С такой печальной подсветкой небес можно было ожидать унылой пустынности, но нет, градус настроения первомайцев упорно полз вверх — все жили кануном. Прохожие торопливо таскали елочки, обвязанные шпагатом, затаривались шампанским и мандаринами, а молоденькие продавщицы будто позировали между витрин, разрисовывая стекла красноносыми Дедами-Морозами, да елочными игрушками, свисающими с колючих веток.
Вот целая «Татра» проехала с новогодними деревцами, аккуратно выложенными в кузове — ходкий товар у перепада лет…
Хлопнула дверь, и я оттолкнулся от подоконника — мама обещала принести полную сумку мандарин. Урождались эти оранжевые мячики как раз под Новый год…
Пришла Рита, улыбнувшись мне как-то косовато. Я помог снять беличий полушубочек, и девушка зябко потерла ладони.
— Замерзла! — воскликнула она нарочито веселым голосом, и шаловливо прижала руки к моей груди. — Ух! Ты, как печка! Я погреюсь, ладно?
— Грейся, — улыбнулся я, прикрывая пальцами ее ладоши.
В лице Сулимы что-то неуловимо дрогнуло, и она неловко высвободила руки.
— Я поняла, почему ты такой… молчаливый, — Рита опустила ресницы. — Видела сегодня Ларису…
— Дворскую? — спокойно уточнил я.
— Ага… Она мне рассказала… — подружка замялась, в смятении сплетая и расплетая пальцы. — В общем… Ну… Ну, что у Инны появился другой!
— Я знаю, — мне было нетрудно говорить правду, которая из страхов, раздумий и переживаний соткалась в горестную быль.
— Знаешь? Что, Инка звонила?
— Нет. Я их видел, обоих. И Инну, и ее новое увлечение.
И без того большие Ритины глаза округлились в огромные.
— Они… целовались? — задохнулась девушка.
— Нет, — двинул я уголком рта. — Они раздевались. И очень увлеченно.
Сулима вспыхнула вся, даже шея зарозовела.
— Это… в Москве? — пролепетала она.
— На «Мосфильме», — кивнул я.
— Мишенька… — прошептала Рита жалостливо. — И что теперь делать?
— Ничего, — пожал я плечами. — Переживу как-нибудь.
Совершенно не думая ни о чем плотском, я привлек девушку к себе, и она послушно прижалась. Уютно уложив голову на мое плечо, Сулима всхлипнула.
— Чего ты? — мои пальцы ласково перебрали ее короткие пряди.
— Тебе же плохо… очень…
— Да все уже, — сказал я успокаивающе. — Переболел.
— Ой, кто-то идет! — испуганно пискнула Рита, отрываясь от меня. Едва она успела скрыться на кухне, как дверь рывком распахнулась, впуская маму с Настей, румяных и счастливых.
— Вон, сколько добыли! — воскликнула сестренка, затаскивая тяжелую сумку.
— Позвонили бы… — ляпнул я, и прикусил язык, ругая себя за анахронизм — до мобильников еще далеко.
— Да, это мы удачно зашли! — оживленно заговорила мама, стягивая пальто. — На работе давали по пять кило в руки, а тут еще в гастрономе выбросили! Разве удержишься? Рита дома? Рит! Угощайся! Каждому по две штуки! А то знаю я вас — слопаете за день!
Я честно раздал всем по паре крепеньких мандаринчиков.
— А покормить добытчиц? — невнятно осведомилась мама, уминая сочные дольки. — Фруктинками сыт не будешь!
— Суп с сайрой есть, котлетки вчерашние и сегодняшнее пюре, — перечислил я блюда в меню. — Что накладывать?
— Всего накладывай! — выпалила Настя. — И побольше!
Мама засмеялась и повлекла дочечку на кухню, по дороге притискивая Риту. Я двинулся в арьергарде, улыбаясь смутному будущему.
Чтобы дописать «домашку» и сложить все ученические причиндалы в сумку, мне хватило получаса. Рита с Настей все еще корпели над уроками, и я тихонько, чтобы не мешать, расселся на диване. Мы писали, мы писали, наши пальчики устали…
…Неделю потерял зря, весь мой график полетел. А все потому, что БЭСМ-6 — это монстр! Зато почтовый сервер поднят, и не важно, что домен прописан руками, не важно, что модемный пул всего из дюжины модемов… Важно, что это «чудище обло, озорно, стозевно» работает. Пользуйтесь, товарищи юзеры, не обляпайтесь! Письмо дойдет за минуту и не потеряется. А Револий Михайлович даже отрядил дежурных операторов. Все письма с пометкой «срочно» отслеживаются вручную и дублируются звонком адресату. Пока так. На месяц, два, три, как пойдет. Да и пригляд нужен.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Все сверстано на коленке! Ох, и намучился я с сохранением на носители… Архив на ленту девятидорожечного магнитофона ежедневно заносил, чтобы сообщения не терялись, но время, время! Водички из речки Хронос не хватает катастрофически!
