Едва разделались с этой глупой историей, как полиция раскрыла другой заговор. На этот раз речь идет не об Иване VI, а о Григории Орлове. Когда в армии стали распространяться слухи о возможной женитьбе царицы и ее фаворита, молодой офицер из аристократов по фамилии Хитрово собрал вокруг себя нескольких друзей, чтобы убить братьев Орловых и тем положить конец их амбициозным планам. В Москве происходят волнения. Кто-то средь бела дня срывает портрет императрицы, висевший на триумфальной арке. Среди заговорщиков оказались и те, кто помогал Екатерине совершить переворот. Вчерашние друзья, самые надежные союзники! На допросе Хитрово отвечает, что, узнав о готовящемся браке, счел его оскорбительным для империи и, чтобы спасти Ее величество от нее самой, он и решил уничтожить Григория и Алексея Орловых. И на этот раз Екатерина повелевает замять дело. Хитрово просто высылают в его имение в Орловской губернии. А на улицах Москвы, под бой барабанов, зачитывают указ, запрещающий жителям «заниматься не своим делом».
Почти в то же время Екатерине приходится преодолевать недовольство духовенства. Восходя на престол, она хотела завоевать расположение Церкви и приостановила секуляризацию ее имущества, провозглашенную Петром III. Но зимой 1762/63 года царица узнает, что монастырские крепостные отказываются возвращаться под иго жестоких и безжалостных хозяев. Чтобы избежать громких бунтов, а заодно и для пополнения казны она отменяет свое обещание и окончательно передает Коллегии экономии церковные имения.
Хотя и обиженные, большинство церковников склоняют голову. Но архиепископ Ростовский Арсений Мацеевич яростно встает на защиту священных прав Церкви. Он предает анафеме «тех, кто поднимает руку на храмы и святые места, кто хочет присвоить себе добро, доставшееся Церкви от божьих людей и праведных монархов». Это уже прямо в адрес Екатерины. Когда она узнает, что он призывает народ к бунту против «иностранки» и напоминает о «святом великомученике» Иване VI, она велит его арестовать и привезти в Москву. Это – смелый шаг, ведь архиепископ – высокая должность в империи. На первой встрече с императрицей, окруженной сторонниками Григорием Орловым, генеральным прокурором Глебовым и начальником полиции Шешковским, Арсений обрушил на нее поток библейских проклятий. Говорят, что речь его была такой злобной, что Екатерина заткнула себе уши, чтобы не слышать. Испуганные судьи не осмелились осудить этого чернобородого прорицателя с пылающим взором.
По-видимому, они побоялись, что Бог не простит им сурового приговора для своего красноречивого служителя, поэтому они просят Бестужева заступиться перед Ее величеством и склонить ее к снисходительности. Но она возражает. Уступить сегодня – значит признать, что императрица, являющаяся мирской главой православной церкви, подчиняется одному из ее служителей. А когда Бестужев настаивает, она отвечает: «К черту! Вы устали! Ступайте в постель и выспитесь!» Твердость государыни подействовала, и Синод выдал архиепископа гражданскому суду. Арсения Мацеевича приговорили к лишению сана и ссылке в отдаленный монастырь, где он должен, как особо подчеркнуто в постановлении суда, выполнять только черную работу, носить воду и заготовлять дрова.[71]
А императрицу эти первые стычки только закалили. Чем больше ей возражают, тем больше она утверждается в своей правоте. Как если бы она черпала свою легитимность в преодолении препятствий. Изо дня в день упрочивает она свои корни в земле русской. С этих пор она выработала свой стиль правления: смесь очарования и твердости, щедрости и настороженности. «Забавно наблюдать, – пишет барон де Бретель 9 января 1763 года, – как в дни приемов императрица старается понравиться всем своим верноподданным, как свободно многие обращаются к ней, назойливо надоедая своими разговорами, делами и идеями. Я знаю нрав этой правительницы и, когда вижу, как мягко и грациозно она выносит все это, могу представить себе, чего это ей стоит, насколько она считает себя обязанной выдерживать все это». Через месяц он запишет: «Она (Екатерина) говорила мне, что с тех пор, как ступила на землю России, она занималась только одним: готовилась стать единоличной правительницей… И притом призналась, что она несчастлива, что ей приходится руководить людьми, удовлетворить которых невозможно, что она очень старается сделать подданных счастливыми, но чувствует, что им понадобятся годы, чтобы привыкнуть к ней… Никогда нигде придворных не разделяло столько противоречий». А вот запись от 19 марта: «Страх императрицы потерять то, что она осмелилась захватить, настолько явен в ее повседневном поведении, что любой высокопоставленный сановник чувствует себя сильнее ее. Высокомерие и надменность проявляются ею только внешне».
Со временем Екатерина слегка располнела. Ростом она ниже среднего, но постановка головы так горделива, что некоторые находят ее высокой.
Вот как описал ее англичанин Ричардсон:
«Императрица Российская ростом выше среднего (?), сложения пропорционального и грациозного, со склонностью к полноте. У нее красивый цвет лица, и все же она добавляет румян, как все женщины этой страны. Красиво очерченный рот, прекрасные зубы; голубые глаза, внимательный взгляд… Черты лица в основном правильные и приятные. В целом облик не то чтобы мужественный, это было бы оскорбительно, но и не очень женственный, не сказать это было бы несправедливо».[72]
А вот как описывает Екатерину ее секретарь француз Фавье: «Нельзя сказать, что она – красавица, фигура ее стройна и тонка, хотя и не гибкая, осанка благородная, походка не очень грациозная и несколько искусственная, грудь узкая, лицо удлиненное, особенно подбородок, на устах постоянная улыбка, рот несколько заглублен, нос слегка с горбинкой, глаза небольшие… она миловидна, но страсти не вызывает».[73]
Екатерина не самая красивая женщина двора, но намного выше всех по уровню культуры и умению вести беседу. Новый посол Англии лорд Букингем утверждает, что пропасть отделяет ее от всех ее соотечественников в том, что касается богатства ума. «Как подсказывают все мои наблюдения, – пишет он в донесении правительству, – по разнообразию талантов, по образованности и по прилежанию в труде императрица намного превосходит всех в этой стране».
Когда Екатерина отрывается от своих бумаг, лучший отдых для нее – общение с выдающимися иностранцами. Она понимает, что должна подыскивать себе пропагандистов в кругах европейских интеллектуалов, если хочет, чтобы слава о ней перешагнула границы России. Так, через девять дней после переворота она приглашает Дидро в Санкт-Петербург, чтобы он мог продолжить здесь печатание «Энциклопедии», издание которой незадолго перед этим было запрещено во Франции, после того как семь первых томов были опубликованы и имели успех. Несмотря на настойчивость посла России Голицына и графа Шувалова, Дидро отказывается под тем предлогом, что следующие тома могут быть выпущены в Нешателе (Швейцария). На самом же деле он просто не хотел оказаться в зависимости, и личной и творческой, от капризов царицы, только что взошедшей на престол, да еще и при подозрительных обстоятельствах. Д'Аламбер также учтиво отклонил предложение Екатерины приехать в Россию для продолжения своих трудов над «Энциклопедией» и обучения великого князя Павла наукам, литературе и философии, за что императрица предлагала ему жалованье в сто тысяч рублей, дворец и титул посла. В письме Вольтеру он признался в истинной причине отказа. Намекая на манифест о смерти Петра III от геморроидального приступа, он пишет: «Я слишком страдаю от геморроя, а он чересчур тяжело протекает в этой стране (России), и я предпочитаю, чтобы зад мой болел, но был в безопасности».