расставания с Мироном, а я не спешу ее в этом разубеждать.
- С подружками твоими как? – предпринимает мама очередную попытку, - ты с ними еще дружишь?
- С девочками? Да, конечно. У нас все отлично.
- Слушай, - сложив руки на столе, чуть подается вперед, - может, на выходные домой прилетишь? Кирилл и Настя Юлечку привезут.
- Мам, это уже послезавтра лететь надо, - качаю головой, - нет, я теперь на Новый год полечу…
- Ну, как знаешь… - проговаривает она и снова погружается в изучение меню.
Самолет мамы через два часа, поэтому мы решили пообедать в ресторане «Онегин» недалеко от аэропорта. Пока официант принимает заказ, я незаметно поглядываю на экран своего телефона. Сегодня утром Арсений написал смс, в котором обещал вечером ко мне приехать.
Вечер через три часа, и меня всю трясет от нетерпения. Я дико по нему соскучилась. Не видеться с ним теперь, зная, что он весь и полностью мой, после его признания, подобно самой изощренной пытке. Бессмысленное существование и ощущение, что эти два дня у меня попросту украли.
- Я заказала тебе утиную ножку в апельсиновом соусе. Не против?
- Она вкусная, мы с папой однажды заказывали здесь.
- И какао с маршмеллоу, - добавляет, не пряча хитрую улыбку.
Демонстративно закатив глаза, откидываюсь на высокую спинку стула. Однажды, когда мне было десять или одиннадцать, я заявила, что какао с маршмеллоу самый вкусный напиток из всех, что придумало человечество, и что я буду пить только его всю свою жизнь.
Однако, спустя пару месяцев ежедневного употребления этого напитка я на него больше смотреть не могла, но клятву мою запомнили все члены семьи и до сих пор обожают меня подкалывать.
В этот момент лежащий на столе мамин телефон начинает звонить, и она, оглянувшись по сторонам, тут же принимает вызов.
- Эмм… - вытягивая шею, смотрит куда-то поверх моей головы, - мы справа от входа у окна.
Я оборачиваюсь и вижу, как к нам идет Кравцова Инга. В элегантном пальто до колена, черных высоких сапогах и с широкой улыбкой на красивом лице.
Меня смывает ледяной волной паники. Сердце ухает вниз, а все тело покрывает гусиная кожа. Я примерзаю к стулу и превращаюсь в каменное изваяние.
- Инга! – мама поднимается ей навстречу и исчезает из поля моего зрения.
Сквозь шум в ушах слышу, как они здороваются, обмениваются комплиментами. Чувствую запах духов и надвигающейся катастрофы. Волосы на затылке встают дыбом.
- Мариш, - обращается ко мне мама, - поздоровайся… ты чего?..
Встать и, как она, обнять и поцеловать жену Арсения в щеку? А потом посмотреть в глаза и сказать, что она прекрасно выглядит?..
Нет. Даже под страхом смертной казни нет.
- Здравствуйте, - произношу, не слыша саму себя.
- Марина, - на мои плечи опускаются ее руки, и в следующее мгновение ко лбу прижимаются липкие от помады губы, - здравствуй, солнышко, как я рада тебя видеть!
У меня, очевидно, развилась паранойя, но я чувствую, что каждое ее слово пропитано ядом, от ее рук, все еще сжимающих мои плечи веет холодом.
- Я тоже, - сиплю в ответ, потому ловлю на себе в этот момент цепкий мамин взгляд.
Наконец, Кравцова перестает меня касаться, обходит стол и занимает стул справа от меня.
- Думала, не успею, - сетует она, - такие пробки.
- Это я виновата, - начинает оправдываться мама, - надо было заранее сообщить, что буду в Москве. Из головы вылетело, прости.
- Хорошо, что я догадалась позвонить…
Я молчу, словно в рот воды набрала. Сложив руки на коленях, отупело смотрю на разложенную на столе салфетку.
Зачем она приехала?.. Зачем?! Они с мамой никогда не были близкими подругами, я даже не знала, что они созваниваются, не говоря уже о том, чтобы встречаться во время визитов мамы в Москву.
- А я сувениры вам из Европы привезла, - сообщает Инга заговорщическим тоном, - думала, что отдам, когда с Арсением в следующий раз к вам приедем, но раз ты сама в Москве…
Врет! Все врет! Она ни словом не обмолвилась о сувенирах, когда мы встретились на приеме в мэрии. И про Арса врет! Знает, что уже никуда никогда с ним не поедет, и врет!
- Это менорки, - говорит она, вынимая из сумки сандалии на плоской подошве, - испанская обувь… натуральная кожа…
- Спасибо!
В этот момент к столу подходят два официанта. Ловко его сервируют и принимают у Инги заказ на чашку кофе.
- Это крем для лица… Бремани. У них обалденная косметика!
- О, да! Герман нам привозил! Да, дочка?..
- Да… - выдавливаю я, беря в руки нож и вилку.
Жена Арсения вынимает еще какие-то магниты и вышитые платочки, берлинские мишки и ставит передо мной фарфоровую фигурку женщины, одетую в синее шелковое платье.
- А это тебе, Мариша, - поворачивает ко мне голову и выжидающе смотрит.
- Спасибо.
- Знаешь что это?.. Это символ семейного счастья и верности… В Испании верят, что если надеть синее свадебное платье, то проживешь с мужем до старости, и ни одна женщина, какой бы она красивой и молодой не была, не сможет разбить вашу семью.
Мое лицо ошпаривает кипятком. Я не могу сделать ни вдоха, а Инга отворачивается к маме и начинает расписывать прелести европейских курортов.
Она все знает. Он ей рассказал? Сказал, что разводится из-за меня? Или… или что?! Как с Юлей?! Эта мысль причиняет физическую боль.
Продолжая воодушевленно говорить, Инга берет свой телефон и начинает показывать маме фотографии. Смеется, комментирует каждый снимок, и ведет себя так, словно только что не было этого намека.
Я сижу как на раскаленных углях. Сердце то испуганно замирает, то вдруг, дернувшись, начинает бешено колотиться прямо в горле. И тогда соблазн подскочить и нестись, сломя голову, куда глаза глядят, почти непреодолим.
- Там настолько комфортно, что хочется туда возвращаться снова и снова, - говорит она между тем, - мы с Арсением решили провести там его следующий отпуск.
Я дышу болью и животным ужасом. Я никогда не думала, что сознание может оказывать такое колоссальное воздействие на человеческий организм.
Мне плохо. Я ментально умираю.
- Ты видела фото, Марина?
Машинально поворачиваю голову в ее сторону. Картинка нечеткая, с размытыми краями, что неожиданно радует. Не приходится смотреть в ее глаза.
- Что?..
- Посмотри,
