наших детей, защитить наших матерей и отцов.
Ага, всю ночь защищали. Из пистолетов, автоматов, пулеметов и снайперских винтовок. Ну, если он имеет в виду своих детей, то это читая правда.
Градус цинизма немного снизился, и президент объявил, что в столице введено чрезвычайное положение и комендантский час с 23.00 до 05.00. Все общественные организации, которые участвовали в беспорядках, запрещаются. После секундного молчания сказал, что нас стало меньше, назвал своего главного телохранителя, сраженного вероломно, попросил склонить головы «по погибшим», поблагодарил последователей.
Ни слова о штурме Дома Советов, который идет прямо сейчас. В той реальности погибших было точно больше ста, то ли 130, то ли 150 — это по официальным источникам. Что будет теперь?
Вдруг войска уже перешли на сторону Белого дома? Теперь-то возможно все что угодно.
Еще раз покосившись на деда, я подошел к нему удостовериться, что с ним все в порядке, очень уж он крепко спал. Вроде никаких проблем, похрапывает, шевелит пальцами во сне. Спи, дед. Надеюсь, в твоих снах спокойнее, чем в реальности.
Затем я пощелкал каналы, нашел CNN с комментариями на английском. Камеру каким-то чудом установили на крыше здания, было видно танки, зевак на мосту. Идиоты, валите оттуда!
Нет, раззявили рты, смотрят.
Бум! Танк дернулся, выплевывая снаряд — Белый дом, казалось, вздрогнул, но устоял, выплюнул выбитые стекла.
БТР открыл огонь из крупнокалиберного пулемета.
Палили куда придется: по окнам, стенам, по часам с золотистыми стрелками — они-то тут при чем? Почему-то часы было особенно жаль.
Бум! Еще выстрел из танка. В этот раз в здании началось задымление, из окон повалил густой черный дым.
Выругался проснувшийся дед, разразился гневной тирадой. Принялся шарить по столу взглядом в поисках коньяка, но я его спрятал. Требовать, чтобы я вернул коньяк, дед не стал, с обреченным видом уставился на экран и вздрагивал от каждого залпа, словно стреляли — в него.
— Давай выключим, — предложил я.
— А где же военные из мотострелкового полка, которые должны помочь? — спросил дед жалобно.
— Все боятся. Все устали от потрясений, — ответил я и шагнул в прихожую звонить бабушке.
Трубку она взяла сразу же и обрушила на меня волну возмущение: как же так, Москва просто смотрит? Люди безучастны? Ведь если вся Москва встанет, Ельцину придется плохо. С трудом и не сразу я добился ответа на вопрос, как там Каналья — а никак. Дома его не было, ночью свет не горел, рано утром тоже, так что непонятно, пропадает он где-то или пьяный валяется, искать его она не собирается, и так дел много.
Еще ей было непонятно, закупать и передавать ли фрукты сегодня вечером. Подумав, я дал команду передавать, да побольше. Торговля шла нормально, к тому же на горизонте появился продавец, зачем впустую прожигать время? Осталось уточнить у деда, с кем он договаривался о месте на рынке, потому что стоять под открытым небом, когда дождь полощет — не лучший вариант.
Пока бабушка материла Ельцина и ментов, я принес табурет для деда, поставил возле тумбочки — пусть поговорит с единомышленницей, обоим легче будет. Дед с радостью взял трубку, и снова квартира наполнилась возмущенными возгласами.
Было почти десять утра, скоро прибудет поезд, в этот раз без фруктов, сам просил повременить, пока не станет ясно, можно ли продолжать торговлю в Москве. Но лучше поехать пораньше, пока проводники на местах, и передать сумку с товаром для друзей, а то останутся они без карманных расходов.
Вечером обязательно нужно связаться с Ильей, а то вчера был увлечен гражданской войной и не позвонил ему. Ну а сейчас придется ехать на Казанский вокзал с сумками. Надеюсь, метро работает, движение не перекрыто.
Пока дед разговаривал с бабушкой, на кухне я пустил в ход последние яйца: пять пошли на омлет, одно, плюс прокисшее молоко, плюс мука и сахар — на блины, хлеба-то в доме не было. Заварил кофе себе и чай деду. Сам быстренько перекусил, потом помог деду управиться в ванной, усадил его за стол и принялся перекладывать носки и колготки из рюкзака во вторую клетчатую сумку. Когда уже почти закончил, запиликал дверной звонок.
— Кого там принесло? — крикнул дед. — Павел, глянешь?
— Уже бегу! — отозвался я и метнулся к двери.
За несколько секунд перебрал варианты, кто там может быть: продавцы фигни, свидетели Иеговы, сисястая дедова любовница. Странно, что он о ней даже не вспомнил… Я посмотрел в глазок и увидел на пороге… Алекса, покачивающегося с пятки на носок.
— Это ко мне, — крикнул я деду.
Что сюда принесло Алекса И главное, как он меня нашел?
Распахнув дверь, я хотел поприветствовать приятеля, пошутить, что сегодняшний день слишком внезапен, и я боюсь новых сюрпризов, но заметил царапину на его лбу, обреченность в глазах и спросил:
— Что случилось?
— Лёха случайно не у тебя? — По всему видно было: Алекс не верит, что Лёха здесь.
— Лохматый белобрысый, — уточнил я и ответил: — Нет…
— Пропал Лёха, — пожал плечами Алекс.
— А Егор? — поинтересовался я, потому что, если у кого был шанс влипнуть в передрягу, так это у Егора, Лёха-то у Кремля и в безопасности, там никаких перестрелок, а побоища стенка на стенку не случилось.
— Егор дома, в школу, вот, пошел. А Лёха поругался с родителями, которые к Ельцину не пускали, сбежал. Они морги обзвонили, больницы обзвонили, его нигде нет. Что неудивительно, в такой неразберихе легко потеряться. — Он провел ладонью по царапине на лбу. — Еле ноги унес.
— В смысле? — переспросил я. — Откуда ты ноги уносил?
— Да все оттуда же…
— Ну ты-то нахрена туда поперся? — не выдержал я. — Ты Лёху, что ли, искал? Ну тупо же!
— Не. Я в академии учусь, между прочим. В юридической. А она недалеко от Баррикадной. Выхожу из метро, а там трындец что творится, какие-то
