подключил тхеквондо и попытался нанести удар стопой мне в бок — я сместился, и он прошел вскользь. Подсечки тоже не сработали. Тогда, рассвирепев, Лёха сделал вертушку — я присел; смещаясь, схватил его за ногу, дернул, но он не упал, развернулся ко мне.
Все, попался! Теперь — закрыться от прямого в голову. Подсечка. Скользнуть за спину. Удушающий.
Лёха из последних сил распрямился и рухнул на спину, рассчитывая, что,ударившись об асфальт, я отвалюсь. На адреналине боли я не почувствовал, хватку не ослабил и продолжал сжимать рычаг. Противник извивался, как пойманный в силки зверь, сучил ногами, пытался встать, вжимал меня в асфальт, потом постарался дотянуться до моего лица.
Донесся протяжный свисток. Я отпустил Лёху, который, хрипя, встал на четвереньки и потер горло.
— Ничего, сейчас отпустит. — Я похлопал его по спине, но Лёха сбил мою руку.
Обиделся.
— Это не по правилам, — хрипнул он, не вставая. — Требую реванша!
Алекс пожевал губами и резюмировал:
— По-моему, все бесспорно. Вывод: самбо эффективно против каратэ. Н-да. Где у нас тут секция самбо?
— Хе! — ёмко охарактеризовал бой Лекс.
— Он застал меня врасплох! — пожаловался Лёха, поднимаясь и глядя на меня волком.
— У тебя рубашка разорвалась, — обратился ко мне Андрей. — И грязная вся…
— Это не грязь, а кровь, — сказал Алекс, подходя ко мне и осматривая кожу на спине, которую я содрал об асфальт, как о наждачную бумагу.
Только теперь я почувствовал боль, словно вся спина — открытая рана, и туда сыпанули жгучего перца. Лёха был добрым мальчиком, от вида крови его перекосило, он подошел ко мне, протянул руку.
— Мир?
— Да я с тобой и не ссорился. Мы ж не на дуэли, где кто-то кого-то обидел. — Я водрузил на голову подаренную шапочку, куртку надевать не спешил, чтобы не испачкать кровью белоснежную подкладку.
— Вы как, идете сегодня гопников гонять? — сменил тему я.
Алекс криво усмехнулся.
— А как же!
— Подключите Егора, чтобы на площадь не пошел, — предложил я, глядя на Алекса, тот перевел взгляд на Андрея и спросил:
— Займешься?
Парень кивнул.
— Только пусть появится, — проворчал Олег, потрясая кулаком.
— Он в другой четверке будет, — успокоил его Алекс и обратился ко мне: — Извини, что недооценили. Пойдешь с Андрюхой? У них в группе четвертого не хватает.
И опять дилемма. Мне-юному хотелось поприключаться, я-взрослый был категорически против. Ладно, чтобы не нарушать законы равновесия, пусть в этот раз победит опыт.
— Я бы с радостью. Но деда из больницы забрал, а он не ходит, в гипсе. Домой надо, и так еле вырвался.
— Ну бывай! — улыбнулся Алекс.
— Рад был познакомиться, — сказал Андрей.
— Не забуду, не прощу! — Радостно сообщил Лёха и указал на меня пальцем. — Бойся!
— Уговорил, боюсь. Ты будешь являться мне в кошмарах.
— Двойной удар! — Лёха изобразил немыслимый кульбит и сел на шпагат. — Жан-Клод Ван Дамм!
Я убежал домой. Уже стемнело, и в разорванной рубашке было холодно. Она пропиталась кровью и липла к спине.
Дома дед смотрел телек в той же позе, как будто и не двигался все это время.
— Ну, че там? — спросил я, заглядывая в спальню.
— Да не пойми что! — всплеснул руками дед и указал на телек. — Переключи каналы, это московский, а ты «Первый» найди!
Я нашел. Канал рябил помехами и не работал, так же, как «Четвертый». Представь. Идет футбол и вдруг прерывается, и ведущий говорит… В общем, наши «Останкино» взяли!
В той реальности точно была попытка взятия «Останкино», с нее началась бойня. А здесь, что, все пойдет по-другому?
Новостей не было, и ответа я не получил. По московскому каналу шла передача «Русский дом», которую вел Крутов.
Дед был уверен, что дело за малым, и справедливость восторжествует. Мне же стоило закрыть глаза, и воображение рисовало бегущих в панике людей, ужас в распахнутых зрачках, разинутые рты. Кто-то упал, и толпа побежала по его телу. Грохотали выстрелы. Доносились крики боли, хлесткие команды военных. Новости приходили с замедлением, никто не знал, что там сейчас.
А пока их нет, я подбодрил деда и позвонил бабушке спросить про Каналью.
Мой вопрос она будто бы не услышала, затараторила про восстание в Москве, трещала минут пять, перемежая «как же ты там, как домой-то» с «вот теперь заживем». Улучив момент, когда она набиралась сил перед очередной словесной атакой, я крикнул в трубку:
— Каналья как? Не запил? Ходила ты к нему?
— Десять минут как пришла. Дома нет. Свет выключен. Еще схожу.
— Завтра отправлю товар друзьям. Сможешь забрать?
— Ты там в центр не…
— Сможешь забрать послезавтра? — проорал я и получил утвердительный ответ, бабушка что-то собралась сказать, но я ее перебил: — Дед дома! Дать его? Он больше в курсе событий, чем я. — Прикрыв трубку рукой, я прокричал: — Деда! С тобой бабушка хочет поговорить.
Он подорвался и на одной ноге прискакал к тумбе с телефоном, я принес из кухни табурет, и дед дорвался до ушей единомышленницы. Какой поднялся ор! Они фонтанировали эмоциями, материли Ельцина, строили планы, делились опасениями.
Пока они общались, я скользнул в ванную, стянул рубаху — ее будто кошки когтями исполосовали. Блин, и спину тоже! Кровь уже запеклась, можно принимать душ. Освежившись, в тумбочке нашел перекись, полил царапины, зашипел. Надеюсь, дед не обидится, если я накину его темно-синий халат.
Было без десяти восемь, я понимал, что новости будут ровно в двадцать ноль-ноль, но все равно щелкал каналы — ну а вдруг идет экстренная трансляция…
Ага, есть!
Никаких кадров с места событий. Ведущий буднично рассказал, что
