Вообще этот конфликт можно описывать очень долго и детально, доискиваясь до его первопричин, анализируя отдельные слова и фразы. Конечно, у любого конфликта должна быть конкретная причина. Но главное здесь состоит не в какой-то одной причине, а в самой неизбежности столкновения этих двух ярких и незаурядных характеров. Рано или поздно конфликт должен был произойти. Гораздо интереснее другое – то, что связь Камиллы и Родена, этих двух людей столь бурного и столь несхожего темперамента, продлилась так долго. Около пятнадцати лет. Даже в масштабе человеческой жизни срок немалый…
Краткий анализ их отношений дает нам Рэн-Мари Пари:
«Какой итог можно подвести отношениям этой пары, если опираться лишь на скудные документы и отказаться от соблазна что-то домыслить и дать волю воображению – то есть не впутывать в дело свои фантазии, не имеющие ничего общего с исторической истиной?
Вывод первый: на сегодняшний день у нас нет доказательств, что Камилла питала к своему учителю то, что называют страстью. Ни одного пылкого, восторженного письма, ни одного свидетельства, что она вела себя словно околдованная, да и позднее она не выглядела оглушенной или потерянной, что можно было бы считать проявлением сердечной муки, глубокого чувства. Напротив, все наводит на мысль, что в привязанности Камиллы, вопреки ее пылкому темпераменту, было нечто рассудочное и рассчитанное, что свою роль сыграли соображения честолюбия. Нет сведений и о том, чтобы этот пылкий темперамент нашел для себя иной выход.
Бытовая и общественная ситуации тоже не благоприятствовали тому, чтобы роман их был полнокровным и длительным. Камилла жила наполовину в семье и обманывала родных. В те времена считалось немыслимым, чтобы девушка из буржуазной семьи стала признанной содержанкой сорокалетнего «развратника». Это называли распутством, и, судя по письмам, которые много позже мадам Клодель-мать писала своей душевнобольной дочери, Камилла долго маскировала свое «падение» искусно выстроенной системой лицемерия: не она ли принимает в доме у собственных родителей в Вильнёве месье Родена с супругой – Розой Бёре. И Роза пребывает в не меньшем неведении, чем Клодели, относительно греховной идиллии учителя и ученицы […]
Вывод второй: отношениям Камиллы и Родена недоставало простоты и равенства, того, что служит основой глубокой и прочной привязанности между людьми незаурядными. Камилла называла Родена «месье Роден», равно как и Роден свою ученицу – «мадемуазель Камилла»: признак своего рода кастовой границы. Они не жили по-настоящему вместе, довольствуясь тайной связью. Немногочисленные письма Камиллы к любовнику, которыми мы располагаем, свидетельствуют более о кокетстве, чем об истинном чувстве […] Чувству Камиллы – во всяком случае, многое на это указывает – недостает безрассудства, ослепленности. Совершенно очевидно: Камилла с самого начала ясно видела все слабости Родена. Ее рисунки-шаржи, дошедшие до нас, беспощадны; между тем они сделаны до разрыва, до того, как она почувствовала презрение к нему, что можно считать первым шагом к ненависти».
...
«Поиском любви, ее слов и жестов – всего, чего ей так не хватало в жизни, – стало для Камиллы искусство; для нее действовать – значит ваять, ваять, чтобы жить, чтобы обрести себя и найти общий язык с другими. И вся ее юность, богатая свершениями, являла собой еще и борьбу между волей и тем, что досталось ей в наследство».
(Опубл. в журн.: «Иностранная литература», 1998, № 10, раздел документальной прозы, статья РЕЙН-МАРИ ПАРИ «Камилла Клодель» (пер. с франц. Натальи Шаховской)
Анализ внучатой племянницы Камиллы Клодель очень спорен и субъективен, и мы привели его лишь для того, чтобы показать, как несправедлива может быть одна женщина к другой. Ну что, например, такого в обращении «месье Роден» и «мадемуазель Камилла»? Многие люди, даже много лет живущие в счастливом браке, обращаются друг к другу по фамилии – это стало чуть ли ни модным.
* * *
«Роден, – утверждает Рэн-Мари Пари, – питал к своей ученице сильнейшую привязанность». Переписка его с Джесси Липскомб (подругой Камиллы, с которой они вместе снимали мастерскую) в этом смысле весьма показательна, хотя использовать ее трудно: письма не всегда четко датированы, некоторые утеряны, многие места неразборчивы.
Из этих писем действительно видно, что Роден был обеспокоен душевным состоянием Камиллы.
Например, в 1886 году он писал Джесси:
«От моей милой англичанки нет никаких известий […] Пришлите мне ваши фотографии. Обращаюсь с этой просьбой к вашей несравненной доброте, пусть мадемуазель Камилла и вы будете рядом, и в то же время пусть ваши прелестные индивидуальности сохранятся во всей своей цельности […] Постарайтесь, чтобы ваша подруга не была такой ленивой».
* * *
А еще Рэн-Мари Пари пишет:
«Даже не очень любя такое трудное для восприятия искусство, как скульптура, нельзя избежать сопоставления работ Камиллы с заслонившим их творчеством Родена».
Очень верное утверждение. Тем более что ни для кого уже не секрет, что Камилла «приложила руку» ко многим произведениям Родена. Разглядывая «Врата ада», любой специалист по творчеству Камиллы Клодель легко узнает ее работу: где руку, где ногу, где торс. Это и неудивительно при той родственности стиля, что существовала между ними на протяжении нескольких лет. Но даже если не опускаться до подобных мелочных подсчетов, одна работа Камиллы не может не вызвать недоуменных вопросов. Это «Девушка со снопом» 1890 года.
«Девушка со снопом» – настоящая сестра-близнец созданной примерно в то же время «Галатеи» Родена. Те же сжатые колени, та же правая рука на плече, тот же наклон головы, та же челка, закрывающая лоб. А между тем, почти натуралистическая простота этой девичьей фигуры как нельзя более клоделевская, в ней нет и следа присущей Родену напряженности. К тому же известно, что сам Роден не любил работать в мраморе, тогда как Камилла была в этом превосходным мастером: так кто же вдохновитель и исполнитель роденовской «Галатеи»? Вопрос, как говорится, риторический.
Во все тех же «Вратах ада» один из персонажей группы «Скупость и роскошь» являет собой точную копию «Этюда мужской головы» Камиллы, а одна из фигур, бронзовый эскиз которой выставлен в музее Родена под названием «Крик», кажется вышедшей прямо из рук Камиллы. И перечень подобных заимствований, указывающих на то, что учитель использовал ученицу, можно продолжать и продолжать.
Грань, за которой помощь в работе превращается в нечто совсем иное, тонка. Очень часто «помогающего» становится трудно отличить от «делающего всю работу». Можно только догадываться, что испытывала Камилла, видя, как ее идеи плавно трансформируются в Великие Творения Родена. Наверняка мысль о том, что без нее он этого не добился бы, уже не раз приходила ей в голову. И ей нужна была за это хотя бы его благодарность. А может быть, и благодарности (ее она так особо и не дождалась) ей уже было бы мало? Не мечтала ли она о равных с Роденом лаврах?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