Мои губы подернулись слабой улыбкой. А побочная проблемка таки вылезла! Пришлось писать программу почтового клиента. Всего-то суббота да две ночи, но я же не железный, как «хард». И ничто человечье мне не чуждо. А хочется мне…
«Так, стоп! — осадил я шалые мыслишки. — Только начнешь — и уже не остановишься! Маринка, ау-у, ты где? Расскажи, как справляешься со своими желаниями…»
— Включай, Мишечка, — сказала Рита, не поднимая головы, — нам телевизор не мешает.
— Угу… — рассеянно вторила Настя.
— Там все равно смотреть нечего, — пожал я плечами, вытягивая себя, как Мюнхгаузен, из сладкого болота мечтаний. — Кино только в семь двадцать.
Успев подумать, что смотреть хорошо снятые фильмы по сто раз не скучно, а «Здравствуйте, я ваша тетя!» именно таков — Калягин просто бесподобен, — я вздрогнул от короткого звонка в дверь.
«Инка?..»
За дверью стоял Николай Алексеевич. Помятый, усталый, кое-как справляющийся с нервами. Я сразу и обрадовался, и опечалился. Хорошо, что разобрались и отпустили, но он ведь дочку уведет…
Прижав палец к губам, я поманил Ритиного отца за собой. Дядя Коля сразу заулыбался, принимая правила игры. Мы зашли в зал.
Сулима взглянула на нас, но сразу не поверила, сорвавшись лишь на второй секунде.
— Папка! — взвизгнула девушка, роняя стул и бросаясь к Сулиме-старшему. Дочь с отцом облапили друг друга, и заревели. Солировала Рита.
— Я знала! Я знала, что ты не виноватый!
Мама вышла из кухни, она улыбалась и утирала слезы согнутым пальцем. Настя прибилась ко мне, шмыгая носом за компанию.
— Что, посадили директора? — зацвел я.
— Посадили! — рассмеялся Николай сквозь слезы. — Законопатили! Мне со «следаком» повезло, нормальным мужиком оказался. Из Москвы прислали разбираться, вот он шороху и навел. Ох, Лидия Васильевна! Спасибо вам огромное за Ритку! Миша, спасибо! — он приложил пятерню к сердцу, и посмотрел с улыбкой на зареванную Риту. — Ну, что, дочь моя? Пошли домой! — и обернулся к Гариным: — Вернули мне квартиру, так что…
— Да куда ж вы, голодные! — всполошилась мама. — Поешьте сначала!
— Спасибо, Лидия Васильевна, я в поезде поел. Вы уж простите, устал очень, а мне завтра на работу!
— Восстановили? — плеснула мама руками.
— Повысили! Теперь я — директор! Вот такие пирожки…
Ритка запищала, тиская родителя, и оба стали быстро собираться. Счастливая девушка засуетилась, забегала, собирая свое «приданое» и, всякий раз, пробегая мимо меня, чмокала то в губы, то в щечку. Ее папа не замечал вольностей, а моя мама их старательно не видела.
— А со Светланой как? — вырвалось у нее. — Ой… — родительница виновато прижала ладонь к губам.
— Не знаю… — Сулима-старший беспомощно развел руками и усмехнулся кривовато. — Деньги со сберкнижки она сняла и сразу подала на развод. Вот такие пирожки… Нет, я ее понимаю. Что за радость жить с уголовником? Но… А, ладно! Разберемся как — нибудь. Да, Ритка?
— Ага!
Дочь с отцом, обвешанные сумками и портфелями, ушли и хлопнувшая дверь отсекла чужое счастье.
— Вот такие пирожки… — пробормотал я.
Настя так и липла ко мне. Подошла мама и обняла нас обоих.
— Хорошо, что мы вместе, — выдохнула сестренка. — Правда, мам?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Вторник 30 декабря 1975 года, день
Московская область, госдача «Заречье-6»
— Машинка королевских кровей! — хохотнув, Брежнев похлопал по капоту любимый свой «Роллс-Ройс», словно породистого коня по холке.
— Ручная работа, — вежливо вставил Андропов.
