, читала про дубравы, оленьи парки, средневековые аббатства. Тоже способ получить образование — не спать ночами на случай, если забегут поздороваться какие-нибудь чокнутые сволочи.
Сначала водитель «авенсиса», потом кожаные куртки — за Трейси в жизни столько мужчин не гонялось. Жаль, что у всех столь бесчестные намерения. Не говоря уж о «частном детективе», который ищет ее, чтоб расспросить о Кэрол Брейтуэйт. Кто все эти люди? Зачем их послали — отнять девочку, отомстить Трейси за то, что ее забрала? Вероятно, и то и другое. Кто-то из них виновен в смерти Келли Кросс? Вероятно. Неужто Кортни до того драгоценна, что кто-то станет так за ней охотиться?
В доме был телефон, и она решила звякнуть Барри, — может, он знает, кто убил Келли Кросс, может, хоть что-нибудь знает. Голос у него был еще угрюмее обычного. Пьет, вероятно.
— Барри? Этот частный детектив, который вопросы задавал… Он не на сером «авенсисе» ездит?
— Без понятия.
— И он спрашивал о Кэрол Брейтуэйт?
— Да о чем только не спрашивал. Много о ком. О тебе, о Линде, об Уинфилдах. Не человек, а вирус какой-то.
— Погоди, — сказала Трейси. — Об Уинфилдах? Врач, жена — фотомодель?
— Они взяли к себе ребятенка вскоре после убийства Кэрол Брейтуэйт, потом быстренько эмигрировали в Новую Зеландию.
— Ох ты ж, — пробормотала Трейси.
Вот почему исчез Майкл — его забрали Уинфилды. Она помнила Иэна Уинфилда — видела в больнице, как он над Майклом крыльями хлопал.
— Что-то я язык распустил, — сказал Барри.
— Ты толком ничего не сказал.
— В итоге-то все выплывет.
— Что выплывет, Барри? Что происходит?
Барри тяжело вздохнул. И надолго замолчал.
— Барри, ты тут?
— Да куда я денусь. Трейси? Я тебя видел на записях с Келли Кросс в «Меррион-центре».
— Блядь.
— Да уж. Вот именно, блядь. И твой отпечаток нашли в доме Келли. Что такое-то?
— Я ее не убивала.
— Я и не думал, что это ты, — сказал Барри.
— Я купила у нее ребенка, — сказала Трейси.
— Блядь.
Снаружи темень. Трейси никогда не видала такой чернейшей черноты. Если выйти, прошагать по короткой дорожке к калитке — что она и проделывала примерно каждый час, охраняла периметр, — кожей ощутишь бескрайность черного неба, россыпь звезд, что снова исчезают под приливом тумана. Трейси казалось, где-то там, в темноте, слышится оленье дыхание.
Июль 1975 года
Трейси наконец удалось избавиться от тяжкого бремени девственности. Она была сыта по горло ожиданием записи на полицейские курсы вождения и начала брать уроки сама. Инструктор был одиночка, звали Деннис, за сорок, с женой жил раздельно.
После первого занятия он позвал Трейси выпить, отвел в бар где-то возле Харрогит-роуд и заказал ей бренди и «Бейбишам», не спросив, чего она хочет. Оказывается, это «дамское питье». Любопытно, что ответит Аркрайт, если она ему расскажет, когда в следующий раз он грохнет перед ней пинтой «Тикстона». И после второго занятия то же самое («Вы, Трейси, хорошо чувствуете обстановку на дороге»). После третьего («Не забывайте глядеть на спидометр, Трейси») они уехали за Хептонстолл, и все случилось на заднем сиденье его машины где-то на лесной тропе. Не сказать, будто он, что называется, мечта всякой женщины, но ведь Трейси он был нужен ненадолго.
— Ты где была? — спросила мать, когда Трейси вернулась с этого свидания. Антенны подрагивают — на войне Дороти Уотерхаус цены бы не было. Никакого Блетчли-парка[167] не надо. — Ты изменилась, — укорила она.
— Изменилась, — храбро сказала Трейси. — Я стала женщиной.
