Мы молчали несколько секунд, подняв головы и уставившись на явление под названием «эльф спрашивает разрешения присесть». А потом у Мирры с громким «шлёп» свалился с ложки обратно в тарелку кусок каши, и мы очнулись.
— Конечно, — сказала Данита.
— Нет, — рявкнула я.
— Э-э-э, — протянула Мирра.
Коул выразительно приподнял одну бровь.
Всегда завидовала людям — и не-людям — которые умеют так делать.
— Садись-садись, — повторила принцесса и чуть подвинулась, чтобы эльф мог присесть рядом с ней. Но Коул поразил нас всех. Он обошёл стол и плюхнулся рядом со мной. А так как места с этой стороны было мало, то бедро его левой ноги прижалось к моему бедру.
Может, я сплю и вижу сон?.. Пусть это будет так, пожалуйста!
— Кхм, — кашлянула Мирра. А Коул между тем поставил перед собой свой поднос, потеснив при этом мой, и принялся за омлет с котлетой.
Ну и сочетание. Извращенец!
Эльф продолжал невозмутимо есть, а я — возмутимо его рассматривать. Данита тоже, но она просто рассматривала, без возмутимости. Мирра же вернулась к своей тарелке.
За столом повисло молчание.
Наконец Коул доел, вытер губы салфеткой и сказал:
— Спасибо за компанию. — Взял свой поднос в руки и добавил: — Шайна, тебя просили зайти в кабинет к ректору сразу после завтрака. — А потом поднялся и ушёл.
Будто бы ничего не было!
— Вот гад, — вздохнула я. — Весь аппетит испортил.
— А он у тебя был? — хмыкнула принцесса. — Что-то я не заметила.
— Надеюсь, он к нам за обедом не подсядет, — вновь вздохнула я, допив всё-таки чай. — А то я так, пожалуй, совсем оголодаю…
— А знаешь, — Данита вдруг развеселилась, — по-моему, ты ему нравишься!
Хорошо, что чай я успела допить, а то бы поперхнулась.
— С ума сошла?!
— Вообще-то я тоже так думаю, — сказала вдруг Мирра спокойно, и мне окончательно поплохело. — Вот только Коул несколько… ненормален. Так что я на твоём месте не спешила бы радоваться…
— Да ну вас! — вспылила я, схватила поднос и помчалась к выходу. Хватит с меня всех этих глупостей!
Пока шла к ректору, успела остыть. Никогда не умела долго негодовать. Если не брать в расчёт моё детское отношение к отцу, конечно.
Грозный секретарь ректора посмотрела на меня исподлобья, когда я вошла в приёмную, и пробурчала:
— Идите, студентка Тарс. Профессор Аррано вас ждёт.
Я сглотнула и толкнула дверь. Было немного страшно — совсем чуть-чуть, где-то на краю сознания. Интересно, зачем я понадобилась Эмирин, да ещё и после вчерашнего покушения на Даниту?..
Ректор стояла у окна и пила что-то из большой белой чашки. Услышав мои шаги, обернулась, поставила чашку на подоконник и сказала, чуть улыбнувшись:
— Доброе утро, Шайна. Подойди.
Я приблизилась и нерешительно остановилась возле окна, совсем близко к Эмирин. Яркий утренний свет освещал её лицо и фигуру, и я на секунду застыла, рассматривая ректора.
Какая же она красивая. Глупо и по-детски так думать, но по-другому невозможно. Кожа белая, светящаяся, нос идеальной формы, и губы тоже. А уж глаза…
Ею можно быть одержимым и без всякого проклятья.
— Красота не бывает бездушной.
Я словно очнулась.
— Что?.. Простите, ректор, я…
Она улыбнулась, и мне показалось, как-то грустно.
— Ничего, Шайна. Для того чтобы прочесть твои мысли, мне совсем не обязательно прибегать к магии Разума… Они написаны у тебя на лице.
Щёки начали гореть.
— И я повторюсь: красота не бывает бездушной. Если душа прекрасна, то прекрасно и всё остальное. Если же нет…
— Моя душа, наверное, совсем не прекрасна, — пробормотала я, думая о своём крупном телосложении, и о больших губах, и о слишком широких бровях…
— Ты ошибаешься, — Эмирин засмеялась, и её глаза почему-то вспыхнули весельем. — Но однажды это перестанет быть для тебя важным… Впрочем, я позвала тебя не за тем, чтобы читать нравоучения. Дин рассказала мне о твоей проблеме, о снах и головных болях. И я действительно могу тебе помочь. Но не так, как она думает.
Мне стало неловко. Я и Дин… имею ли я право принимать эту помощь после того, что…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ну вот, опять. Так, волчонок, прекрати терзаться.
Волчонок?..
— Возьми меня за руки. — Эмирин протянула мне ладони, и я послушно ухватилась за них. Тёплые, приятные… почти как у мамы. — Мы с тобой сейчас проделаем одно упражнение. Оно не сложное, но требует внутренней концентрации. Поэтому давай, избавляйся от лишних мыслей. Здесь только мы с тобой… и больше никого и ничего. Закрой глаза и вздохни глубоко-глубоко.
Я послушалась.
— А теперь… постарайся ни о чём не думать, Шани. Просто дыши…
А потом она запела.
Я не знала этого языка. Чистый, как вода в горном ручье, и такой же текучий, он обволакивал моё сознание, растворялся в нём, впитываясь в меня, как в губку. Необыкновенная мелодия, чудесная песня, прекрасный голос…
А потом мне стало больно. Но как-то… не так, как обычно. Эта боль почему-то была приятной. Её хотелось смаковать, ею хотелось плакать…
Разве так бывает?
— Ты чувствуешь себя, Шани? — сказала Эмирин тихо, когда песня закончилась. — Твои руки — в моих руках. И ты сама — здесь. Чувствуешь? Скажи.
— Да, — прошептала я.
— Тогда возьми всё, что ты чувствуешь сейчас, и пропусти сквозь себя. Представь, что эти чувства впитываются в землю, уходят в неё глубоко-глубоко… давай, попробуй, волчонок.
Я вновь вздохнула… и представила себя маленьким ручейком. И я текла, текла, текла… и впитывалась в землю… Пока не впиталась полностью.
Тогда я распахнула глаза и чуть не осела на пол. Но чьи-то сильные руки подхватили меня, заставили выпрямиться, погладили по голове…
— Молодец. Справилась. Каждый раз, когда будешь просыпаться и чувствовать головную боль или что-то ещё, проделывай это упражнение. Оно помогает избавляться от того, что не нужно.
— Я боялась, что совсем растворюсь, — прошептала я, ощущая, как меня усаживают в кресло.
— Глупенькая, — ректор засмеялась. — Ты же человек, а не вода. Уходит всегда только лишнее. Всё, что нужно, останется с тобой.
Мне ужасно хотелось спать.
— Кажется, во мне было слишком много лишнего… — пробормотала я, пытаясь открыть глаза, но они вновь закрывались.
Последним, что я услышала перед тем, как погрузиться в сон, был тихий смех Эмирин.
53
***
Рональдин Аррано
Мама всегда говорила, что самое глупое — это бежать от самой себя. Нужно быть перед собой честной. И Дин старалась, очень старалась. Только вот в этот раз получалось плохо, если не сказать — совсем не получалось.
Утром она позорно сбежала от самой себя. Можно было бы сказать, конечно, что от Шайны и Мирры, но Дин не стала врать себе хотя бы в этом.
— О чём задумалась?
Она улыбнулась Эвану. В конце концов, он был не виноват в её бедах. И очень старался развеселить.
— Да так, ерунда. Пустое. Вернёмся в академию?
— Может, ещё погуляем?
— Нет, — Дин покачала головой. — Надо делать домашнее задание. Это ты у нас третьекурсник, можешь позволить себе немного расслабиться, а мне пока не стоит.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Ладно, пошли, — вздохнул Эван.
Они гуляли не так уж и долго, можно было бы пройтись по Лианору ещё, но Дин надоело притворяться, что всё хорошо. Да и время подходило к обеду, а из-за пропущенного завтрака ужасно хотелось есть.
В коридоре общежития они столкнулись с Миррой. Взгляд рыжей на секунду заледенел, но затем она улыбнулась и поинтересовалась:
— Как погодка?