— Как вы, собственно, смеете приказывать мне? — сердито ответил Крин. — Я ведь больше не ваш должник: отметьте это! Если я и выполню ваше желание, то только такое, которое послужит на благо Милосердию и только тогда, когда вы объясните мне свои мотивы. В противном случае, я отклоню ваше предложение. Почему бы вам не сделать этого самому?
— Мой друг, — важно ответил Хэвиланд Таф. — Вы, собственно, отдаете себе отчет, сколько завтраков и кружек пива вы употребили на борту «Ковчега» с тех пор, как ваш счет был исчерпан? Вам ясно, сколько воздуха для дыхания потребовалось, сколько раз вы использовали устройство для отправления естественных надобностей? Что же касается меня, то я великолепно разбираюсь в этих вещах. Дальше, вы знаете о том, что цена за полет с Кътеддиона сюда обычно составляет четыреста стандартов? И кроме всех этих предоставленных вам бесплатно льгот, как мне кажется, я собираюсь дать вам еще и значительную сумму. Однако, до сих пор, вы должны с этим согласиться, я не обращал внимания на эти финансовые убытки, потому что я получаю выгоду от вашего присутствия здесь — правда, выгода эта относительно небольшая. Я боюсь, что вы вынудите мое снисхождение к вам рассматривать как ошибку и сделать поправку в моей бухгалтерии, чтобы можно было возместить все убытки.
— Вы можете не трудиться! Ваш блеф со мной больше не пройдет! — злобно возразил Крин. — Мы окончательно квиты! И, к слову сказать, тюрьма Кътеддиона далеко отсюда. Каждое требование ко мне на ваших абсурдных условиях, здесь, на Милосердии ничто, абсолютный ноль!
— Законы Кътеддиона ли или Милосердия мне совершенно безразличны кроме тех случаев, когда они служат моим интересам, — спокойно ответил Хэвиланд Таф. — У меня СВОЙ собственный закон, Джайм Крин, и если я решу до конца дней оставить вас своим рабом и слугой, мне не могут в этом помешать ни Рей Лайтор, ни Моисей, ни ваше собственное решение, — всегда он произносил эти слова спокойным, хладнокровным голосом, без малейших признаков внешнего проявления чувств, словно делал доклад.
Однако Джайм Крин внезапно почувствовал, как по его членам пробежал холодок и он сделал то, что ему поручал Таф.
Моисей был высокорослым, могучего сложения мужчиной, который очень тщательно заботился о своем теле. Но Таф рассказал Крину о его ежевечерних прогулках, так что тому легко было однажды вечером вместе с тремя другими мужчинами подстеречь его, спрятавшись в кустарнике на холме позади поселения и схватить. Одни из товарищей Крина предложил прикончить, предводителя альтруистов прямо на месте, но Крин воспротивился этому. Они втащили потерявшего сознание Моисея в «Гриф», потом Крин отпустил их всех.
Сразу же после этого он доставил Моисея на «Ковчег», повернулся и хотел уйти.
— Останьтесь, — сказал ему Хэвиланд Таф. В помещении, где они сейчас находились, Крин никогда еще не был, звучное помещение неопределенных размеров, стены и потолок которого, чистейшего белого цвета, сливались в куполообразный свод. Сам Таф сидел в центре помещения, а на коленях у него сидел Дакс, длинношерстный кот, с открытыми глазами и напрягшимся телом.
Моисей, полуочнувшись, спросил:
— Где я?
— Вы находитесь на борту государственного корабля «Ковчег», последнем исправном корабле, предназначенном для ведения биологической войны, принадлежавшем бывшему флоту Экологического Корпуса, находящемся в настоящее время под моим, Хэвиланда Тафа, командованием…
— Этот голос…? — Задумался Моисей.
— Я Господь, твой Бог… — произнес Таф.
— Верно, теперь я снова его узнал, — в бешенстве воскликнул Моисей и с трудом поднялся на ноги. Стоящий позади него Крин положил ему руки на плечи и грубым движением снова усадил его в кресло. Моисей возмущенно запротестовал, но больше не делал попыток подняться. — Вы были тем дьяволом, который развязал казни, голосом из огненного столба, тем, который преступно выдавал себя за Бога!
— Да, это так, — ответил Хэвиланд Таф. — Но если кто и является преступником, так это вы, Моисей. Вы были тем, кто выдал себя за пророка и симулировал сверхъестественные силы, которыми на самом деле вы не обладали! При помощи ваших дешевых трюков вам удалось успешно провести примитивную форму экологического похода. По сравнению с этим я ни в коем случае не мошенник, я — Господь Бог!
Моисей сплюнул.
— Вы человек с космического корабля со множеством механизмов. Вы великолепно разыграли казни, но сделать казни — это еще не значит быть БОГОМ!
— Вы сомневаетесь в том, что я могу реализовать остальные казни? — спросил Хэвиланд Таф. Его огромные руки скользнули по переключателям на пульте, в результате чего в помещении внезапно потемнело и одновременно с этим стены и куполообразные своды растаяли. Возникло своеобразное ощущение, словно они свободно парили снаружи, в открытом космосе и глядели оттуда на Милосердие. — Хорошенько присмотритесь, — сказал Таф. — Это вымышленная ситуация, созданная компьютером. Я твердо убежден в том, что вы найдете ее весьма поучительной.
— Хэвиланд Таф передвинул несколько рычажков и голографическое изображение, которое создавало у присутствующих впечатление, что они сами участвуют во всем происходящем, изменило свою перспективу. Они опустились вниз, повисли на большой высоте над поверхностью планеты, пронизывая облака, пока поле их зрения не очистилось полностью. Они скользили над находящимися под ними поселениями альтруистов в одно из них. Они прогуливались среди людей с унылыми лицами, которые раздраженно свозили разлагающиеся остатки погибших лягушек, которых было более чем достаточно, к ямам с горевшим в них костром. Они заглядывали в примитивные хижины, откуда на них глядели ослабевшие больные с лихорадочно блестевшими глазами. — Это произойдет сразу же после второй казни, — объяснил Хэвиланд Таф, — так это может происходить на Милосердии в настоящее время. — Его руки снова начали манипулировать какими-то рычажками и кнопками. — А теперь перейдем ко вшам, — сказал он.
И они на самом деле появились. Невообразимое множество везде и повсюду. Они появлялись одновременно, словно поднявшаяся пыль. Они падали на людей с печальными лицами, которые стояли и лежали, непрерывно расчесывая свое тело, совершая сумасшедшие телодвижения. Джайм Крин злорадно фыркал и хихикал, но внезапно осекся, когда понял, что произойдет дальше. Вши, казалось, были чем-то большим, чем просто вшами. Люди покрылись ярко-красной сыпью и иногда один из таких больных ворочался, мучимый непереносимым зудом лихорадочно пытался чесаться, чесался непрестанно, пока на теле не появились глубокие язвы, чесался, крича от боли, пока у него не слезли на руках ногти.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