Она была благодарна Деннису за прозаичность полового акта, но он был больше благодарен ей за то, что ей двадцать и у нее «роскошная обивка»; в общем, внакладе никто не остался. Следующий урок она отменила, сказала, что эмигрирует. Записалась в «Британскую автошколу» и сдала экзамен после восьми занятий. Не очень-то любезно, но, с другой стороны, ничего другого он и не ожидал. Потом он как-то раз позвонил ей домой, и по закону подлости к телефону подошла мать.
— Тебе звонил какой-то Деннис, — отчиталась она, когда Трейси вернулась с работы. — Хотел знать, где у тебя порт выгрузки. Я ему сказала, чтоб прикусил свой грязный язык.
Жизнь налаживалась. Вскоре после экзаменов в автошколе Трейси подписала договор на аренду квартирки. Она уходит из дому. Позади осталась узкая кровать в родительском доме, где, за вычетом ежегодной эвакуации в Бридлингтон, она спала еженощно с тех пор, как ее доставили из частного роддома, в котором, сочли ее родители, их ребенку (желательно мальчику) дадут старт получше, чем в палате государственного здравоохранения. В роддоме так плохо топили, что Дороти Уотерхаус вернулась домой с отморожениями, а Трейси с крупом. Зато они общались с матерями и младенцами из высших слоев, а только это и важно.
Новое жилище Трейси — тесная студия с водонагревателем «Аскот» и замызганными коврами. Опасно воняющий электрообогреватель и грелка, с которой приходилось обниматься по ночам, свернувшись в клубочек на раскладном диване. Мебели в студии не было, и Трейси покупала подержанную, вещи хранила в отцовском сарае, пока предметов обстановки не набралось достаточно, чтоб начать одинокую жизнь. Когда она получила ключ, Аркрайт и Барри помогли ей переехать. Закончив, пили чай с печеньем, сидя на раскладном диване.
— Ты тут недолго будешь одна, девонька, — сказал Аркрайт. — Появится мужичонка какой и тебя возьмет с потрохами. — И он похлопал по дивану, словно предложение руки и сердца здесь и произойдет.
Барри фыркнул и подавился шоколадным печеньем.
— Что-то не так, парень? — спросил Аркрайт.
— Все в порядке, — сказал Барри.
С появлением собственного жилья Трейси стали донимать вопросы, которые никогда ей особо не давались. Например, покупать две большие тарелки или четыре? В киоске на рынке торговали подержанным «веджвудом». Дурацкий вопрос, ей-то нужна всего одна, каждый вечер она ужинала в одиночестве. «Замороженные оладьи Финдуса», карри «Веста», растворимое картофельное пюре. Разве что картошки поджарит — вот и вся ее стряпня.
Она воображала свое хозяйственное будущее: как она приглашает коллег «перекусить», выносит им пирог с рыбой или блюдо спагетти, бутылку дешевого пойла и коробку «корнуолльского» мороженого «Уоллз» и все говорят: «Ой, знаешь, Трейси — она, вообще-то, неплохая». Ничего подобного, конечно, не было. Не та жизнь. Не те люди.
Вскоре после переезда, выходя из участка, Трейси чуть инфаркт не хватил, когда из ниоткуда у нее на пути нарисовалась Мэрилин Неттлз. Что-то было в этой женщине от полуночной твари.
— Можно с вами поговорить? — спросила она. Если ищет сюжет, ошиблась собеседником. — Может, кофе где-нибудь выпьем? Я не за информацией, — прибавила она. — Вообще-то, наоборот. Это я хочу кое-что рассказать вам.
Они пили тошнотворный молочный кофе в душном кафе. Снаружи моросило — унылый летний дождик. Не в первый раз и уж точно не в последний Трейси задумалась, каково это — жить не здесь. Мэрилин Неттлз достала из сумки пачку сигарет:
— Хотите раковую палочку?
— Нет, спасибо. Нет, погодите — да, хочу. Ну? — спросила Трейси, затягиваясь. Может, если начать курить, она похудеет. Она размешивала молочную пену в кофе, снова и снова, по кругу. — Что вы мне хотели рассказать?
— Мальчик, — сказала Мэрилин Неттлз.
Трейси перестала мешать пену:
