Упругий ветер из-за реки прилетел, подтолкнул Володю в спину: шагай домой. У ближней стены конюшни весело завизжали и притворно заохали две девчонки: ветер унес от них какие-то бумажки.
Володя усмехнулся. Девчонки еще маленькие. Лилька и Тамара. В школу не ходят, с куклами пока играют. Наверно, тоже обед готовят. С баночками возятся. Вон, даже печку устроили…
— Эй, вы что делаете?! Их как ветром унесло. А язык огня — бледный, почти невидимый на солнце — метнулся над травой, лег по ветру, коснулся стены конюшни…
Если бы хоть чуточку быть поближе: подскочить, ударить печку ногой, отбросить в сторону! Поздно. Стены с осени обложены для тепла сухим бракованным льном. Прошлогодний лен — как порох…
Только что, секунду назад, все было хорошо. Весенний день, близкое лето, мысли о каникулах. А теперь стремительно взметнулась беда — стеной огня, бесцветного, почти бездымного, но такого жгучего, что Володя отскочил на два шага и громко крикнул.
А кругом было солнечно и пусто: кричи не кричи… И тихо. Только лен шелестел в огне, и пламя нарастало со свистящим шумом. Ветер, который полминуты назад добродушно играл с Володей, гнал теперь огонь вдоль крыши и стен длинной конюшни. Дверь была уже за пламенем. А если бы чудом пробиться сквозь огонь, чем собьешь тяжелый замок?
У коновязи, ломая оглобли, вздыбились лошади. Еще немного, и огонь подойдет к тому концу.
Володя бросил сумку и, на ходу открывая ножик, бросился к лошадям.
Гнедая кобыла Ритка пятилась, дико мотая мордой и натягивала сыромятные вожжи, примотанные к жерди. Мягким, почти жестяным лезвием Володька ударил по ремню…
Это только в кино так бывает: ж-жик саблей по постромкам — и готово! А здесь на ремне даже зарубки не осталось. Володя повис на вожжах и начал кромсать, давить, царапать сыромятную кожу. И чуть не плакал ото беспомощности и досады: вот дурак, ведь вчера еще собирался наточить ножик!..
Дикая морда Ритки была у самого плеча, вожжи дергались. Потом вдруг лопнули, и Володю отбросило. Ритка, гремя телегой, поскакала от конюшни.
Володя забрался на жерди коновязи. Герой, такой знакомый, добрый, сейчас храпел и рвал упряжь.
— Герой, Геройчик, постой… Ну подожди, я сейчас…
Он опять резал тонким лезвием неподатливую кожу, а рядом с ним металась, рвалась то назад, то вперед оскаленная морда одичавшего от ужаса коня. И нож срывался. А ветер был уже горячим, и громкий шорох пылающего льна нарастал и нарастал…
Герой ускакал вслед за Риткой, и Володя ухватился за вожжи Вольницы…
Он резал и разматывал ремни, стараясь ни о чем не думать. Ни о ветре, ни о близком огне, ни о том, куда ускакали кони. Только торопил себя: скорее, скорее!..
Но об одном он не мог не думать. О двух жеребятах, которые метались в запертой конюшне и которым никто-никто не мог помочь. И может быть, эти мысли, а может быть, боль в измочаленных рукояткой ножа пальцах или злая досада, что может не успеть, выжали у Володьки слезы…
Он успел.
Он даже не помнил, какую лошадь освободил последней. Просто отшатнулся, чтобы не зашибло оглоблей, отскочил от коновязи. Огонь был уже близко. Володя отбежал на несколько шагов, чтобы уйти из потока горячего ветра. Оглянулся. Лошади не убежали. Они ходили неподалеку, словно не решались бросить Володю одного.
От деревни бежал к конюшне Володин знакомый, Алеша, он работал на электрической подстанции.
— Вовка! Сейчас провода замкнет! Давай скорее!
Алеша вскочил на телегу Гордого, схватил вожжи. Володя бросился к Герою. Гремя колесами, они понеслись к подстанции, нужно было отключить напряжение. Но помочь Алеше Володя уже не успел, подбегали взрослые…
Они вернулись к конюшне. Черная, с провалившейся крышей, она дымилась, но огня уже не было. Пожарники хлестали по обугленным стенам упругими водяными бичами.
Кто-то из мужчин отчаянным голосом повторял:
— Я же говорил — не курить у конюшни! Я же говорил!
— Да никто не курил. Это девчонки баловались, — устало сказал Володя. И вытер лицо пыльным обшлагом.
На обшлаге были хлопья сажи, и на лице остались темные полоски. Тогда все посмотрели на Володю, вдруг замолчали и стали медленно собираться вокруг.
С криком прибежала тетя Маруся, соседка. Ей кто-то сказал, что какой-то мальчишка крутился у лошадей во время пожара и, кажется, сгинул в огне. Господи, неужели ее Генька?!
