«Слова не мальчика, но мужа, — подумал про себя князь, — не по годам смышлен Исаак», — и уже вслух добавил: — А что тут думать, я согласен, не сомневайся, буду служить тебе верой и правдой, такова моя доля.
— Какова твоя доля? — не расслышав князя, встрепенулся Исаак, для еврея это самая неприятная тема. — Знай, ежели сбережешь промысел от ворога, то десятины не пожалею.
На том и порешили.
3
В Мангазее, на воеводстве, сидит ныне князь Мосальский-Рубец. Человек недобрый. Дурная о нем идет слава. Жесток с людишками, и на руку нечист. Немало заморил он в темнице инородцев, без подарков не подходи, за что от народа получил прозвище Окаянного, и умер впоследствии от какой-то странной скоротечной болезни. А сейчас у него всюду снуют соглядатаи. Любимое занятие воеводы — слушать от них доносы. Многие этим пользуются, и ложатся под плети невинные головы, а затем закованные в железо отправляются в Тобольск — стольный град Сибири. Если бы не царский указ, где право казни принадлежит только государю, многим не сберечь лихой головы. Вот и сейчас, сидя у себя в хоромах, выслушивает доклады своих людишек. Пока ничего интересного. Кто прибыл, кто убыл, кто хорошо из купцов мен провел, кто хуже, кто подрался, кто поругался. Вдруг он услышал интересное.
— Исаак Ревякин, говоришь! Это тот молодой жид, что пищали у меня купил?
— Тот самый! — закивал головой служка.
— А что за князь, откель он взялся? — почуял свой интерес воевода.
— Так в том-то все и дело! — служка понизил голос до шепота. — С виду человек гулящий, голь перекатная. Две седмицы назад на плоту из тайги в Мангазею сплавился. Никто особо внимания на него не обратил. А тут, дня три назад, меняле Абраму, что рядом с Соборной площадью лавку держит, этот мужик браслетик продал из чистого злата.
Князь Мосальский-Рубец по прозвищу Окаянный даже поперхнулся чаем от неожиданности. Дело принимало серьезный оборот.
«Этот гулящий не иначе воровство учинил, а может, и душегубство», — подумал князь.
— Но самое удивительное в этом деле то, — продолжал служка, — что Ревякин — давний знакомый этого мужика и при встрече величал его князем!
— Ты вот что, — у князя Окаянного заблестели глаза и от возбуждения задрожал голос, — расспроси ревякинских людишек, тех, что из Верхотурья с ним пришли, что за князь такой?
Воевода помолчал немного, вспоминая, и добавил:
— Сыщи купчишку Петьку Ушакова и передай, что я к себе его требую. Как помню, они на одном струге с этим жидом в Мангазею пришли. Все выполняй, да прояви усердие в этом деле.
Уже вечером служка докладывал результаты сыска. Они изрядно расстроили воеводу, даже колики в животе появились. Выходило так, что людишки ничего про князя не ведают, а купчишка, как на грех, в Туруханске по торговым делам и будет через месяц, не раньше. Схватить бы князя да в кандалы до окончания сыска, но причин мало, не выдаст Ревякин просто так своего дружку. Ничего, у Мангазейского воеводы руки длинные и глаза по всему Енисею, если что, там достанет.
4
Исаак Ревякин последние дни в Мангазее сильно нервничал, он уже пожалел, что сделал князю предложение. Когда ему донесли, что воевода проявил сильный интерес к личности Василия, он просто испугался. У него даже возникла мысль отдать князя воеводе, но было уже поздно. Отход на Енисей назначен на следующий день, а за задержку отец шкуру спустит. Тем более вспомнилась любимая поговорка отца, что лошадей на переправе не меняют.
— Авось пронесет, — решил он, — пускай службу правит. Посоветуюсь с отцом и решим, как дальше быть.
Ревякинская ватага пошла на речных лодках. Новые хорошо просмоленные дощаники будут сподручнее на промысле, к тому же сильно тяжел и продолжителен волок на речку Турухан. Василий с облегчением вздохнул, когда их флотилия отвалила от Мангазейского причала.
Исаак тоже ликовал, забыв о своих тревогах. Это было первое его солидное предприятие. Как известно, у евреев род ведется по материнской линии, но женщины его рода по неизвестным нам причинам предпочитали русских мужиков. В его жилах текла кровь поморов, новгородцев, устюжан. А его отец Никита Ревякин, промысловый человек из Нижнего Новгорода, настоял даже на крещении Исаака. После крещения он получил имя Иван. Но матушка продолжала его звать по-старому, а отец годами пропадал на промыслах и потому смирился. Так и остался Исаак Исааком. Прилежности в вере он, конечно, не имел. Но это были последние отголоски еврейской национальности. Его дети, впоследствии известные сибирские промышленники, вовсе обрусели, и лишь изредка кто-нибудь из потомков нет-нет да уродится чернявым да кучерявым на удивление своих родителей и соседей.
Начало пути всегда волнительно. Пока сборы и вся суета, связанная с ними, будущее предприятие — событие отдаленное. Но когда волны ударили о борт лодок, оно становится реальностью. Волнение, легкое щекотание в груди, щемящее чувство неизвестности.
Вот и волок. Он сплошь завален бревнами. По ним, как по каткам, тащат суда. Удача улыбнулась. Самоеды на оленях предложили перевезти груз. Это большое подспорье. Пустые лодки куда проще тащить через волок. Вот только ухо держи востро. Самоядь с поклажей враз может уйти в тундру, ищи потом ветра в поле. Василий отрядил в охрану двух человек, отобрал силком оружие у самоедов и для большей страсти взял аманатами их женщин, привязав к лодкам.
Накинули мужики лямки на грудь, напряглись и потащили лодки по волоку. Не хуже ломовых лошадей тянут, потом обливаются. Работают все. Василий Плахин и Исаак Ревякин тоже тянут свою лямку. Бревна на волоке смазывали черной земной кровью. В приобской землице встречаются целые озера. Страшное дело, если займется такое озеро огнем. Пропитались бревна земной кровью. Скользит по ней днище лодки, намного облегчая промысловикам труд. Длинны версты туруханского волока, но худа без добра не бывает. Нет-нет озерцо попадется или болотина, тогда есть возможность и дух перевести. Как ни крути, а на веслах много легче, чем тянуть лямку.
Хоть и труден путь через волок, настроение у мужиков хорошее. Впереди верховье реки Турухан. С каждой верстой она все ближе. А потом вниз, по течению реки, поплывут промысловики, отдыхая в полную меру, залечивая ссадины и кровяные мозоли.
5
Август 1611 года. Зимовье у Николы Чудотворца, или Туруханское.
Историческая справка. Туруханск как острог был основан в 1609 году. По повелению первых мангазейских воевод: князей Мирона Шаховского и Кольцова-Масальского, сюда пришли служилые для объясачивания местного населения и промысловый люд со своими ватагами покрученников. Поморские промышленные тоже не заставили себя долго ждать. Проведав морской путь, стали на своих кочах заходить в устье Енисея и подниматься вплоть до устья Ангары.
