Сведения о приеме генерала от кавалерии П.А. Плеве (1850–1916) императором Николаем II мы находим в эмигрантских мемуарах генерала Василия Иосифовича Гурко (1864–1937), который писал: «Во время аудиенции, данной императором генералу Плеве, Государь совершенно ясно увидел, что физические силы генерала – ему было тогда шестьдесят шесть лет – так ослаблены, что для него будет весьма затруднительно исправлять должность главнокомандующего. Проведя смотр, император отбыл, так и не высказав своего мнения по вопросу изменения или одобрения кандидатуры командующего фронтом. Через несколько дней стало известно, что главнокомандующим Северным фронтом назначен генерал Куропаткин». (Гурко В.И. Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914–1917. М., 2007. С. 172.)
Император Николай II все смотры войск в прифронтовой полосе обязательно фиксировал в дневниковых записях:
«30-го января. Суббота
Ночевали на ст. Сиротино. К 11 час. подошли к ст. Дрисса. Тут находились: Эверт, Смирнов – ком. 1-й армией и в поч[етном] кар[ауле] эскадрон 14-го драг[унского] Малороссийского полка. Место смотра в 3/4 версты. На нем участвовали: 1-й конный корпус Орановского – 8-я, 14-я кав. и Сибирская казачья дивизии, 1-я и 2-я самокатные роты и батальон от полков новой 124-й пех. дивизии. Все части представились в прекрасном виде, конский состав в отличных телах. Одежда и снаряжение прямо щеголевато. Накормил начальство разнообразной закуской. В 4 ч. уехал на прежнюю ночную стоянку ст. Сиротино. Приехал фельдъегерь. Вечером поиграл в кости»[142].
Государыня Александра Федоровна продолжала ежедневно писать супругу письма на фронт, сообщая новости и подбадривая его в решении многочисленных накопившихся проблем. В частности, 30 января она отметила в своем послании: «Наш Друг очень счастлив, что ты опять осматриваешь войска. Он спокоен за все, только озабочен назначением Иванова, находит, что его присутствие в Думе могло бы быть очень полезно.
Опять несколько офицеров ждут, чтоб я приняла их. Это продолжается все время, а я так устала! Хотелось бы, наконец, опять выбраться в церковь – за весь январь не была ни разу, а очень бы хотела пойти к Знам. поставить свечи.
Умер старый проф. Павлов (Е.В. Павлов, лейб-хирург. – В.Х.), от заражения крови, после сделанной операции.
Милый мой и любимый, я тоскую по тебе ужасно! Вечера проходят скучно: Аня не в духе, все мы раскладываем пасьянсы – за ними отдыхают глаза после долгого рукоделия, а сидеть сложа руки – ужасно. Она любит читать вслух, только ужасно трещит. Однако нельзя же целый день вести разговоры, да мне и не о чем говорить: я устала. Милый, я не хвалюсь, но никто не любит тебя так сильно, как старое Солнышко: ты – ее жизнь, ее близкий!
Благослови тебя Бог, мой драгоценный! Осыпаю тебя нежными, страстными поцелуями и жажду снова заключить тебя в объятия.
Навеки, Ники мой, твоя старая девочка
Женушка». (Переписка Николая и Александры Романовых. 1915–1916 гг. М.; Л., 1925. Т. IV; Платонов О.А. Николай Второй в секретной переписке. М., 2005. С. 388–389.)
По воспоминаниям жандармского генерал-майора А.И. Спиридовича о проведенном военном смотре на фронте читаем: «На ночлег императорский поезд был отведен на станцию Сиротино, а утром 30 января в 10 часов Государь прибыл на станцию Дрисса. Это уже был район Северо-Западного фронта генерала Эверта. Встречали Эверт, командующий армией генерал Литвинов, генерал Орановский. На смотр были собраны две кавалерийские и Сибирская казачья дивизии. Вид людей, состояние лошадей были отличными. Нельзя было не радоваться тому, как возродилась армия после осеннего надлома. После завтрака, к которому были приглашены начальствующие лица, императорский поезд вновь был отведен на ночевку на станцию Сиротино». (Спиридович А.И. Великая война и Февральская революция. Воспоминания. Минск, 2004. С. 267.)
В дневнике штабс-капитана Царской Ставки М.К. Лемке от 30 января 1916 г. содержится весьма любопытная и много говорящая запись: «Сейчас пришла телеграмма царю от Александры Федоровны из Царского Села: “Крепко благодарю за известие, Татьяна страшно счастлива за полк, тут все то же самое, скучно; нежно целуем, храни Бог, Аликс”. Это – всегдашняя ее подпись; Николай подписывает свои к ней телеграммы “Ники”. Обычно они переписываются по телеграфу на английском языке; приведенная же депеша дана по-русски, потому что не знали, не придется ли принять ее на какой-нибудь маленькой станции, где телеграфист мог и не знать твердо латинского алфавита». (Лемке М.К. 250 дней в Царской Ставке 1916. Минск, 2003. С. 224). Таким образом, как мы видим, тайна личной переписки царской четы систематически нарушалась.
В последний день смотра военных частей император Николай II записал в дневнике:
«31-го января. Воскресенье
В 11 час. прибыл на ст. Борковичи, где ожидали: Эверт, Литвинов и поч[етный] кар[аул] от 13-го драг[унского] Военного Ордена полка. Смотр был рядом с деревней. На нем участвовали: 6-я и 13-я кавал. дивизии и 11-я самокатная рота и еще 6-й и 12-й конно-артиллерийские дивизионы. Все представились во всех отношениях отлично – душа радовалась такому состоянию столь много поработавшей конницы и через 17 месяцев войны! Накормил всех начальников завтраком; простился с ними и уехал в 3 часа. Занимался бумагами и читал “Le mystere de la chambrejaune”. Поиграл в кости. В 11 ч. прибыл в Могилев и погулял по платформе»[143].
Жандармский генерал-майор А.И. Спиридович делился воспоминаниями о завершении поездки императора по фронтам и проведении военных смотров: «31 января в 11 часов утра Государь прибыл на станцию Берковичи Риго-Орловской железной дороги. Приняв хлеб-соль от крестьян, Государь отправился на третий смотр кавалерии, двух кавалерийских дивизий, который показал кавалерию в таком же блестящем виде, как и два прошлых смотра. За завтраком, к которому также были приглашены начальствующие лица, Его Величество высказал о виденной им за три дня кавалерии такое мнение: “Я в Красном Селе не видел конницы в таком отличном состоянии, в таком порядке, с таким составом лошадей и с такими офицерами и людьми. Она сослужит нам службу”.
В 2 часа Государь отбыл в Ставку, куда приехал в 11 вечера. Ночевать остались в поезде». (Спиридович А.И. Великая война и Февральская революция. Воспоминания. Минск, 2004. С. 267.)
Государыня 1 февраля 1916 г. в очередном письме к супругу сообщала о беседе с графом Ольденбургским и все обостряющемся продовольственном вопросе в Петрограде: «Алек не сообщил мне ничего особенного, только он, кажется, недоволен ранеными офицерами, – те из них, которые отсылаются на юг (московской комиссией), торчат здесь по два месяца и не уезжают. Этому беспорядку он пытается положить конец.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