— Генька в школе, — сказал Володя и вышел из расступившегося круга. Подошел к уцелевшей коновязи, вцепился в жердь.
Сзади оказался отец, торопливо взял за плечи:
— Сынок, ты что?
— Жеребята…
Он все реже вспоминал про пожар. Уже и лето почти прошло. И вдруг говорят: медаль.
Вручали в Острове, на пионерском митинге. Он сам еще и не пионер был, а ребят в красных галстуках собралось столько, что и на сто деревень хватило бы. Даже немного смешно вышло: какая-то бабушка думала, что космонавта встречают.
А Володька стоял и толком ничего сказать не мог, когда надели медаль и дали красную книжечку. Не потому, что боялся, а просто чего тут говорить? И только два вихра на темени торчали задорно и упрямо.
С этими вихрами просто беда. Когда собирался в Остров, мама пыталась их пригладить и причесать. А папка посмотрел, махнул рукой и сказал:
— А чеши не чеши, толку не будет. Раз уж такой уродился…
И заулыбался.
Непонятно — какой «такой»? Обыкновенный.
Автобус, качаясь, выполз из обступивших дорогу деревьев на заснеженный луг. На лугу — стога в блестящих снежных шапках. Похожи на головы витязей-великанов в русских шлемах. Как в сказке «Руслан и Людмила». За кромкой берез на том краю луга — старая колокольня от церкви, разбитой во время войны. И желтые пушистые облака, уже весенние.
Все знакомо. Своя земля.
Псковская древняя земля, север России. Многое видели эти места. Витязи Александра Невского шли здесь в поход на тевтонских захватчиков. Бродил по этим рощам Александр Сергеевич Пушкин, написавший про Руслана и Людмилу. Жила здесь вожатая Клава Назарова, Герой Советского Союза.
Живет здесь сейчас и мальчик Володя, которому повезло в жизни: многое успел сделать рано. Стал школьником, вступил в пионеры. Совершил первый в жизни смелый поступок. И пусть, Володя, этот первый смелый шаг не будет у тебя единственным. Шагай по своей земле широко и прямо. И будь всегда достоин земли, на которой растешь.
САМЫЙ МЛАДШИЙ
Севка сидит на подоконнике и смотрит, как на горячей от солнца крыше дерутся два воробья. Они дерутся давно, и смотреть надоело. Севке скучно.
Со второго этажа видна вся улица, обсаженная молодыми клёнами. Улица пуста, и со двора не слышно ребячьих голосов. Все, наверно, уехали на велосипедах в Верхний бор. Хорошо им…
Вы знаете, какое это счастье — мчаться на велосипеде? Попадётся лужа — брызги из-под колёс! Ветер в ушах свистит! А на лугах и в роще, где тропинки в ладонь шириной, головки цветов ударяют по спицам, и спицы звенят, как струны… Только у Севки ещё нет своего велосипеда. Мама считает, что новое пальто Севке нужнее. И спорить тут совершенно бесполезно.
Иногда ребята давали Севке прокатиться, а если ехали куда-нибудь всем звеном, Лёнька сажал его на багажник. Но так было раньше. А теперь ребята уехали без Севки. Ну и пусть!
Быть самым младшим среди ребят не очень-то весёлое дело. Если идёт футбольная встреча с командой соседней улицы, кого оставляют запасным? Севку. Думаете, интересно стоять позади ворот и бегать за мячами, которые пропустил длинный, как верста, вратарь Серёжка? А на реке? Все уплывают на ту сторону и ныряют с плотов, а ты сиди и карауль одежду…
Однако Севка всё это терпел, пока не узнал, что от него скрывают какую-то тайну. Пусть пловец и футболист он неважный. Чего вы хотите, если человеку нет ещё девяти лет? Но язык за зубами держать умеет. Недавно он два дня просидел дома взаперти, но так и не сказал, кто старался запустить из-за сарая жестяную космическую ракету с зарядом из спичечных головок.
А теперь оказывается, что ему не доверяют.
Вот как это случилось.
Все ребята с Севкиного двора собирали металлолом. Решили собрать больше, чем во дворе соседнего дома, хотя там всех мальчишек и девчонок было двенадцать, а здесь только семь, да и то с пятилетним Славкой. А какой от Славки толк? Нашёл где-то железный старый ключ, да и его потом потерял.
Собирать кончили к обеду. Получилась целая гора металла, потому что лёнькина бабушка отдала старую кровать без сетки, а Сергей и Татьяна нашли на чердаке помятый высокий умывальник.
Кучу решили караулить, пока не придёт машина. Дело в том, что ребята из соседнего дома лопались от зависти, и Лёнька видел, как Борька Табаков пытался утянуть из кучи медную ступку.
Часовым назначили, конечно, Севку. Но он не стал караулить во дворе. Кому же в голову придёт растаскивать металл, если во дворе ходит часовой? Севка поступил хитрее. Он смотрел во двор из кухонного окна. Но никто из соседских мальчишек не покушался на собранные сокровища.
